Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли) - Петер Фёльдеш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мониторы скрылись из виду.
— Надо и нам поторопиться, — Самуэли указал на юг, где таяли в небе струйки черного корабельного дыма. — Мы должны опередить их…
Возле поселка Эрчи автомобиль поравнялся с мятежной флотилией. Только теперь заметил Самуэли: рядом с трехцветным национальным флагом на мачтах мониторов развевается красный флаг. Два флага — революции и контрреволюции — на одной мачте… «Национальная социал-демократическая партия», «приказ наркома Хаубриха» — так вот как сбили с толку матросов и других легковерных людей!
Весь следующий день мониторы бороздили воды Дуная, выжидая дальнейшего развития событий. Отряды рабочих в ночь на 25 июня подавили последние очаги контрреволюционного мятежа в Будапеште. В час сурового испытания будапештский пролетариат доказал, что способен защитить завоевания революции.
На рассвете береговая батарея потопила монитор «Бачка». Командование монитора, будучи уверено, что минное заграждение на этом участке Дуная никем не охраняется, приступило к разминированию фарватера. Взятый в плен командир потопленного монитора рассказал, что белые, открывая проход в минном заграждении, надеялись в случае успеха обеспечить непосредственный контакт с представителями Антанты. Ну а если провал — флотилию уведут в сербские воды.
Слушая показания пленного, Тибор лихорадочно прикидывал в уме: «Контрреволюционное правительство в Сегеде, укрывшееся под крылышком французского экспедиционного корпуса, не преминет выклянчить у Антанты речные броненосцы. Действовать, немедленно действовать!..»
Тибор принял все необходимые меры предосторожности. Приказал красноармейским частям срочно занять боевые позиции на обоих берегах. С катеров «Виза» и «Компо» сняли вооружение. Экипажи высадились на берег в непосредственной близости от минного заграждения. С береговых укрытий пристально следили за маневрами мониторов. Мятежная флотилия была обезврежена. Самуэли мог спокойно возвращаться в столицу.
В Будапеште Тибор попал прямо на заседание Центрального Исполнительного Комитета. Он знал, что на этом заседании ему предстоит встретиться с Бела Куном, и волновался — они еще не виделись после своего столкновения.
В зале стоял негромкий гул. Заседание еще не началось. Увидев Тибора, Кун тут же поспешно пошел к нему и, взяв под руку, отвел в сторону.
— Сожалею, что обидел вас, — заговорил он. — Был очень раздражен. Мне тоже все это не легко. Да и кому легко? Но я убежден, что эта жертва оправданна. Вы, конечно, и теперь остаетесь при своем мнении? — мягко улыбнувшись, спросил он.
Самуэли тоже не сдержал улыбки.
— Да, я остаюсь при своем мнении, товарищ Кун, — твердо сказал он. — Но… подчиняюсь принятому решению!
Кун дружески положил руку на плечо Самуэли.
— Есть люди, недостатки которых кроются в их главном достоинстве. Вы принадлежите к ним. Ваш несгибаемый характер не признает компромиссов, даже когда они необходимы…
— Я же сказал: беспрекословно подчиняюсь принятому решению, — повторил Тибор. — Отвод войск — факт совершившийся. Изменить все равно ничего нельзя. А раз так — надо как можно лучше использовать передышку, набраться сил. Можете давать мне любое задание.
— И не замедлю. Думаю, что это задание придется вам по душе. Мы обрели силу и теперь имеем возможность пойти на разрыв с правыми, то есть исправить ошибку, допущенную при объединении партий. Необходимо отмежеваться от правых оппортунистов и заново создать дееспособную, боевую партию коммунистов. Начнем с того, что негласно создадим на крупнейших предприятиях партийные активы.
— Замечательно! — обрадовался Самуэли. — Поручите мне провести эту работу.
— Вот об этом-то я и хочу потолковать с вами…
Раздался звонок, возвестивший начало заседания.
— Завтра утром обсудим подробно, — торопливо сказал Кун: ему нужно было успеть переговорить с председательствующим.
Заседание открылось, и еще до обсуждения повестки дня Бела Кун внес на рассмотрение исполкома проект решения:
«Центральный Исполнительный Комитет, принимая во внимание, что мягкое применение диктатуры не только не образумило буржуазию, а, напротив, поощряет ее к контрреволюционным действиям, постановляет осуществлять диктатуру пролетариата в полной мере, не останавливаясь перед применением самых беспощадных мер, и предписывает Правительственному Совету решительно подавлять, а если потребуется, и потопить в крови контрреволюционные вылазки буржуазии».
В это время Самуэли вызвали к телефону. Он вышел из зала заседаний. Звонил из Калочи его брат Ласло.
— Тибор… контрреволюционеры угнали флотилию в сербские воды…
— Разве береговая артиллерия не успела занять позиции?
— Успела, все были на своих местах и том не менее… — отозвался далекий голос, — Мы узнали об этом от матросов одного вспомогательного монитора, которым удалось вырваться из вражеского стана и пробраться на берег. Это вспомогательное судно — минный заградитель «Труд» — вчера было захвачено на рейде, возле села Пакш. Капитан судна выдал мятежникам секретные сведения, как пробраться сквозь минные заграждения. Мятежники решили прорваться через узкий проход, по которому могут пройти лишь маленькие катера, но их авантюра провалилась. Когда лоцман, хорошо знавший схему минного заграждения, повел суда, матросы монитора «Труд» арестовали капитана и обстреляли мятежников из скорострельных пушек. Вместе с усодской батареей они нанесли кораблям такие серьезные повреждения, что сейчас они вряд ли боеспособны. Некоторые совсем вышли из строя. Правда, в неравном бою монитор «Труд» был потоплен. Немногим из команды удалось выбраться на берег.
— Спасибо за информацию, — сухо поблагодарил Самуэли.
С чувством горечи и гнева повесил он трубку. Какие потери, сколько жертв! А виной всему — предательство одного изменника!
Скрестив руки на груди, Самуэли долго стоял в коридоре возле окна, погруженный в невеселые раздумья. В тот самый день, когда он подавлял в Калоче последние очаги мятежа, здесь, в Будапеште, его набрали членом Центрального Исполнительного Комитета. А в состав нового правительства не ввели. Отныне он входит в Правительственный Совет лишь как председатель чрезвычайного трибунала. Правые реформисты настояли на его отстранении, мотивируя это тем, что у Самуэли, дескать, слишком «твердая рука»… С тех пор прошло всего два дня. И вот сегодня Исполком Советов после вчерашних кровавых событий вынужден провозгласить политику твердой руки! Жизнь целиком подтвердила правильность его позиций. «Если бы не позволяли правым безответственно разглагольствовать о проведении «умеренного курса», — думал он, — а под «умеренностью» понимали они безнаказанность виновных, — не произошло бы вчерашнего путча, и сегодня мы не потеряли бы суда. Не было бы жертв. Твердая рука диктатуры пролетариата могла бы продолжать осуществлять свое дело, соблюдая, конечно, должную умеренность…»
По коридору торопливо прошел сотрудник Наркомата иностранных дел. Он попросил дежурного вызвать из зала заседаний Бела Куна. Самуэли уловил лишь одну фразу Куна, произнесенную громко:
— Передайте, пожалуйста, что идет заседание. Я занят. Освобожусь не раньше ночи. Тогда милости прошу!
Сотрудник наркомата ушел, почти убежал.
— Глава итальянской военной миссии подполковник Романэлли решил заступиться за офицеров, арестованных вчера, — сказал Кун, подходя к Самуэли. — Получил, видите ли, радиограмму с одного из мониторов, что стоят в сербских водах, и на основании ее требует, чтобы мы обращались с командиром минного заградителя «Труд» как с военнопленным. Разве это судно в мятежной флотилии?
Самуэли рассказал Куну о телефонном разговоре с Ласло.
— Ах вот оно что! Этот капитан и есть предатель?! — воскликнул Кун. — Ну и ну! Однако антантовских дипломатов оперативно осведомляют обо всем. И они тут же заступаются за изменников да еще ссылаются на общественное мнение всего западного мира. Когда в свое время мы оказались в тюрьме, тогдашние правители Венгрии лишили нас самых элементарных прав, предоставляемых политическим заключенным. А от нас, как видите… требуют, чтобы мы обращались с контрреволюционерами, как с военнопленными. Замысел их понять нетрудно: военнопленного, согласно нормам международного права, нельзя казнить, нельзя заключить в тюрьму, а если он к тому же и офицер, ему выплачивают и жалованье. Хитрецы! Ну что ж, сессия Исполкома даст ответ на этот демарш представителя Антанты. Кстати, каково ваше мнение о моем предложении?
— Я одобряю… Может, только вам не следовало бы самому вносить проект. Вы еще объединяете как-то правительство, и подобная инициатива осложнит ваше положение. И в международном плане затруднит вашу деятельность. Короче, вы можете оказаться в таком же положении, как и я. Так что, пожалуй, целесообразнее было бы выступить с этим предложением мне.
