Из Парижа в Бразилию - Луи Буссенар

— Черт бы всех нас побрал!.. Проклятый корабль…

— Это крейсер, должно быть? — спросил пассажир, которого звали Сайрусом.

— Да, черт возьми! И он нас видит, как днем.

— Что же теперь с нами будет?

— Понятно что: нас повесят, а груз и корабль конфискуют.

— В таком случае уж лучше зажечь шхуну и понестись прямо на стальное чудовище, чтобы погубить его вместе с собою.

— Капитан не настолько глуп: он нас даже и не подпустит.

— В таком случае мы погибли.

— Если только мы не сядем на мель.

— Но ведь это для нас разоренье.

— Зато жизнь спасем… Стойте!.. Я придумал!.. Ура!

— Что такое?

— Мы не будем ни разорены, ни повешены. Видите вон там на берегу красноватый огонек?

— Смутно вижу. Я еще ослеплен электрическим светом.

— Или я сильно ошибаюсь, или это огонь маяка, освещающего вход в маленькую бухту Бурро.

— Так какая же нам польза от бухты и ее маяка?

— Она надежна, неглубока и, следовательно, недоступна для броненосца. Мы в ней отлично укроемся. Я, не теряя ни минуты, направлю шхуну на маяк.

Капитан взялся за руль.

Он молчал в течение получаса и сосредоточенно управлял кораблем, ведя его к берегу.

Огонь на берегу быстро увеличивался, и капитан, удивляясь, что все еще нет прилива, собирался уже изменить курс, как вдруг невдалеке послышался рев бурунов.

В то же время шхуна, подхваченная внезапным вихрем, закружилась на одном месте и, не слушаясь руля и парусов, ударилась об утес, торчащий из воды.

Воплям ужаса, раздавшимся на шхуне, отвечали другие — с берега, который был в нескольких саженях.

Люди, лежавшие возле огня, разведенного на высоком берегу, вскочили и побежали на помощь потерпевшим крушение, размахивая горящими головнями.

Капитан Боб, изрыгая потоки ругани и воплей, рвал на себе волосы.

— Горе негодяям, которые зажгли этот огонь и погубили нас! — кричал он. — Из-за них я подумал, что нахожусь в виду Бурро. За это я изрублю их в куски… Эй, матросы, ко мне!…

Между тем люди, бывшие невольною причиною несчастья, спешили предложить свою помощь потерпевшим крушение.

При свете головней можно было, как днем, видеть их лица. На них читалось самое глубокое сострадание.

Затем раздался громкий победоносный крик:

— Гром и молния!.. Да ведь это мои французы, граф де Кленэ и его друг Жак Арно!

— Полковник Бутлер! — в один голос воскликнули два друга, изумленные до последней степени.

— Ах, черт возьми! Я снова вас встречаю, и при каких обстоятельствах!.. Здесь не Дворцовая гостиница, и я, клянусь честью, не желал бы теперь оказаться в вашей шкуре.

Отчаянный спекулянт, думавший до сих пор только об одной наживе, полковник Бутлер, как истинный янки, не знал, что такое ненависть, покуда судьба не столкнула его с Жюльеном де Кленэ и Жаком Арно.

Мы помним, как он погнался за путешественниками по Мексике и как его постигла неудача на Аризонской дороге. Но эта неудача не укротила свирепого янки, а лишь подстегнула его энергию в дальнейших происках. Он мечтал взять французов живыми, чтобы предать их пыткам по индейским обычаям.

Без всякого определенного плана, а лишь руководствуясь инстинктом, он приехал в Гуаймас, где встретился со своим старым приятелем и сообщником, конрабандистом капитаном Бобом, давным-давно заслужившим, как и он, виселицу.

Капитан вел в это время контрабандную торговлю с республиками Центральной Америки.

Между Перу и Чили шла кровопролитная война на суше и на море. Обе стороны вооружались с лихорадочной поспешностью. Особенно заботился о своем вооружении Перу, арсеналы которого были почти пусты к началу военных действий. Перуанское правительство скупало оружие всюду, где придется, и по любой цене, не торгуясь.

Капитан Боб и полковник Бутлер носом почуяли перспективу хорошей наживы.

Случай свел их с перуанским консулом в Гуаймасе, который перед тем получил от своего правительства циркуляр, предписывавший всем дипломатическим агентам заботиться о пополнении военного арсенала.

Консул прямо предложил им обоим взять на себя поставку военных снарядов и оружия, и вручил им рекомендательные письма ко всем дипломатическим агентам в Перу и Соединенных Штатах.

У капитана Боба был под рукой хороший экипаж. Он снарядил свою быстроходную шхуну, поднял якорь, через некоторое время доставил полковника в Панаму и, спокойно расположившись в гавани, дожидался поезда, который должен был доставить нужный товар.

Все шло хорошо вплоть до известной уже нашим читателям катастрофы.

Легко понять ярость капитана Боба и полковника Бутлера, когда их шхуна гибла и благодаря кому? — тем самым лицам, погибели которых они сами искали.

Жака и Жюльена, прибежавших на помощь, в одну минуту скрутили веревками.

Они не успели даже пальцем шевельнуть для своей защиты.

Между тем полковник Бутлер бесновался, с пеною у рта, осыпая связанных французов бранью и угрозами.

— Подлые гадины!.. Вы мне за все это заплатите. Я изорву вас в клочки… Я растерзаю вас…

Грубый смех капитана Боба остановил расходившегося компаньона.

— Потише, приятель. Знаю я ваши замашки. У вас расправа короткая.

— А что же еще делать с такой дрянью?

— Они могут, например, заплатить нам за убытки, если они достаточно богаты. Поэтому не лучше ли вам успокоиться и остыть немного? Впрочем, позвольте лучше мне с ними потолковать. Вы слишком возбуждены для этого. Послушайте, джентльмены, — обратился он персонально к Жаку, — вы, конечно, согласны с тем, что ваша прямая обязанность заплатить нам за убытки, которые вы нам нанесли?

— Надо сначала знать, в чем заключаются убытки и велика ли сумма, которую вы желаете получить, — хладнокровно возразил Жак. — Нас задержали совершенно незаконно, и этот отвратительный бандит угрожает нам чем-то… мы должны прежде всего от вас потребовать объяснения.

— Мне очень нравится ваша речь, джентльмен, — отвечал капитан Боб, — исключая то место, где вы так сурово отзываетесь о моем друге, полковнике Бутлере. В чем заключается нанесенный вами ущерб, спрашиваете вы? Вот в чем: вы развели на берегу огонь. Этот огонь я принял за маяк Бурро и направил на него свою шхуну. Шхуна налетела на скалы и разбилась. Таким образом, вы являетесь прямым виновником крушения. Моя шхуна была замечательным ходоком и необыкновенно хорошо приспособлена для моего дела. Подыскать другую такую будет мне очень трудно. Оценить ее следует по крайней мере в двести тысяч франков.