Повелитель Ночи - Саймон Спуриэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инквизитор уселся и закрутил головой в поисках Короны Нокс. Увидев обруч, уже покрывшийся инеем, он рванулся за ним, издав победный вопль и забыв о псайкере.
Девушка была готова. Она точно знала, что нужно делать.
Одно заключительное усилие. Один короткий вздох и попытка собрать крохи силы. Одно финальное воздействие анимус мортис.
Корона Нокс дернулась и отползла в сторону от цепких пальцев инквизитора.
— Варп тебя раздери! — заорал Каустус, пытаясь схватить артефакт. — Отдай ее мне!
Еще несколько сантиметров... Еще чуточку...
Клац!
Корона перелетела на постамент для сокровищ, упав на древний информационный атавизм — книгу в кожаном переплете. Вокруг него яростно горело кольцо прометиезого огня.
— Ах так! — заревел Каустус, одним прыжком достигая постамента и хватая корону. — Моя!
— Не твоя, глупый ублюдок! — улыбнулась Мита через силу.
Сервитор безопасности под сводчатым куполом мигнул фасетчатыми глазами. Крупнокалиберные стволы хищно дернулись и открыли беглый огонь.
От Каустуса полетели куски, словно от гнилого арбуза.
Взвился дымок. Мита смотрела на ошметки, оставшиеся от бывшего хозяина, со смешанными чувствами — триумф победы сочетался в них с позором. Рядом в дыму и пламени взревел Повелитель Ночи, и один из сервиторов рухнул как подкошенный. Мита не видела, но услышала.
Каустус доживал последние секунды.
— У-умная... — ухмыльнулся он сквозь кровь, пенящуюся в уголках губ и заливающую клыки. Он вздрогнул, когда судорога боли скрутила то, что осталось от его тела. — Умная уловка...
Мита кивнула, нахмурившись. Нечто странное случилось с разумом инквизитора — словно облако перестало закрывать солнце. Псайкер внезапно обнаружила возможность проникнуть в сознание Каустуса, свободно скользить по поверхности его эмоций и боли... Но раз могла она, мог ведь и кто-то еще!
Внезапно ее осенило.
— Эльдары, — прошептала она. — Они управляли вами с самого начала...
— Д-да... Они пришли... до того, как я нанял вас... Хакх-х... Проникли в мой мозг... Голоса... О Бог-Император...
— Но почему? Разрази их варп, Каустус, почему?
— Х-х... кто знает... И-иногда их контроль слабел... я мог ясно думать... слышать их шепот... Но я ничего не смог узнать...
Мита помнила странные моменты неуверенности, когда разум инквизитора словно рвался на свободу и бился в странных конвульсиях. Она полагала, что он безумен. Если бы с самого начала знать правду...
Каустус был марионеткой, всеми силами пытавшейся разорвать нити.
— Именно поэтому вы сохранили мне жизнь, — понимающе сказала Мита. Новый взрыв сотряс улей, качнув огромную массу льда и металла. Псайкера сейчас это не касалось — не более чем фоновый шум. — И поэтому все прощали мне...
Инквизитор изо всех сил пытался заговорить, но кровь текла все сильнее.
— Я... д-думал... думал, смогу их о-одолеть... голоса, о Император, спаси меня... я думал смогу выстоять... я... ошибался... но иногда я мог... одурачить их... чтобы ты могла помочь... я и принял тебя в с-свиту... Они хотели... т-твоей смерти... но я знал... только ты сможешь... о-освободить меня...
Глаза Каустуса остекленели.
Корона выпала из мертвой руки и закатилась в лужу крови. Мита подошла и подняла драгоценный артефакт, разглядывая его вблизи. Такая простая вещь. Такая маленькая.
А затем мир стал жемчужно-белым.
Невероятный свет залил комнаты галерей, стена рядом с псайкером лопнула мокрой бумагой, превращенная в ошметки стальными лезвиями. Порывы вьюги ворвались внутрь — и с ними пришла волна такой муки, что Мита кричала до тех пор, пока не отказало пересохшее горло.
Боль залила всю Вселенную. Вопли миллионов баньши парализовывали все чувства, а облака, нет, целые миры тьмы концентрировались вокруг. Варп ворвался в реальность топором палача, и каждый существующий огонек был проглочен, каждая радостная мысль — уничтожена, каждый момент экстаза — проглочен и испепелен.
В проеме на месте бывшей стены стоял гигант. Он свернул изодранные кожистые крылья, которые скользили между реальностью и эфиром, распространяя пламя, дым и пепел, и медленно зашагал по лужам крови. От его шагов возникало гулкое эхо.
Это была не просто реальность.
Это была более чем реальность.
Это был Хаос, принявший форму.
Сквозь псионическую пытку, которая слепила Миту, сквозь вопли тварей Хаоса, врывающиеся ей в уши, через клубки тьмы, заманивающие душу в ловушку, она увидела, как из снежной круговерти появляется Повелитель Ночи Зо Сахаал, хромая и утирая кровь с дюжины ран на лице.
Он смерил взглядом ужасное видение, пятнающее реальность одним своим присутствием.
— Ты опоздал, Ацербус, — прорычал Сахаал. — И я едва узнал тебя.
Зо Сахаал
Он опоздал.
Сахаал понял это в тот момент, когда его древний брат проник в галерею, словно жадный корень сорняка. Здесь не было места для концентрации. Никакой надежды обрести наследие повелителя. Никакой надежды обрести контроль над существом, которое полностью предалось Хаосу.
Принц-демон, который некогда был Критом Ацербусом, застыл в тени, перемещаясь, несмотря на неподвижность, а бывшие в прошлом человеческими глаза ослепительно сверкали, глядя на Сахаала.
— А ты меньше, чем я помню, — произнес демон удивленно. Его голос состоял из криков и эха замученных душ, согласованных и слитных. От этих звуков голова Сахаала немедленно разболелась, и его едва не вырвало.
Существо излучало фон отчаяния, как огонь распространяет высокую температуру. Сахаал ощущал, как его чувство триумфа блекнет и он все больше погружается в минор поражения.
Это был, вне всяких сомнений, Криг Ацербус. Но изменившийся почти до неузнаваемости. Остались лишь некие намеки — вроде выражения глаз, которые можно было вспомнить. Сахаалу он всегда казался грубым и жестоким, но теперь его внешность просто перестроилась, отображая внутреннее естество.
Ацербус стал массивным. Там, где некогда была броня, теперь бугрилась железная плоть, материя варпа, корчащаяся и извивающаяся, обросшая злыми рунами. Он больше не принадлежал реальности. Он пребывал в каждом измерении, призрачно мерцая, проявлялся, а затем исчезал в легкой дымке. Ацербус горел имматериальными энергиями, вспыхивающими то светом, то тьмой. От него распространялись гнилостные выделения, словно пар от кузнечных мехов, а щупальца теней высовывались из позвоночника. Когда Криг поворачивался, тени взмахивали за его спиной крыльями стервятника. Их, казалось, совершенно не пугает льющийся свет. Было полное ощущение, что настала вечная ночь и утро не придет никогда.
Когти Ацербуса высекли искры из пола: они были сделаны не из плоти или металла, а из грубой бездонной тьмы.
От них воздух начинал кровоточить.
— Где, — выдохнул Сахаал, отталкивая душащие отчаянием силы варпа, решительно приказывая себе быть храбрым, — мой Легион?
Тварь искривила бледное лицо, ухмыльнувшись безгубыми челюстями, и ткнула дымящимся когтем в проем в стене.
Сахаал прихромал к разорванному металлу, как старик, — ран оказалось больше, чем он рассчитывал, и Повелитель Ночи вздрагивал при каждом движении, а омертвевшая рука бесполезно колотилась по боку.
Небеса Эквиксуса были в огне.
Орбитальная бомбардировка была лишь первым шагом. Огромные раскаленные слезы падали из облаков на полной скорости, чтобы вызвать слезы горя на лицах горожан. Немногие защитные сооружения, до которых не добралась Семья Теней, уничтожались одно за другим. Огромные опухоли взрывов вздымались то тут, то там, улей, казалось, вздрагивал до самого ядра планеты. Уже погибли тысячи и тысячи людей.
За бомбардировкой придут Хищники, и, видя их головокружительный спуск, Сахаал потерял всякую надежду. Это не те проворные воины, которых он создал. Они больше не являлись штурмовыми командами, что он обучил и сформировал целую вечность назад и о которых среди других Легионов ходили легенды. Это не те Хищники, которых знал Сахаал.
На город падали демоны-стервятники, ревущие вместе с цепными мечами и палящие из пистолетов, не успев приземлиться. Они кричали, кудахтали и вопили, а их искривленная броня мерцала безобразным светом, словно жар тлеющих углей. Вместо древних шлемов — ужасные маски смерти, оснащенные длинными орлиными клювами. Хищники парили над ульем, как стервятники в ожидании падали, а когда все дружно спикировали, небеса наполнились завыванием и непередаваемым шипением тех неестественных сил, что поддерживали их.
«Они стали чумой», — понял Сахаал, наблюдая, как Хищники один за другим исчезают в ранах на поверхности улья. Он рухнул на колени, не веря собственным глазам.