Дикое племя - Октавия Батлер

На следующий день, после того как Энинву дала ему молока, Доро проснулся, ощущая заметную дрожь. Он тут же понял, что счастливое время, когда он пребывал в этом компактном удобном теле, которое он преподнес ей в качестве подарка, кончилось. У этого тела было совсем немного странностей, которыми он мог бы дорожить. Ребенок Энинву от этого тела мог быть очень красивым, но было очень много шансов, что он будет самым обыкновенным. Теперь это тело отслужило. Если он задержится в нем еще на некоторое время, то он будет опасен для людей, окружавших его. Самое простое возбуждение или боль, которые он в обычном состоянии едва ли и заметил, теперь могли вызвать его перемещение. И кто-нибудь, чья жизнь была очень важной для него, может умереть. Он тут же взглянул на Энинву, все еще спящую рядом с ним, и вздохнул. Что она сказала в такую ночь несколько месяцев назад? Что на самом деле ничего не изменилось. Наконец-то они стали принимать друг дргуа, как это есть на самом деле. И теперь они будут держаться друг за друга, спасаясь от одиночества. Но во всем остальном она была права. Ничего не изменилось. Она не хотела, чтобы он находился рядом с ней некоторое время, после того, как он менял тело. Она все еще отказывалась понять, что убивал ли он из-за нужды, случайно или по выбору, он все равно должен был убивать. У него не было иного пути, и он не мог избежать этого. Обычный человек, возможно, и мог бы уморить себя голодом до смерти, но Доро не мог. Тогда уж ему было лучше совершить заранее спланированное убийство, чем довести себя до того, что он убьет без разбору кого попало. Сколько времени, длиной не в одну человеческую жизнь пройдет еще, прежде чем Энинву поймет это? Она проснулась. - Ты уже встаешь? - спросила она. - Да. Но тебе вставать еще рано, рассвет даже не наступил. - Так ты уходишь? Ведь ты только что вернулся. Он поцеловал ее. - Возможно, что я опять вернусь через несколько дней. Он хотел увидеть ее реакцию. Он хотел убедиться, что ничего не изменилось, или наоборот, в надежде, что они оба были неправы, и что она чуть-чуть подросла. - Останься еще немного, - прошептала она. Да, она знала. - Я не могу, - сказал он. Некоторое время она молчала, потом вздохнула. - Ты уже спал, когда я кормила ребенка, но у меня еще осталось молоко, если ты хочешь. Он тут же наклонид голову к ее груди. Вероятнее всего, этого уже больше никогда не будет. Во всяком случае не так скоро. Ее молоко было очень питательное и хорошее, и было таким же приятным, как и то время, проведенное с ней. Теперь же, они должны будут начать старую войну. Она приласкала его голову, и он вздохнул. После этого он вышел и забрал Сьюзен. Она была как раз таким объектом для убийства, в котором он нуждался: очень чувствительным, таким же сладким и приятным для его разума, как молоко Энинву для его бывшего тела. Он разбудил Френка, и они вдвоем оттащили это тело на старое кладбище, где обычно хоронили рабов. Доро не хотел, чтобы кто-нибудь из людей обнаружил его и сообщил ей. Она узнает о случившемся и без этого. К тому времени, как он и Френк закончили, несколько рабочих с мотыгами прошли в сторону хлопковых полей. - И как долго ты собираешься носить это тело? - спросил его Френк, оглядывая высокую и коренастую фигуру Сьюзен. - Не очень. Я уже получил от него, все что мне нужно, - сказал Доро. - Хотя это и хорошее тело. Оно может оставаться год, а может быть и два. - Но ведь это не сулит ничего хорошего для Энинву. - Все могло бы быть по другому, если бы это было тело еще когото, а уж никак не Сьюзен. Ведь в конце концов, Энинву временами имеет и жен. Но все дело в том, что она знала Сьюзен, и даже любила ее. Если бы не такой непредвиденный случай, то я не стал бы заставлять людей переживать подобные чувства. - Представить только, ты и Энинву, - пробормотал Френк. - Меняете пол, меняете цвет кожи, размножаетесь, как... - Закрой свой рот, - сказал Доро с явным беспокойством, - не то я скажу тебе некоторые вещи о твоей собственной семье, которые ты не захочешь и слушать. Вздрогнув, Френк замолчал. Он всегда очень переживал по поводу своих предков, по поводу своей старинной семьи из Вирджинии. По каким-то дурацким причинам, она имела для него большое значение. Доро буквально поймал себя на том, что собирается полностью разрушить любые иллюзии, которые этот человек все еще строил по поводу своей голубой крови, и, как следствие этого, по поводу своей беспорочно белой кожи. Но у Доро не было никаких причин делать нечто подобное, никаких причин, за исключением, может быть, того, что лучшие времена, о которых он еще помнил, близились к концу, и он не был уверен, что последует за ними. Дае недели спустя, когда он вновь вернулся к Энинву, он уже был один. Он отослал Френка домой, к его семье, и взял себе более подходящее тело худого белого мужчины с каштановыми волосами. Это было вполне хорошее сильное тело, но Доро знал, что лучше, чтобы Энинву оценила его. Она не проронила ни слова, когда увидела его. Она не спорила и не ругала его, и вообще не казалась враждебной к нему. Но с другой стороны, она была едва-едва приветлива. - Ведь ты забрал Сьюзен, не так ли? - сказала она, и это были ее единственные слова. Когда он подтвердил ее догадку, она повернулась и ушла. Он подумал, если бы она не была беременна, то она отправилась бы к морю, а его оставила бы со своими не слишком уважительными детьми. Она знала, что теперь он не причинит им зла. Однако, беременность заставляла ее оставаться в обычном человеческом облике и удерживала ее дома. Она берегла будущего ребенка. Ведь приняв облик какого-либо животного, она наверняка убила бы его. Она говорила ему об этом во время одной из беременностей от Исаака, и он посчитал это за слабость. Он не сомневался, что она может прервать любую беременность без всякой помощи и без всякой опасности для себя. Ведь она могла делать со своим телом все, что хотела. Но она не прервала бы беременность. Раз ребенок был уже внутри нее, он должен быть рожден. На протяжении всех лет, пока он знал ее, она была чрезвычайно заботлива со своими детьми и до и после их рождения. Доро решил остаться с ней на время этого периода вынужденной слабости. Раз уж она относительно спокойно восприняла два его самых недавних превращения, то он не думал, что у него вновь будут неприятности с ней. Но у него ушло множество долгих дней, лишенных каких бы то ни было отношений, прежде чем он понял, что был неправ. В конце концов, именно младшая дочь Энинву, Элен, помогла ему понять это. Временами казалось, что девочка значительно моложе своих двенадцати лет. Она играла с обычными детьми в их обычные игры, возилась с ними и плакала от обычных ушибов. Но в другие моменты она напоминала взрослую женщину, скрытую за этой детской внешностью. Да, она была в высшей степени дочерью своей матери. - Она не хочет разговаривать со мной, - сказал этот ребенок, обращаясь к Доро. - Она знает, что мне известно, что она собирается сделать. Она подошла и села рядом с ним в прохладной тени дуба. Некоторое время они молча наблюдали, как Энинву полола свой огород, засеянный целебными травами. В этот огород посторонним вход был запрещен. Туда не пускали ни других огородников, ни детей, обычно помогающих выпалывать сорняки, потому что как для тех, так и для других большинство растущих там трав они посчитали бы сорными. Однако сейчас, Доро смотрел не на огород, а на Элен. - Что ты хочешь сказать? - спросил он ее. - Что она собирается делать? Она взглянула на него сверху вниз, и у него не было никаких сомнений, что их этих глаз на него смотрела женщина. - Она сказала, что сюда собираются приехать Кейн и Лиа. Они будут жить здесь. И еще она сказала, что после того, как родится ребенок, она уйдет отсюда. - К морю? - Нет, Доро. Не к морю. В один прекрасный день она должна будет выйти из моря. Тогда ты вновь отыщешь ее, и она будет должна вновь наблюдать за тем, как ты убиваешь и ее друзей, и своих собственных. - О чем ты говоришь? Он схватил ее руками, едва сдерживая себя ото того, чтобы хорошенько встряхнуть ее. Она уставилась на него, раздраженная, полная ненависти. Неожиданно она наклонила голову и укусила его руку, так сильно, как могла сделать это своими маленьким острыми зубами. Боль заставила Доро выпустить ее. Она даже и не подозревала, как было опасно для нее причинять ему такую неожиданную боль. Если бы она сделал это до того, как он убил Сьюзен, он мог забрать бы ее совершенно без всякого труда. Но сейчас, получив совсем недавно надлежащую пищу, он был более управляемым. Он лишь придерживал свою окровавленную руку и только смотрел, как убегала девочка. Затем он медленно встал и пошел в сторону Энинву. Она только что выдернула несколько пышно разросшихся с желтыми корнями диких растений. Он ожидал, что она выбросит их, но вместо этого она отрезала ботву от корней, счистила грязь со стеблей и положила их в свою корзину, которая обычно служила ей для сбора целебных трав. - Что это такое? - спросил он. - Лекарство, или яд, если люди не будут знать, что делать с ними. - А что ты собираешься делать с ними? - Превращу их в порошок, смешаю их с другими травами, положу в кипяток, а потом дам детям, которые страдают глистами. Доро только покачал головой. - А я думал, что ты помогаешь им более простым способом, производя лекарства внутри собственного тела. - Это тоже будет хорошо действоать. Я собираюсь научить делать это нескольких женщин. - Зачем? - Чтобы они могли лечить себя и свою семью и быть независимыми от того, что они считают моим колдовством. Он наклонился, и запрокинул ее голову, чтобы видеть ее лицо. - И почему же это они не должны зависеть от твоего колдовства? Ведь твои лекарства гораздо эффективнее любых трав. Она только пожала плечами. - Они должны учиться помогать себе сами. Он взял в руки корзину, потянул Энинву, чтобы сдвинуть ее с места. - Идем в дом и поговорим. - Нам не о чем говорить. - Так или иначе, идем. Ты смешишь меня. Он обнял ее рукой и повел ее назад к дому. Он хотел было провести ее в библиотеку, но там уже нашли себе место несколько детей достаточно юного возраста, которые учились читать. Они сидели полукругом на ковре, поглядывая на одну из дочерей Энинву. Доро уже выпроваживал Энинву назад, чтобы не мешать их занятию, когда смог расслышать голос одного из своих детей от Сьюзен, читавшему строфу из Библии: "Будь как моим, так и его. Думай не о высоком, а снизойди до слабых и обездоленных. Не трать мудрость на собственное тщеславие." Доро оглянулся. - Звучит так, будто это не самая популярная цитата из билии для этой части страны, - сказал он. - Я уже вижу, что они учат не самые популярные места, - ответила ему Энинву. - Ведь есть и другие места:"Тебе никогда не спастись от того, хозяина, чей слуга прячется в тебе." Они ведь живут в мире, который не хочет чтобы они слышали подобные вещи. - Так ты воспитываешь их в духе христианства? Она вновь пожала плечами. - Большинство их родителей - христиане. Они хотят, чтобы их дети научились читать и чтобы они могли читать Библию. - Между прочим, - она взглянула на него, и уголки ее рта опустились вниз, - между прочим, ведь это христианская страна. Он пропустил мимо ушей ее сарказм и повел ее в гостиную. - Христиане почитают самоубийство за большой грех, - сказал он. - Они почитают за грех вообще забирать чью-нибудь жизнь, но тем не менее убивают и убивают. - Энинву, почему ты решила умереть? Он никогда не мог подумать, что произнесет эти слова так спокойно. Что она подумает о нем? Что ему все равно? Может ли она так подумать? - Это единственный способ для меня освободиться от тебя, - ровным голосом ответила она. Он раздумывал над этим некоторое время. - А мне казалось, если я останусь сейчас рядом с тобой, то это может помочь тебе стать полезной для тех....для тех дел, которые ждут меня, - сказал он. - А ты все еще думаешь, что я мало полезна для них? - Но ты не принимаешь их. Из-за чего же еще ты хочешь умереть? - Из-за того, о чем мы уже многократно говорили. Все временно в этом мире, кроме тебя и меня. Ты - это все, что у меня есть, а возможно, и все что будет. Она медленно покачала головой. - А ты, это всего лишь бесстыдство и цинизм. Он нахмурился, пристально глядя на нее. Она не говорила ничего подобного с той самой ночи, проведенной ими в библиотеке. Она вообще никогда не разговаривала подобным образом, столь скучно и столь прозаически, будто произносила обычную самую простую фразу:"А ты высокий." И он почувствовал, что не может даже разгневаться на нее. - Так значит я должен уйти? - спросил он. - Нет, оставайся со мной. Сейчас ты нужен мне здесь. - Даже если я столь циничен. - Даже так. Сейчас она было точно такой же, как после смерти Луизы, непохожей на себя, слишком пассивной и готовой умереть. Конечно, тогда это были одиночество и печаль, неожиданно навалившиеся на нее. Сейчас же....а что же все-таки на самом деле было сейчас? - Это все из-за Сьюзен? - спросил он. - Я не думал, что ты принимала ее так близко к сердцу. - Я нет, а вот ты, принимал. Ты сделал ей трех детей. - Но... - Тебе не нужно было забирать ее жизнь. - Я больше не мог никак иначе использовать ее. Для нее это была единственная возможность быть полезной мне. Детей у нее было уже достаточно, а заботиться о них она не могла. Так что ты ожидала от меня по отношению к ней? Энинву встала и вышла из комнаты. Позже, он попытался вновь заговорить с ней. Но она уже не слушала его. Она не собиралась ни спорить с ним, ни осыпать его проклятьями. Но когда он в очередной раз собрался уходить, она попросила его остаться. Когда он вечером вошел в ее комнату, она была до странного гостеприимна. И в тот момент она все еще собиралась умереть. В этом решении был определенный цинизм. Бессмертная женщина, которая могла жить рядом с ним не одно тысчелетие, тем не менее была намерена совершить самоубийство, а он даже не мог понять настоящей причины этого. Он впадал все в большее отчаянье по мере того, как увеличивался срок ее беременности, потому что он не мог ощутить близость ее. Она признавала, что была нужна ему, что даже любила его, но какая-то часть ее была закрыта для него, и никакие его слова не могли проникнуть туда. Наконец, он ушел на несколько недель. Ему очень не нравилось, как она поступала с ним. Он не мог припомнить такое время, когда его мысли были так беспорядочно перепутаны, и когда он так безнадежно хотел получить то, чего получить не мог. Он сделал то, чего Энинву, видимо, никогда не делала. Он разрешил ей относиться к нему, как к обыкновенному человеку. Он разрешил ей разбудить в нем чувства, которые дремали в нем в течение многих лет, превышающих в несколько раз даже тот срок, который прожила она. Он чувствовал себя так, будто вся пелена скрывавшая его сущность от ее глаз, упала. Он был поражен тем, что мог позволить нечто подобное, и тем, что она могла видеть это. Но даже это, в конце концов, мало заботило его. Он отправился в Батон Руж, к женщине, которую знал уже некоторое время. Она теперь была уже замужем, но случайно, ее муж отбыл в Бостон, и она пригласила Доро к себе. Он оставался с ней несколько дней, все время находясь на грани желания рассказать ей об Энинву, но так и не собрался с духом. Вскоре он взял себе новое тело, которое принадлежало освободившемуся черному, владевшему несколькими рабами и жестоко обращавшемуся с ними. И только после, ему стало интересно, почему все-таки он убил этого человека. Ведь в конце концов, его никак не касалось то обстоятельство, что этот человек был так груб со своей собственностью. Затем он заменил тело этого рабовладельца на тело другого, тоже свободного, черного, который мог быть почти светлокожим братом для того человека, который так понравился Энинву: небольой, компактный, красивый, красно-коричневый. Возможно, что она отвергнет его по той причине, что он только похож на того, и уж никак не являлся им на самом деле. А может быть, она отвергнет его как раз по той причине, что он не похож на того. Кто знает, в какую сторону склонится ее разум. Но вполне возможно, что она воспримет его, будет разговаривать с ним, и они чуть-чуть приблизятся друг к другу, прежде, чем она вновь закроет себя перед ним, как отработавшая машина. И он отправился к ней. Ее живот был уже вполне заметным, когда он обнял ее при встрече. При других обстоятельствах он бы рассмеялся и погладил бы его, думая о ребенке там, внутри. Сейчас же, он только взглянул на него, отметив про себя, что она могла родить в любой момент. Как глупо он поступил, что ушел и оставил ее одну, отказавшись тем самым от любой возможности провести вместе с ней, может быть, их последние дни. Она взяла его за руку и повела в дом, в то время как ее сын Джулиен занялся его лошадью. Он бросил в сторону Доро долгий и испуганный, полный мольбы взгляд, который Доро не воспринял. Было ясно, что Джулиен знал. Оказавшись внутри дома, он встретил точно такие же взгляды со стороны Лиа и Кейна, за которыми послала Энинву. Никто не произнес ни слова, кроме обычных приветствий, но весь дом был наполнен напряжением. Казалось, что это чувствовали все, кроме Энинву. Она же была захвачена будто лишь одной формальной радостью по поводу очередного возвращения Доро домой. Ужин прошел тихо, почти мрачно, и казалось что каждый нашел для себя неотложные дела, чтобы не задерживаться за столом. Каждый, исключая Доро. Он уговорил Энинву посидеть с ним за вином, фруктами и орехами в гораздо меньшей и более прохладной задней гостиной. Для него не имело никакого значения как выглядела эта комната, а было важно, что Энинву была рядом с ним.