Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953 - Марина Сванидзе

В сентябре 1945-го, после американской атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, Берия подготовит для Сталина письмо с анализом предложения Жолио о сотрудничестве: "Профессор Жолио и его сотрудники были бы полезны нам, если бы возможен был их переезд в СССР для постоянной или длительной работы в СССР. Однако выяснилось, что профессор Жолио предполагает сотрудничество в форме взаимных консультаций. Предлагаемая Жолио форма сотрудничества неприемлема ввиду секретности работ по урану".

Четыре десятилетия, вплоть до начала Второй мировой войны, в развитии ядерной физики главенствовал научный интерес. Политики не было.

Это направление в науке развивается на редкость быстро, можно сказать, оно модное и, главное, интернациональное. Движение, которое приведет к созданию атомной бомбы, представлено мировой космополитической компанией ученых: Беккерель, Мария и Пьер Кюри, Резерфорд и Содди, Чедвик, Кокрофт и Уолтон, Энрико Ферми, Ирэн и Фредерик Жолио-Кюри, Бор и Уилер, Дирак, Вайскопф.

В декабре 1938-го в этот ряд входят Отто Ган и Фриц Штрассман из берлинского Института кайзера Вильгельма. Еще до того, как опубликована их статья в номере "Ди Натурвиссенсшафтен" о результатах бомбардировки ядра урана нейтронами, Отто Ган сообщает об эксперименте в письме к своей сотруднице Лизе Мейтнер, которая бежала из Германии после принятия там антисемитских законов и живет в Швеции. Лиза Мейтнер показывает письмо своему племяннику, физику Отто Фришу, который приехал к ней на рождественские каникулы. Фриш тоже бежал от нацистов и теперь работал в институте Нильса Бора в Копенгагене. Они — то есть Отто Фриш со своей тетушкой — ходят на лыжах и бесконечно обсуждают проблему. Их вывод: "Распад ядра урана под действием нейтронов — новый тип ядерной реакции".

Они называют ее — деление. Фриш возвращается в Копенгаген и извещает обо всем Нильса Бора. Бор поражен настолько, что едва не опаздывает на пароход, отправляющийся в Швецию. Оттуда Бор должен ехать в Штаты, где собирается провести несколько месяцев в Институте прогрессивных исследований. Там работает Эйнштейн, бежавший из Германии. Великий Эйнштейн в Германии уже объявлен главарем "еврейской физики". Бор еще на пути в Штаты, когда Отто Фриш в Копенгагене повторяет опыты Гана и Штрассмана. Новость об открытии распространяется по миру. От Бора в Нью-Йорке об этом узнает Энрико Ферми. Итальянец Ферми работает в Штатах: у него жена еврейка, и он вынужден был уехать из фашистской Италии.

В лаборатории Ферми в тот же вечер проводят такой же эксперимент, что и Фриш в Копенгагене. Ферми с Бором выезжают в Вашингтон на конференцию по ядерной физике. Бор рассказывает о состоявшемся открытии. Ферми на глазах у изумленной аудитории высказывает предположение, что при расщеплении ядра урана испускаются нейтроны. И значит, возможна цепная реакция. Это конец января 1939-го. В марте 1939-го венгерский физик еврейского происхождения Лео Сциллард, эмигрировавший в США, ставит эксперимент и убеждается в правоте предположения Ферми. Независимо тот же эксперимент ставит группа Фредерика Жолио в Париже. Причем французы на 1939 год имеют все шансы первыми перейти к практическому использованию ядерной энергии. Фредерик Жолио получает финансирование своих исследований и после некоторых сомнений патентует свои работы. Один из пяти патентов — на конструкцию урановой бомбы. Даже обсуждается предложение о пробном взрыве в Сахаре. Германская оккупация Франции навсегда вычеркивает из истории вероятность французского атомного первенства.

Между тем именно Фредерику Жолио принадлежит особая роль в том, что Англия, Германия и США запускают свои атомные проекты. Фредерик Жолио в последний предвоенный год, когда война уже нависла над Европой, продолжает придерживаться железного правила своей знаменитой тещи, нобелевского лауреата Марии Кюри: "Информация о каждом научном открытии должна быть опубликована". Но в 1939-м уже другая эпоха. Каждая публикация — шаг к новому оружию. Американские физики-ядерщики и прежде всего Лео Сциллард уже отдают себе отчет во всей опасности этой темы. Опасность связана с вероятностью применения результатов их исследований в военной сфере. Причем применить их может гитлеровская Германия.

Сциллард просит Фредерика Жолио приостановить публичное оповещение о результатах исследований. Жолио не прислушивается 22 апреля 1939 года в журнале "Нэйчер" выходит его статья, в которой черным по белому написано, что цепная реакция возможна. На французскую статью реагируют англичане. Урановой проблемой в Англии начинает заниматься Комитет по научным изысканиям по противовоздушной обороне при Министерстве авиации. Вскоре создается Комитет Мод, который будет курировать непосредственно английский атомный проект.

Фредерик Жолио

В Германии проект исследований по делению ядер утверждается в сентябре 1939-го. Физический Институт кайзера Вильгельма переподчиняется военному министерству. Все публикации по проблеме запрещаются. В Штатах 2 августа 1939 года Альберт Эйнштейн по поручению своих коллег пишет письмо президенту Рузвельту, в котором предупреждает о том, что Германия начала движение к атомной бомбе. В октябре 1939-го в США создается Урановый комитет. Ведущие американские ученые и редакторы основных научных журналов принимают решение о добровольном прекращении публикаций о делении.

В Советском Союзе в это время физики открыто публикуют свои работы. Ни сами советские ученые, ни государство не чувствуют необходимости в каких-либо ограничениях.

В СССР не бегут физики из Германии. У нас нет тревоги по поводу того, что нацисты могут создать атомную бомбу. Мало того, заключение пакта Молотова-Риббентропа о дружбе с гитлеровской Германией делает разговор о немецкой бомбе вообще недопустимым, противоречащим государственной политике. Сталинская официальная дружба с Гитлером вносит в ядерную физику элемент беспечности. Она не позволяет вовремя мобилизовать ученых на решение прикладных задач, в то время как Англия и США уже отдают себе отчет в неотложности этих задач. Как следствие пакта Молотова-Риббентропа, начинается наше отставание в ядерной сфере. Кроме того, после заключения договора СССР с гитлеровской Германией западные физики прекращают обмен научной информацией с советскими коллегами в самой чувствительной области науки. Договор Сталина с Гитлером наносит удар по советской ядерной физике в тот самый момент, когда в мире эта наука делает огромный интернациональный антифашистский рывок. О бомбе в руках Гитлера Сталин не думает. Он заинтересуется бомбой, когда она появится у Соединенных Штатов.

О делении урана советские ученые узнают с некоторым опозданием. Большой террор 1937–1938 годов означал не только физическое уничтожение в том числе и людей советской науки. С началом волны массовых репрессий свернуты международные научные контакты. Специальные журналы поступают в СССР с опозданием на шесть-восемь недель. Когда информация о делении ядра наконец приходит, она вызывает у советских физиков огромное воодушевление. Они идут теми же путями, что и мировая наука. Бее в будущем знаменитые имена советского атомного проекта уже на поверхности. Курчатов с 1932 года возглавляет отдел ядерной физики в ленинградском физтехе у Иоффе. У Курчатова в отделе начальники лабораторий — Абрам Алиханов, Лев Арцимович, Дмитрий Скобельцын. Все трое — будущие академики. Сотрудник Курчатова Флеров и его коллега из Радиевого института Петржак в Москве на станции метро "Динамо" проводят эксперимент по спонтанному делению и первыми доказывают явление, предсказанное Бором и Уиллером. Из физтеха Иоффе выделяется Институт химфизики. Его возглавляет друг Петра Капицы Николай Семенов, будущий нобелевский лауреат. В этом институте — Харитон и Зельдович, будущие академики.

Слева направо: И. Курчатов, Д. Скобельцын, Л. Арцимович, А. Алиханов

Под влиянием работ Харитона и Зельдовича физики Маслов и Шпинель в октябре 1940 года подают в бюро изобретений Народного комиссариата обороны СССР секретную заявку на изобретение "Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества". В 1940 году заявка получает отрицательный отзыв.

Большинство советских ученых в это время к использованию ядерной энергии относятся скептически.

Как ни странно, куда более практично на эту проблему смотрят ученые старшего поколения.

12 июня 1940 года на имя заместителя председателя Совета народных комиссаров Булганина пишут письмо знаменитый русский ученый академик Вернадский, его друг директор ленинградского Радиевого института академик Хлопин и выдающийся минералог академик Ферсман. Все они принадлежат к русской дореволюционной академической науке. И именно они в 1940 году пишут в правительство: "Мы полагаем, что уже назрело время, чтобы правительство приняло ряд мер для технического использования атомной энергии, что обеспечило бы Советскому Союзу возможность не отстать от зарубежных стран. Важность вопроса об использовании атомной энергии вполне осознается за границей, и, по поступающим оттуда сведениям, в Соединенных Штатах Америки и Германии лихорадочно ведутся работы по этой проблеме и на них ассигнуются большие средства". Интересно, что именно послужило толчком к написанию письма. Эта ситуация как нельзя полно характеризует изоляцию, в которую загнана советская наука.