Баудолино - Умберто Эко

– Великолепие гидравлического искусства, – самодовольно произнес Ардзруни, – в коем я совершенствуюсь по заветам мудрейших механиков Александрии, творивших многие века назад. Устройство таково: под жертвенником металлическая полость, налитая водой; жар на престоле нагревает эту воду. Она превращается в пар. Пар поступает в сифон, то есть в изогнутую трубку, служащую для перекачивания воды и пара. Оттуда он идет в ведро, в ведре этот пар охлаждается и выпадает в виде воды. Вода своей тяжестью опускает ведерко вниз. Ведро, спускаясь, давит на небольшой шкив, а шкив передает движение на два деревянных валика, которые приводят в действие шкворни половин дверей. Двери раскрываются. Правда, несложно?

– Несложно?! – отозвался Фридрих. – Ошеломительно! А что, действительно греки умели делать такие фокусы?

– Такие и многие иные. Умели их делать и священнослужители в Египте: по их словесному приказу как будто распахивались двери храмов к изумлению и восторгу верующих. – Ардзруни пригласил императора перешагнуть порог. В середине палаты стоял еще один необыкновенный прибор. Кожаный шар, удерживаемый двумя металлическими коленами, одна подпорка справа, другая слева; так шар висел в воздухе над круглым столом. Под столом крепился вплотную к его нижней поверхности металлический таз, а под всей этой конструкцией лежала заранее заготовленная еще одна вязанка хвороста. Из верхнего и из нижнего полюсов шара выходили две трубки с рупорами, развернутыми в противоположные стороны. Обе коленообразные опоры шара по строению тоже были трубками, снизу запаянными в таз, а сверху – в шар.

– В тазу содержится вода. Теперь мы ее нагреем, – сказал Ардзруни. Огонь заполыхал, через несколько минут послышались звуки кипения, а затем легкий свист, с каждым мгновением усиливавшийся. Шар пришел во вращение вокруг оси, а из трубок вылетал пар. Покрутившись, шар замедлил движение. Ардзруни быстро заткнул трубки какой-то глиняной замазкой. – Здесь тоже принцип достаточно прост, – сказал он. – Вода кипит в тазике, превращается в пар. Пар проникает внутрь шара и с силой вылетает в двух разных направлениях, что способствует вращению шара.

– А какое же чудо воспроизведено в этом опыте? – спросил Баудолино.

– Здесь не воспроизводятся чудеса. Здесь доказывается великая истина: существование в природе пустоты.

Можно представить себе, как опешил Борон. Лишь заслышав слова о пустоте, он моментально взволновался и спросил Ардзруни, каким это образом опыт свидетельствует о существовании пустоты. Да просто-напросто, разъяснил Ардзруни, если вода становится паром и заполняет собой шар, а потом пар уходит из шара, своим движением вращая его, значит, когда пар весь выйдет, и когда шар замрет, у него внутри уже не будет никакого пара, трубки плотно залеплены. Что же осталось и в тазу и внутри шара? Ничего. Пустота.

– Поглядеть бы, – бормотнул Борон.

– Поглядеть невозможно. Если ты вспорешь шар, туда сразу попадет воздух. Однако есть у меня в замке место, где ты можешь испытать прямо на себе существование пустоты.

Беда только, что испытывать ты будешь недолго, а потом из-за недостатка воздуха простишься с жизнью.

– И что это за такое место в замке?

– Одна из комнат. Погляди, как я заполню пустотой эту верхнюю комнату. – Он поднял факел и осветил еще одну машину, до тех пор неразличимую в полутьме. Она была гораздо замысловатее двух предыдущих приборов. Все ее, если можно так их назвать, кишки были выведены наружу. Центром механизма являлся крупный цилиндр из алебастра. Внутри цилиндра можно было разглядеть еще одно валообразное тело, наполовину утопленное в большом цилиндре, наполовину торчащее из него и верхним краем приваренное к какой-то громадной рукояти, которую мог бы крутить двумя руками человек, вращая ее как рычаг. Ардзруни взялся и стал этот рычаг крутить. Вал-поршень посреди цилиндра задвигался, то заходя в цилиндр целиком, то снова вылезая из цилиндра. Из алебастрового цилиндра, от его верха, отходил толстый хобот, сшитый из бычачьих пузырей, намертво приделанных друг к другу. Хобот исчезал в отверстии потолка. Снизу в том же внешнем алебастровом цилиндре было отверстие.

– Глядите, – растолковывал Ардзруни. – Здесь все зиждется не на воде, а на воздухе. Когда внутренний валпоршень опускается, он сжимает воздух, содержащийся в цилиндре из алебастра, изгоняя воздух в нижнее отверстие. Когда же я рычагом подымаю внутренний вал, в цилиндре поворачивается заглушка и нижнее отверстие закрывается. Поэтому изгнанный из цилиндра воздух обратно поступить не может. Когда этот внутренний вал-поршень доходит до самой высшей точки, приходит в действие другая крышечка, впуская воздух, который по вот этому, видимому всеми вами хоботу выкачивается из той самой верхней комнаты, которую мы недавно упоминали. Когда наш внутренний вал-поршень спускается опять, он выгоняет из цилиндра и этот воздух. Так понемногу машина отсосет весь воздух из этой верхней комнаты и выпустит сюда в зал. А сверху в комнате создастся пустота.

– А новый воздух не может войти откуда-нибудь в верхнюю комнату? – спросил Баудолино.

– Никак не может. Одновременно с запуском насосной машины по этим вот веревочкам, которые привязаны к рычагу, передается движение на всевозможные затычки и заглушки в той комнате, плотно перекрывая любой доступ воздуха внутрь того помещения.

– Значит, можно умертвить человека, находящегося в той комнате, – сказал Фридрих.

– Можно. Я не умертвлял никаких людей. Я оставил в той комнате петуха. Когда кончился опыт, петух оказался мертв.

Борон качал головой и нашептывал на ухо Баудолино: – Нельзя верить ему. Все он лжет. Если вправду петух оказался мертв, это значит, пустота существует в природе. Но природа страшится пустот. Значит, и петух до сих пор жив и здоров. То есть, может быть, и мертв, если его употребили на суп. – Затем Борон громко спросил Ардзруни: – Ты, наверное, слышал и о том, что животные погибают в нижней части глубоких скважин, там, где затухает и пламя свеч? Иногда делается вывод о том, что в скважинах, значит, нету воздуха, следовательно, в них пустота. Но правильное суждение иное. В глубокой части скважин нету легкого воздуха, а есть тяжелый и зловредный, он-то и душит и людей и свечи. То же, видимо, происходит в твоей комнате. Ты высасываешь оттуда легкий воздух, в комнате остается тяжелый, этим воздухом нельзя дышать, потому-то и издох петух.

– Ладно вам, – пресек их император. – Эти штуки презабавны, но за исключением Архимедовых зеркал, все остальные совершенно неприменимы ни в осадах, ни в полевых сражениях. Раз так, на что они? Я проголодался. Ты, Ардзруни, обещал нам славную трапезу. Мне кажется, что время ужина настало.

Ардзруни поклонился и пригласил Фридриха со свитой в столовые палаты. Ужин действительно был великолепен, особенно на вкус гостей, пробавлявшихся многие недели скудным рационом в походе. Ардзруни угощал их отменными творениями армянской и тюркской кулинарии, вплоть до сластей, от которых гостям показалось, что их по уши залили медом. Как и порешили, Баудолино с друзьями пробовали каждое блюдо перед тем, как к нему прикасался император. В обход всякого придворного этикета (на войне вообще этикет не всегда соблюдается) все сидели за общим столом, Фридрих ел, пил, веселился, будто был на равных с прочими. Слушал любопытную дискуссию между Вороном и Ардзруни.

Начал ее Борон: – Ты вот упорно говоришь о пустоте, будто в пространстве может не быть никаких тел, даже воздушных. А между тем пространство, где нет никаких тел, существовать не может. Пространство являет собой взаимоотношение тел. И пустота существовать не может, поскольку природа страшится пустот, как учат нас великие философы. Ты втягиваешь в себя воздух через трубку, погруженную концом в воду, вода в ней подымается, не допуская пустоты в том месте, откуда ты вытянул воздух. И кроме того! Послушай! Любые предметы падают на землю, причем железная статуя падает скорее, нежели кусок ткани, поскольку воздуху не под силу выдерживать вес статуи, а вес платка воздух выдерживает без труда. Птицы летают потому, что, маша крыльями, перемещают много воздуха. Он их выдерживает, хотя они имеют вес. Птиц держит воздух точно так же, как рыб держит вода. Если бы не было воздуха, то птицы падали бы, но, прошу внимания, у всех падающих тел скорость бы была одинаковой. Добавлю, что будь в небе настоящая пустота, звезды передвигались бы с бесконечной скоростью, поскольку их ничто бы не удерживало в их падении или в их кружении. Их не удерживал бы воздух. А воздух противостоит даже огромному весу звезд.

Ардзруни ему в ответ: – Кем доказано, будто скорость тела пропорциональна весу этого тела? Утверждал же Иоанн Филопон: скорость зависит от начального движения, примененного к этому телу. И вдобавок скажи мне. Если бы не было пустоты, как бы перемещались предметы? Они стукались бы об воздух, он бы их не пропускал.