Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли) - Петер Фёльдеш

А Гёндёр яростно стучал кулаками по скамье, на которой сидел Самуэли. Он норовил спровоцировать политический скандал, хотел разозлить Самуэли, вывести из себя. Должно быть, поверил россказням, будто Тибор чуть что хватается за оружие. Одержимый фанатик, он не прочь был и подставить голову под нулю, лишь бы снискать себе ореол мученика, прослыть поборником «гуманизма». Как и все правые, он ратовал за снисходительность к просвещенным буржуа, которые, мечтая вернуть свое былое господство, совершали террористические акты и диверсии. Самуэли действительно не замечал визга Гёндёра. Он был весь погружен в свои мысли. «Пока мы, — рассуждал он, — пребываем в бездействии, контрреволюция безнаказанно стреляет! Доборется она и до благодушных «гуманистов»».

Правые поддерживали Гёндёра, они свистели, ожесточенно жестикулировали. Хладнокровный Богар напрасно звонил колокольчиком изо всех сил.

Самуэли понял: в такой обстановке прийти к согласованному решению нельзя. Сидеть здесь — пустая трата времени. Он встал и направился к выходу.

И вдруг… Лицо Тибора стало белым как полотно. Страшная догадка осенила его: заговор! В распахнувшиеся двери вбежал Дёрдь Самуэли и устремился прямо в президиум. Рукояткой револьвера он с силой ударил по председательскому звонку — в зале все мгновенно смолкли. В страхе отпрянул Гёндёр и оторопело уставился на револьвер. Затаив дыхание, люди смотрели на незнакомого молодого человека в военной форме, до предела взволнованного. Оправившись от неожиданности, Гёндёр подался вперед, словно подставляя грудь под выстрел. Но Дёрдь уже сунул револьвер в карман и, обращаясь к сидящим в зале, крикнул голосом, полным отчаяния:

— Товарищи! Пока вы здесь сидите, Дунайская флотилия выступила под трехцветным флагом. Возможно, белые уже захватили Дом Советов!..

— Неправда… не может быть! Не приведи бог! — растерянно пробормотал Гёндёр.

Всё смешалось в зале. Кто-то кинулся к выходу. Началась давка…

Тибор Самуэли подбежал к брату и вместе с ним поспешил к двери. Последнее, что он расслышал в гуле, были слова Ласло Рудаша, главного редактора галеты «Вёрёш уйшаг».

— …Бросьте стучать по столу! — кричал он. Ференцу Гёндёру: — Отхлещите лучше свою газетенку… Если уж на то пошло, всему виной вы и те, кто заодно с вамп.

Пока шофер заводил машину, Дёрдь рассказал брату о случившемся. Подъезжая к Обуде, он увидел мониторы, движущиеся от острова Маргит. Остановив первую попавшуюся автомашину, Дёрдь помчался в Дом Советов и там узнал от Лейрица, где находится Тибор. Лейриц по боевой тревоге поднял дежурное подразделение охраны, расставил посты, разослал бойцов-ленинцев по балконам и на крышу.

Из подъезда ратуши выбежали депутаты рабочих I района. В руках у многих пистолеты. Людской поток хлынул из дверей, растекаясь по улицам и переулкам. Тибор услышал, как кто-то громко крикнул:

— Товарищи военные, за мной!

Он вгляделся и узнал его — Янош Гейгер, член Центрального Совета, военный комиссар IX района столицы.

В памяти Тибора, как это бывает в минуты большого душевного напряжения, словно стремительная кинолента, замелькали воспоминания… Впервые он увидел Яноша Гейгера в Москве. Товарищи с гордостью рассказывали Тибору, что этот отважный коммунист принимал участие во взятии Кремля. Группа вооруженных интернационалистов ворвалась на колокольню, где засели кадеты и монахи. Бойцы поднимались по крутой полутемной лестнице. Вдруг из-за лестничного поворота выскочил человек в поповском одеянии и с силой вонзил штык в грудь Гейгера, чуть пониже сердца. Чудом остался он жив.

А летом 1918 года он, едва оправившийся от ранения, был послан в Кинешму, где возглавил революционный комитет военнопленных, а оттуда был направлен вместе с отрядом на подавление эсеровского мятежа в Ярославль. Группа бойцов проникла в монастырь, где находился один из очагов контрреволюции, и прочесала все монастырские подвалы, вылавливая попрятавшихся мятежников.

— Именем Советской власти вы арестованы! — объявлял им Янош Гейгер. И в этот момент какой-то озверевший монах вытащил из-под рясы маузер и в упор выстрелил в Яноша. Пуля прошла насквозь.

Но врагам революции не повезло: Янош и на этот раз остался жив.

И вот сейчас он, исполненный боевого, неукротимого духа, рвется в бой…

Самуэли ласково глядел ему вслед. Этот не подведет!

Машина уже тронулась, как вдруг на ее крыло вскочил Энглендер.

— Мне нужно в Дом Советов! — запыхавшись, проговорил старик. — Хоть, признаться, и не в ладах я кое с кем из его обитателей, но дешево этот дом врагу не отдам!

У Цепного моста он соскочил с машины.

Год назад выводил Тибор Самуэли из ворот Московского Кремля свою роту на подавление эсеровского мятежа. А теперь пришлось воевать здесь, дома, в Будапеште. Мелькнула мысль — надо бы обратиться за поддержкой к интернационалистам.

Цепной мост содрогнулся: три крупных монитора разворачивались под его пролетами. Один навел орудня на Дом Советов. Самуэли отвернулся, в бессильней ярости до крови кусая губы. Дёрдь понимающе взглянул на брата: там Йолан, окна квартиры выходят на дунайскую набережную… Он сказал негромко:

— Лейриц, наверное, укрыл ее в безопасном месте…

Из жерла корабельного орудия вырвалось пламя. Прогремел оглушительный выстрел. Дом Советов скрылся в облаке дыма и пыли. С противоположного берега было видно, как на фасаде беспомощно повис развороченный снарядом балкон.

В Келенфёльде машина Самуэли остановилась. Здесь, в казармах имени Бебеля, — подразделения интернациональной бригады. Пока интернационалисты, поднятые по тревоге, строились в шеренги, Самуэли попытался связаться по телефону с Домом Советов. Но связь была прервана.

Самуэли отправил усиленные наряды во все стратегически важные пункты Буды. Во главе отряда он поспешил к Дунаю. На Фехерварском шоссе они наскочили на засаду: отряд был неожиданно обстрелян из пулемета, установленного на чердаке. Пока бойцы окружали дом, выбивая пулеметчиков, мониторы повернули вниз по течению, спасаясь от перекрестного огня Красной батареи крепостной артиллерии на горе Геллерт и полевой пушки, подтянутой к береговой опоре моста Франца-Иосифа, на пештской стороне.

Разрезая свинцово-серые волны реки, мятежные суда полным ходом шла на юг, на Калочу. «Интересно, установлены ли орудия, доставленные вчера взамен захваченной белыми усодской батареи? — подумал Самуэли. — А что станется с «Визой» и «Компо» — двумя маленькими, плохо вооруженными катерами, когда их настигнут бронированные чудовища?

Не вспыхнет ли снова мятеж между Шольтом и Калочей, если туда высадятся экипажи контрреволюционных мониторов?»

— Надо срочно возвращаться в Калочу! — быстро сказал Тибор брату.

По набережной за баррикадами, воздвигнутыми на скорую руку из сваленной грудой брусчатки, движутся сотни людей — штатские, красногвардейцы, красноармейцы. Со всех концов города валит сюда народ. Только и разговоров, что о стычках с мятежниками. Из казарм имени Энгельса тоже открыли пушечную стрельбу, но зачинщиков — старых кадровых офицеров сразу удалось усмирить. Взбунтовались кадеты из Военной академии Людовика; белые захватили здание Центральной телефонной станции.

Мимо Тибора на грузовике промчался Отто Корвин. Заметив Самуэли, он приказал остановить машину.

— Бойцов-интернационалистов направь в академию Людовика! — сказал он Тибору. — Комиссар академии убит, уничтожен взвод красноармейцев. Неплохо бы твоего брата прикомандировать связным к штабу Хаубриха. — И, склонившись к Самуэли, зашептал: — Роль Хаубриха во всей этой истории очень странная: возглавляет операции по подавлению мятежа, а все задержанные мятежники в один голос утверждают, что действовали по его приказу. Удалось узнать пароль контрреволюционеров: «Национальная социал-демократическая партия». Но им не удастся опрокинуть нас, — уже громко произносит он. — Вооруженные рабочие дружины без объявления боевой тревоги явились на сборные пункты.

Дёрдь забрался в кузов машины, но, прежде чем грузовик тронулся с места, Самуэли успел спросить Корвина:

— В Доме Сонетов раненые есть?

— К счастью, нет.

Командование интернациональным отрядом возложено на румына Хенрика Цагана. Русские, словаки, австрийцы торопились на грузовиках к проспекту Юллёи.

Мониторы скрылись из виду.

— Надо и нам поторопиться, — Самуэли указал на юг, где таяли в небе струйки черного корабельного дыма. — Мы должны опередить их…

Возле поселка Эрчи автомобиль поравнялся с мятежной флотилией. Только теперь заметил Самуэли: рядом с трехцветным национальным флагом на мачтах мониторов развевается красный флаг. Два флага — революции и контрреволюции — на одной мачте… «Национальная социал-демократическая партия», «приказ наркома Хаубриха» — так вот как сбили с толку матросов и других легковерных людей!