Кавалер умученных Жизелей (сборник) - Павел Козлофф

Гущин нашел в биографии Немченко эпизод, явно не в его пользу Он был под следствием, когда трое подростков, и он в том числе, забили пьяного до смерти. Евгению тогда было шестнадцать. А избиение было без повода. Так, молодежь веселилась. Одинокая жертва. Ни кола, ни двора. Ни того, кто мог его оплакать. А у мальчиков жизнь впереди. Ну, и убийство по неосторожности. Условный минимальный срок. И снятая судимость.

А в офисе сразу отыскался повод Немченко для устранения Ромина.

– Он разговаривал при мне с Максим Петровичем. Я слышу – тот орет, а Немченко меняется в лице, – вдруг вспомнила секретарь Ромина. – Это было тогда, когда супругу убили. А Немченко помощь предложил, с документами перед Новым годом разобраться. И, говорит, заверь мне право подписи. А тот кричит: «Уволю. Дай только мне до офиса добраться». Такой был разговор.

А Немченко был в Лондоне. И неизвестный пригнал тем утром в сервис лимузин. Появилась твердая гипотеза, без возможности проверок и доказательств. Но все сходилось. Это был предфинишный этап.

Анне Андреевне первой представили Разина. Приехали втроем – Марина, Тина и Олег. Обе девушки сразу прошли поближе к даме, и он стоял один напротив их. Тогда Тина сказала:

– Мамуля. Вот Олег.

Он стоял, и улыбался им по очереди. Сначала своим подружкам. А потом и Вербиной старшей. И она улыбнулась ему, потому что нельзя было не ответить на такую полную открытость и приветливость.

– Мы, мама, много лет назад встретились с ним на пляже. В тот вечер, когда в море упал самолет. Волны бились. Он сидел на гальке. Его родители погибли, – Тина взглянула на Олега, и продолжала, не сводя с мужчины глаз. – Я подошла и села рядом. С тех пор жизнь разводила нас, но он мне очень близкий человек.

– А я с ним познакомилась в Москве. И удивлялась – отчего с ним так легко? И продолжаю удивляться до сих пор.

– А я вас всех тогда увидел в Сочи. Но только с Тиной познакомился. Вас, Анна Андреевна, я очень знаю по рассказам. Буду рад личному знакомству, если вы не возражаете.

– Да какие возражения. Я столько думала о вас – зачем вы убили Елену? И, словно демон мести, прикончили Максима. Но вышло не так. Что же было, Олег?

– Насчет демона мести вы подметили точно. Я ненавидел Ромина, за то, что он Игоря предал. И все его деньги забрал.

– А Елена тут причем? Любовь?

– Нет. Но такую можно полюбить. Если бы я не любил другую.

Анна Андреевна смотрела озадачено. И пригласила всех к столу.

– Так у вас с ней был роман, и она вам стихи посвящала.

– На стихах ее заклинило. А какие там романы? Море, Италия. Ее томленье в одиночестве. Я ненавидел Ромина. Поэтому сошелся с ней.

– Так просто говорите, будто чая стакан выпили.

– Ну, хорошо. Я ее пожалел. Ей попался в мужья негодяй. В мире разные люди бывают.

Анна Андреевна сменила, аккуратно, тему. Но, все равно, как ни крутилась общая беседа, непринужденность в ней не состоялась. Когда Марина и Олег ушли, Анна, задумчиво, вернулась к «теме» Разина:

– Слушай, Тина, он как обиженный ребенок. И мысли у него простые, детские. Какое-то странное мышление. Мне показалось, будто он в другом пространстве для себя находится.

– В какие-то минуты он – ребенок. Ты, мамочка, его обезоружила. Он знает, что ты видишь всех насквозь. И совсем открылся. Вот ты и удивилась, что у могучего атлета такая детская душа. А и в писании сказано, что если не будете, как дети, то небесного царства не видать.

– Ничего себе дитя? Три женщины, три очень ярких женщины настолько любят, что он делает, что хочет. Я вижу – ты ведь тоже его любишь.

– Насчет Елены – она Олега ослепила. И покорила своей магией. Я сама никогда не забуду ее. И это не память, а преклоненье, или что-то в этом роде. В их встрече Елена Ниловна, как хозяйка Медной горы, а Олег – Данила мастер. Всех Катерин при ней забыл. Он, вообще, как третий брат Иванушка в сказаньях. Незадачливый, с какими-то мыслями странными. А в финале – победитель.

– Дурачок?

– Как хочешь, назови. Я знаю, что он умный.

– В наше время такая редкость.

– В наше время и не то бывает.

А у Гущина Разин был краток и строг. Так ему казалось.

– Мы случайно встретились в Венеции. Сошлись, как все у моря происходит. В Москву я приезжал из-за того, что столько есть предателей и трусов. Елена у моря клялась мне в любви. А в Москве удивилась, и я ей не нужен. Я просто думал, что Ромину досталась Афродита, а, оказалось, что она, как все. Я плюнул на порог. И все почти забыл.

– У вас какой-то поток сознания. Как вы уходили от Елены Гусевой?

– Она сказала: «Я провожать не буду». Я оделся и ушел. В лифт еще компания веселая ввалилась.

– Вы только раз с ней в Москве виделись?

– Я приходил до этого за день. Все так же было. А двадцать третьего я ей по мейлу написал, что вечером зайду.

– А с Роминым вы не встречались?

– С Максимом? Нет. Я видел только Петра Михалыча. Он, наверное, вам говорил.

– Никакой информации. Я ему сейчас позвоню.

Гущин связывался с Внуково. Разин терпеливо ждал.

– Все, спасибо, – Гущин закончил звонок. – Петр Михайлович сказал: «Да-да. Видались мимоходом».

– Ну, значит, так оно и есть. Источник верный.

– Вас только два обстоятельства выручают, которые обнаружили в ходе следствия. А то бы – из Нью-Йорка, и прямо в русскую тюрьму.

– Меня не надо выручать, я просто никого не трогал. И, вообще, убийства мне не по душе.

Виктор Васильич смотрел на Олега, и как-то, удивленно думал: «И Марину Вдовину, любовницу твою, мы можем только укорить, что водила нас за нос. Ну, что ж, герой-любовник. Иди, как говорят, и не греши».

У руководства Гущин доложил.

– Дело по убийству балерины Гусевой можно считать раскрытым. Оформлю и представлю. Ее убил муж, Максим Ромин. Из ревности – в тот вечер она принимала любовника. Убийство предумышленное – Ромин заранее продумал, как выйти сухим из воды. В тот день он в почте увидел, что любовник вечером придет. И ждал, пока тот из дома не вышел. Потом пробрался на чердак через соседний подъезд. Там в этот вечер никто не дежурил. Жильцы попроще, и дежурство не налажено. Спустился с крыши альпинистом на балкон. И убил свою жену. Но все бы это были только домыслы, если бы не следы крови на Роминской куртке. И цветок.

Шеф взглянул вопросительно.

– В прихожей убитой стояли зеленые цветы в вазе. Я посчитал, когда на смерть приехали. Их было восемь. «Что ж, – подумал я, – кто станет, как покойнику, дарить четное число?». Потом уже спросил у Разина, любовника. Тот девять подарил, как полагается. А одну хризантему нашли, когда крышу обследовали тщательно. Словно горный цветок эдельвейс она лежала на снегу, припорошенная, в загибе козырька. Этот Ромин от своей покойницы заразился тягой к театральным эффектам. Когда настала смерть, он и цветок, теперь лишний, забрал насовсем. Наверное, выпал, когда Максим Петрович вершину крыши покорял. Доклад о Гусевой был с мельчайшими подробностями. А о Максиме было мало что сказать.

– А самого его убил, почти на сто процентов, сотрудник фирмы «Макгор», которому Ромин дороги наверх не давал. Там много побуждений. И на машине след удара. Эксперты говорят, что явно кого-то сбили на огромной скорости. И отпечатков пальцев этого Немченко полно. Но это его «Субару». А в сервис пригонял какой-то неизвестный. И следов не оставил. Зима, конечно. Но зачем он вел в перчатках? Немченко и фирму ограбил. Сейчас в Лондоне. Надо просить выдачи. Поводов предостаточно.

Решили оформлять запрос. И Гущин вздохнул с облегченьем.

Москва неожиданно, за день, совсем изменила лицо. Какие-то ветры надули тепло. С утра начавшийся снегопад, к вечеру таял на уровне крыш и дождем уничтожал сугробы. Огромные пробки душили столицу. Марья Егоровна курила у окна и наблюдала два встречных, застывших потока машин в размытом свете фонарей.

– Какой знакомый поворот погоды. Нарочно для меня – пора домой, в Санкт-Петербург. Моя Балтийская зима меня зовет обратно.

– Ты помнишь, мама Аня рассказала? Как я только научилась говорить, каждый вечер, просила: «Бабучка! Посиди околдо меня!». Давай хоть просто «околдо» побудем. Еще немного. А уж потом – все в разные концы.

– Да, милая моя Валюша. Я только с тобой вспоминаю, что Мария Егоровна лишь часть моего существа. И, когда ты говоришь мне: «бабушка», это важней всех вместе взятых ученых советов.

– Мама где-то задержалась. Я соберу на стол, и подождем ее с ужином.

– Да. Расскажи мне, как с «наследством предка» дела обстоят? Все Аннушка тебя преемницей считает?

– Я больше так сильно маме не подыгрываю. И, думаю, она давно спокойна. Ведь, если «дар» не проявился на все сто, то что ж поделаешь. Я, в юности, старалась «соответствовать». И забивала голову эротикой. А мама думала: «А он и впрямь мой дед. По нашей ветви дарования ниспосланы. Матрена только танцевать умела. И то – не хорошо».