Глубже - Родерик Гордон

Чуть дальше, в десяти метрах от Сары, в дверях разговаривала пара грубоватых на вид мужчин с длинными волосами и отвислыми, свалявшимися бородами, одеты они были в изношенные сюртуки. Сара заметила, что они глядят на нее со злобными ухмылками на лицах. Тот, кто был покрупнее, пригнул голову, словно бульдог перед нападением, и вроде бы собрался подобраться к ней поближе. Он вытащил из-за толстого пояса искривленную, узловатую дубинку, и женщина отметила, как легко он держит ее в руке. То была не пустая угроза — сразу видно, что этот тип умеет пользоваться своим оружием.

Здешний народ не приветствовал чужаков, покидавших привычные улицы и углублявшихся в их владения. Сара ответила ему не менее холодным взглядом и замедлила шаги, почти остановившись. Если бы она продолжала идти в прежнем направлении, то налетела бы прямо на него — больше двигаться было некуда. Вместо этого она могла развернуться, но это будет истолковано как знак слабости. Если они хотя бы на долю секунды заподозрят, что она боится и не должна находиться здесь, то накинутся на нее — таковы законы этого места. В любом случае Сара знала, что и она, и этот незнакомец уже включились в игру и эту ситуацию нужно будет разрешить — тем или иным способом.

Хотя у Сары не было ни малейшего сомнения в том, что, если потребуется, она с ним справится, она почувствовала легкую дрожь, покалывание, словно по позвоночнику пробежали электрические искры — признаки давно знакомого страха. Тридцать лет тому назад они с братом пристрастились к этому ощущению, возвещавшему о начале состязания. Как ни странно, сейчас оно даже успокоило Сару.

— Эй, ты! — вдруг крикнул кто-то за спиной у женщины, прервав ее размышления. — Джером!

— Что? — удивленно воскликнула Сара.

Она развернулась на сто восемьдесят градусов и встретилась взглядом с налитыми кровью глазами уродливой старой карги. Лицо старухи было усеяно огромными печеночными пятнами, и она укоряюще указывала на Сару скрюченным от артрита пальцем.

— Джером, — еще раз просипела старуха уже громче и увереннее, раскрыв рот так широко, что Сара увидела ее беззубые, розовато-серые десны.

Женщина сообразила, что шаль сползла у нее с головы, женщины в стороне теперь видели ее лицо. Но бога ради, как они узнали, кто она такая?

— Джером. Да! Это Джером! — прокаркала другая женщина со все большей убежденностью. — Это же Сара Джером, верно!

Хотя Сара была совершенно сбита с толку, она сделала все возможное, чтобы быстро оценить свои шансы. Она окинула взглядом соседние дверные проемы, прикинув, что, если дело запахнет керосином, она, вероятнее всего, сможет пробраться в одно из этих полуразрушенных зданий и затеряться в запутанном лабиринте проходов, начинавшемся за ними. Но увиденное ей не понравилось. Все двери были заперты или забиты досками.

Сара была окружена, осталось лишь два пути — вперед или назад. Она смотрела в переулок за спинами старух, раздумывая, стоит ли ей прорваться туда и выбраться из Трущоб, как вдруг одна из старых женщин издала пронзительный вопль:

— САРА!

Крик был таким оглушительным, что Сара вздрогнула, а вокруг вдруг все затихло, погрузившись в зловещую, настороженную тишину.

Сара повернулась и пошла прочь от женщин, зная, что теперь ей предстоит миновать бородатого мужчину. Будь что будет! Ей просто придется разобраться с ним.

Когда Сара приблизилась, тот поднял дубинку на высоту своего плеча, и Сара приготовилась к бою, сорвав шаль с головы и намотав ее на руку. Она ругала себя последними словами потому, что не захватила нож.

Женщина почти поравнялась с противником, как вдруг, к ее удивлению и облегчению, он принялся колотить дубинкой по косяку над своей головой и хриплым голосом выкрикивать ее имя. К нему присоединился и товарищ, как и все до одной женщины из группы, оставшейся позади.

— САРА! САРА! САРА!

Теперь закипело все вокруг, словно ожили даже бревна, из которых были сложены здания.

— САРА! САРА! САРА!

Дубинка продолжала отбивать ритм, и люди начали выходить из домов в переулок — куда больше людей, чем Сара могла себе представить. На лишенных стекол окнах распахивались ставни, и оттуда высовывались чьи-то лица. Саре оставалось лишь нагнуть голову и продолжать идти вперед.

— САРА! САРА! САРА! — отовсюду один за другим раздавались крики, и жители Трущоб добавляли свою лепту к ударам дубинки: стук и звон все усиливались, ведь в дело шли металлические кружки и многое другое, чем люди колотили по стенам, подоконникам и дверным косякам. Казалось, она слышит тюремный хор, такой громкий, что даже черепица на крышах начала резонировать в едином с ним ритме.

Все еще в панике, Сара не замедляла шага, но начала замечать вокруг улыбающиеся лица, полные удивления. Старики, согбенные болезнями, и костлявые старухи, конченые люди, которых в Колонии решили отправить на свалку, приветствовали ее, ликующе выкрикивая имя:

— САРА! САРА! САРА!

Сотни ртов с поломанными, почерневшими зубами скандировали в унисон. Улыбающиеся, дикие, порой почти карикатурные лица, но все с выражением восхищения — и даже любви.

Теперь они стали собираться по обеим сторонам дороги — Сара поверить не могла, что вдоль ее пути выстроится такая масса народу. Кто-то — она не видела, кто именно, — сунул ей в руки выцветший газетный лист. Женщина взглянула на него. То была грубая гравюра на шероховатой бумаге, некое подобие подпольной прессы, распространявшейся среди населения Трущоб — Сара видала такие раньше.

Но при взгляде на этот лист у девушки замерло сердце. На самой крупной картинке в центре была изображена она сама, на несколько лет моложе, чем сейчас, хотя почти в такой же одежде. На рисунке ее лицо казалось взволнованным. Изображение было в достаточной степени похоже на настоящую Сару. И это объясняло, почему ее узнали. Как и слухи о том, что стигийцы вернули ее назад, которые, скорее всего, распространились по Колонии как лесной пожар. В углах листа, в таких же стилизованных медальонах имелись еще четыре картинки, но сейчас у нее не было времени, чтобы их рассмотреть.

Сара сложила газетный лист и глубоко вздохнула. Судя по всему, бояться ей нечего, никакой угрозы нет — и потому женщина подняла голову, отбросив шаль назад, и пошла дальше по переулку, по обеим сторонам которого продолжала собираться толпа. Она никак не благодарила этих людей, не смотрела ни направо, ни налево и продолжала идти, хотя бурное волнение вокруг становилось все сильнее. Восхищенный свист, ликующие возгласы и без конца повторявшееся «Сара! Сара! Сара!» достигли каменного потолка пещеры, и теперь их эхо возвращалось вниз, смешиваясь с шумом и гамом.