Смерть Дракона - Эд Гринвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пурпурные Драконы запрыгнули на него, рубя и разрезая плоть железными лезвиями, пока хазнеф не превратился в кровавое месиво. Измученная и дрожащая, Таналаста упала на пол, опираясь спиной о стену. Она чувствовала лихорадку, тошноту и головокружение от своей раны, но ей удалось остаться в сознании.
Дюжина Боевых Магов бросилась к хазнеф с железным ящиком, а Овдин крикнул:
- Хватайте его! Несите монеты!
Полдюжины Пурпурных Драконов схватили хазнеф и их тут же начало мутить и тошнить, но, тем не менее, им удалось бросить хазнеф в ящик, прежде чем упасть на пол. Их быстро оттащили, и еще шесть человек вышли вперед, чтобы занять их место. Они сломали древко алебарды, которую Таналаста всадил в грудь монстра, и начали засыпать его золотыми монетами.
Овдин взял Таналасту за руку.
- Я знаю, что вы чувствуете себя плохо…
- Я могу это сделать, - она позволила Овдину помочь ей подняться на ноги и дойти до ящика, затем схватила горсть монет и бросила их на лоб хазнеф. - Мелинет Туркасан, отец королевы Даверны, лорд-мэр Сюзейла и Южного Берега, как истинный Обарскир и наследник Драконьего трона, я дарую вам то, чего вы больше всего желали, то, ради чего вы предали свою дочь и священное доверие вашего короля. Я дарую вам золото.
Сила мгновенно покинула Мелинета, и грязная чёрная жидкость, струящаяся из его груди, превратилась в пенистую красную кровь. Его кожа вновь стало белой, а лицо исказила гримаса боли. Он начал кричать и вертеться в своем гробу, заполненным золотом, раскидывая монеты в разные стороны.
Таналаста вспомнила, что сказал ей Вангердагаст всего несколько мгновений назад, и коснулась рукой лба хазнеф, сказав:
- Как наследник короны и прямой потомок короля Дуара, я прощаю вам ваше предательство Кормира, Мелинет Туркасан. Я снимаю с вас все обвинения, которые были выдвинуты вам.
Таналаста с трудом произнесла последнее слово, после чего руки Мелинета безвольно обмякли. Его глаза закатились, чтобы встретиться со взглядом женщины. Она на мгновение подумала, что он заговорит, но его глаза наполнились каким-то туманом, и всякая жизнь исчезла из них.
32
- Тихо, - пробурчала Алусейр полушепотом где-то в сороковой раз. – Чем дольше мы останемся невидимыми, тем больше времени у нас будет.
Она встряхнула щит, за которым присела, напомнив взволнованным аристократам позади себя, чтобы они держали свои щиты поднятыми, и прошла еще несколько шагов вперед.
Было нелегко одновременно попытаться найти безопасную, тихую опору на почве, поросшей мокрым мхом, покрытой грязью и старыми упавшими ветками и смотреть вперед, наблюдая за тем, как бы не попасться на глаза гоблинам или, например, совиным медведям, встреча с которыми всегда приводит к кровавой битве. Обернутые в плащ щиты должны были защитить их, а так же и доспехи и мечи от солнечных бликов, которые обязательно бросятся в глаза наблюдательным гоблиноидам. Это должно было стать тем самым ударом молота, которого они не ожидают.
Если бы дракон залечивал свои раны в стороне от битвы достаточно долго, то девушка могла бы обойти орков, а Кормир сумел бы наконец зажать орду гоблиноидов с двух сторон и, при вмешательстве госпожи Тиморы, уничтожить армию гоблиноидов. Королевство сможет, наконец, вступить в битву с хазнеф и с Дьявольским драконом и, возможно, раз и навсегда покончить с этим безумием.
Ее отец заслужил это. Он заслужил несколько последних лет мира, или, по крайней мере, того, что означает это слово в Кормире, где каждый третий дворянин готов служить королю кинжалом или флаконом с ядом. Заслужил спокойствия перед тем, как его старые кости добьют его, и он будет предан земле, где и получит свой заслуженный отдых.
Боги, но как же она будет скучать по Азуну Великому, когда он уйдет - не просто как отец, но и как сила, настолько крепкая и уверенно сидящая на троне, что Сембия, Зентильская Твердыня, Хиллсфар и полсотни предателей дворян могли потратить годы на заговоры против трона Дракона, но так и не предпринять никаких решительных действий по претворению в жизнь своих тёмных замыслов.
Нигде не было такого короля, который бы сравнился ним, ни одного мужчины, который мог бы противостоять ему без поддержки десятков магов, стоящих за спиной и поливающих молниями из своих рук. Да и женщины, раз уж на то пошло. Все они были магами, помазанниками какого-нибудь Бога или тиранами, поддерживающими свою власть магией и сталью. Никакая страна, кроме Кормира, не могла позволить себе столько притворных и лживых дворян, потому что нигде больше во всём Фаэруне не было такого короля, который бы смог удержать их всех в узде.
Азун IV был героем среди королей. Мужчина, да, но она все равно была горда служить ему.
Но она будет скучать не только по этому. Да, Алусейр, Стальная Принцесса, бич тысячи разбойников и зверей, самый ярый воин среди армий закаленных воинов, неистовая дева, которая спала, сражалась и по желанию забывала вежливость и милость, любила своего отца и знала, что будет скучать по нему, когда он уйдёт.
Она всегда хотела увидеть его по-настоящему. Не суровый и скептичный Азун, или Лев Кормира, бушующий в одном из их многочисленных боев, а просто старик, наблюдающий за ней с восхищением в своих глазах, с любовью во взгляде. Ей хотелось услышать, как он смеется и обменивается умными словами с придворным, увидеть, как он танцует с матерью и заставляет Филфаэрил улыбаться той улыбкой, которую она хранила только для него, и от которой у нее сияло все лицо. Боги, Алусейр Накасия может даже шокировать королевский двор, появившись в платье, с накрашенными ногтями, пахнущая духами и с зачёсанными волосами, не для того, чтобы увидеть, как у дворян отвиснут челюсти, а чтобы увидеть выражение лица своего отца.
Она не осознавала, что улыбается или что у нее на глазах выступили слезы, пока один из мужчин за ее спиной не спросил:
- Что-то ... э, что-то не так, миледи?
Это был Кортил Роумантл, который все еще пускал слюни на принцессу, почему-то не замечая того факта, что она была той женщиной, и это
