И одной любви достаточно (СИ) - Иван Цветков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, лапочка. А почему бред?
— Потому что величие определяется последствиями жизни данного человека. Насколько сильно он повлиял на жизни людей и на какое количество людей. Это во-первых. А во-вторых, величие определяется трудностью выполненной работы. Вот смотри, Пушкин велик?
— Да, конечно.
— Хорошо, я согласен. Но из-за чего он велик? Из-за своих стихотворений и произведений, из-за создания русского языка, каким мы его знаем сейчас. За создание литературного русского. Но что труднее, написать стихотворение или убить человека?
— Эм, я не знаю.
— Короче говоря, хоть я и не схожу с ума по Наполеону, как пару лет назад, но всё же считаю его пятым человеком в истории человечества.
— А кто выше него?
— Иисус, Моисей, пророк Мухаммед, Будда.
— О как. Хорошо.
— Так вот, читая Гитлера, я уверовал в его риторику. Он писал о том, что ему суждено спасти Германию от евреев и коммунистов. Что сама судьба, само Провидение ведёт его по этому пути. Я тоже в это поверил. Что мне судьбою определено стать великим. Однако всей этой уверенности суждено было разбиться. Но об этом позже. В конце 11 класса, когда мои глаза уже были плотно закрыты жаждой власти и славы, я влюбился. Да, я и до этого влюблялся. Но там я лишь совершал глупые поступки и всё. Например, прийти на концерт к девушке, подарить ей цветы, а спустя пару недель узнать, что она не хотела со мной общаться и я её раздражал. Что она рада, что я наконец заткнулся. В средней школе подкатывал ещё к одной. Звал на свидания, но всё без толку. Хотя нет, толк был. Полнейший игнор. Мы были в одном классе, но она не могла даже произнести моё имя. Напоминает «одного известного блогера», «немецкого пациента» и так далее. Меня не существовало для неё. На протяжении трёх лет. Ох, как я мог забыть самое главное? Однажды пришёл к ней домой и подарил цветы. Как я позже узнал, в квартире был будущий её муж. Но это всё неважно. В 11 классе я влюбился, как раньше не влюблялся. Именно тогда я начал писать стихотворения. Самые первые стихи посвящены ей. Как мне казалось, я тоже был ей симпатичен. Но это только казалось. И вот июнь. А в голове в это время вырисовывается идеальная картина будущего — у меня всё получается с этой девушкой, я успешно сдаю экзамены и поступаю в один из самых лучших вузов страны. Я был уверен в этом. Что сейчас я совершу прыжок и окажусь на самой вершине. Но реальность всегда разрушает надежды. Экзамены я сдал весьма успешно, но не для меня. Топовым вузам пришлось помахать ручкой. И с девушкой ничего не вышло. Она даже не приняла моё предложение о танце на выпускном. И тогда я понял, кто я. Ничтожество, возомнившее себя тем, кем оно никогда не было и не станет. «Летай иль ползай, конец один. Все в землю лягут, всё прахом станет». Это цитата Горького стала моим девизом на первом курсе.
— Вань, извини что перебью, но почему ты не называешь тех девушек по имени?
— Потому что они не сыграли в моей жизни важную роль. К тому же в моей жизни есть только ты. Только ты одна.
— А что с надеждой? Неужели реальность всегда разрушает надежды?
— Мои — да. Поэтому я и боюсь надеяться. Надеяться на наше будущее. Боюсь, но хочу.
— Вань, у нас всё получится. Мы со всем справимся, — сказала Маша, и поднявшись на цыпочки поцеловала меня в лоб. — А что с твоим увлечением нацизмом?
— Эту опухоль я удалил. Нацизм — идеология с лживой риторикой. Она находит тебя, когда ты слаб и предлагает простой способ стать сильным. Через агрессию, жестокость, презрение к другим людям. Но ты не становишься сильным. Ты всего лишь ещё дальше забуриваешься в свои проблемы. Это путь в никуда. Но я боюсь. Боюсь, что снова упаду в этот чан мизантропии. Стану вновь ненавидеть людей, желать перебить всех и так далее. Вернусь в это состояние, которое рвёт душу на части изнутри.
— Вань, пока я с тобой, этого точно не будет. А с тобой я буду всегда.
— Да, всегда… Знаешь, меня ведь трудно назвать хорошим человеком. И порой я задаюсь вопросом: за что мне такое счастье? Чем я заслужил тебя? Может я вообще тяну тебя на дно?
— Вань, ну хватит, что ты такое говоришь? Мы ведь уже с этим определились. Ты — хороший человек. Но да, ты тянешь меня. Но не на дно, а на самую вершину блаженства. И это чистая правда, — сказала Маша и поцеловала меня в щеку.
— Да, это правда. Мы любим друг друга. Мы счастливы. А это самое главное. Так что пора заканчивать с рассуждениями о нацизме и прочей ерунде. В конце концов, нацизм — язва. Но как тема, с которой можно посмеяться, мне нравится, — сказал я и улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. — И да, Маш, первый поцелуй в моей жизни был тогда, на новый год. С тобой.
— Ты ни разу до этого не целовался?
— Нет. Я же сказал, что я ничтожество. Вернее был им.
— Вань, прекрати так говорить, — строго сказала Маша. — Ты никогда не был ничтожеством. Тебе не везло, ты совершал ошибки, но ты не был ничтожеством. Да и как ты определяешь свою ничтожность? То, что у тебя не было девушки? Так зато теперь у тебя есть я! Неужели ожидания того не стоили?
— Шутишь? Любовь всей моей жизни. Это ты. И пусть провалятся к чёрту все те, кто меня отшивал. Ведь я сейчас здесь, с тобой, а большего мне и не надо.
— Ну вот, другое дело! А представь, если
