Четыре овцы у ручья - Алекс Тарн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А ведь она совершенно права, – подумал я тогда. – Мы пытаемся разглядеть свои цели в суматохе человеческого хаоса. Это как смотреть на лист бумаги, беспорядочно заполненный случайными буквами, и стараться выделить из этого месива осмысленный текст. Но если наложить на такой лист другой трафарет – что-то типа фильтра с прорезями в нужных местах – то будут видны только те буквы, из которых можно составить слова. Умная девочка Сигалит работает как раз на манер такого монитора. Отчего бы не создать компьютерную систему, реагирующую на такие вот «ненормальности», и посадить ее на весь видеопоток?»
Понятно, что нечего было и пытаться решить подобную задачу в одиночку, тем более за неделю. К счастью, к тому моменту в моем распоряжении уже было с полдюжины ребят, принятых в Шерут по образу и подобию кэптэна Клайва. Для начала требовалось сформулировать концепцию, набросать алгоритмы, разложить проект на составные части и распределить работу между людьми. Всевышний сотворил мир в течение семи дней; я вознамерился за то же время сотворить фильтр для Его Творения – всего лишь фильтр.
Неделю спустя я вышел из кабинета с первым наброском системы. Кэптэн Маэр выслушал и минуту-другую кряхтел, зажав между ладонями лысую голову. Потом спросил:
– Это вообще возможно?
– При двух условиях, – сказал я. – Во-первых, освободи меня и моих ребят от всех других заданий минимум на четыре месяца. Во-вторых, нужны новые компьютерные мощности. Те, что есть, не потянут.
Маэр пристукнул кулаком по столу.
– Знаешь что? – сказал он. – К директору пойдем вместе. Когда ты смотришь на начальство этим вот сумасшедшим взглядом, оно может поверить во что угодно. Даже в такую неимоверную фантастику…
Бета-версия самообучающейся программной системы была готова через полгода. Мы назвали ее по-простому: «Фильтр». Системе потребовалось еще два месяца, чтобы накопить достаточно материала, который позволял отличить ненормальное поведение от нормы. А затем перед нашими изумленными взорами предстала совершенно иная реальность. Конечно, далеко не всякий завсегдатай уличного кафе, часами взирающий на один и тот же газетный разворот, являлся при этом сигнальщиком боевой группы ХАМАС – как и молодой человек, разгуливающий под дождем в солнцезащитных очках. Странностями и нелогичными выходками отличаются отнюдь не только нелегалы. Но теперь благодаря «Фильтру» от операторов требовалось следить не за диким хаосом неупорядоченных кадров, как раньше, а всего лишь за десятком-другим подозрительных картинок – и нередко та или иная из них оказывалась попаданием в самое яблочко.
Мы набросили на Рамаллу густую мелкоячеистую сеть и день за днем просеивали улов. Каждое утро, глядя на карту территорий, мы видели, что на ней, как на плавающем в проявителе фотоснимке, проступают все новые и новые невидимые прежде люди, связи, дома, мечети, квартиры, склады, лавки, пещеры… Это был настоящий прорыв, переворот, революция. Даже кэптэн Маэр утратил свою обычную невозмутимость.
– Теперь главное – не торопиться, – твердил он, лихорадочно блестя глазами. – На этот раз мы свалим их одним ударом. Не волнуйся, парень, никто не уйдет. Слава богу, сейчас уже не те времена, когда на заход в Рамаллу требовалось разрешение американского дяди. Выжжем все гнезда одновременно. Сколько их уже выявлено? Семь? Восемь? Не беда – спецназовцев и бульдозеров хватит на всех. Если надо, призовем дивизию из запаса.
Семь… восемь… В итоге пришлось планировать операцию в двадцати трех местах одновременно. Но кэптэн Маэр не соврал: спецназовцев, техники и бригад оцепления действительно хватило на все змеиные норы. Меня же интересовали всего две из них: каменоломня к северу от Рамаллы и заброшенный постоялый двор турецких времен в юго-западном районе города. По некоторым данным, Джамиль Шхаде чаще всего использовал как раз эти убежища, хотя у меня и не было полной уверенности, что удастся застигнуть его врасплох именно там. При всей изощренности нашего «Фильтра» ему так ни разу и не удалось поймать на свои экраны даже тень от следа этого гения конспирации.
Больше всего на свете мне хотелось увидеть его труп, плюнуть в его мерзкую мертвую рожу. Но куда для этого отправиться, к какой группе присоединиться? Изрядно посомневавшись, я бросил монетку – выпал постоялый двор.
– Ладно, езжай туда, а я поеду в каменоломню, – сказал кэптэн Маэр. – Ты заслужил право выбора. Но только без глупостей, парень. Я буду очень рад, если он сдохнет – но не после того, как выйдет с поднятыми руками, задерет рубашку и спустит штаны – показать, что на нем нет пояса. Мы не убиваем пленных. Договорились?
– Договорились, – кивнул я.
Операцию планировали долго, зато теперь она шла гладенько, без происшествий. Ночная Рамалла, застигнутая врасплох мощью трех боевых бригад, не решилась оказать и минимального сопротивления. Армия без единого выстрела разделила город на сектора; даже кошка не смогла бы проскочить через эти границы незамеченной. Угрюмая ненависть смотрела сквозь щели ставень на наши джипы и бронетранспортеры; смотреть смотрела, но наружу не лезла. Всем было ясно, что на этот раз речь идет о чем-то серьезном, нешуточном.
Мой джип подъехал к постоялому двору, когда его уже надежно оцепили. Этот двухэтажный дом мало чем отличался от других зданий турецкого периода: толстые стены с узкими окнами-бойницами, плоская крыша, железная входная дверь. По словам сержанта из группы наблюдателей, внутри находились как минимум пятеро мужчин, один из них – Шейх.
– Уверен? – спросил я.
Сержант пожал плечами:
– Насколько можно быть уверенным. Не сто процентов, но похож. Видели только мельком.
Тем временем спецназ приступил к обычной процедуре осады, именуемой на армейском жаргоне «котел под давлением»: стрельба по стенам, включенные прожектора, великодушное предложение сдаться, угроза развалить или взорвать дом. На что боевики, как и ожидалось, открыли ответный огонь из автоматов по облакам – опять-таки, согласно обычной процедуре. Минут через десять в моем кармане проснулся телефон.
– В каменоломне его не было, – сказал кэптэн Маэр. – Семеро субчиков, сдались сразу, без трюков и штюков. Что у тебя?
– Наблюдатели говорят,
