Между людьми и кначетами - Шана Огней
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сюда, друзья!
Плохое предчувствие усилилось. Вообще, я был рад видеть Диная. В его обществе было легко и приятно, он любую миссию превращал в веселое приключение, но… Если тут замешаны Ищейки, происходит явно что-то нехорошее.
Рыжий первый залез внутрь, подавая пример, мы последовали за ним, устроились на скамьях.
– Значит, так. – Динай постучал по стене, хлестнули вожжи, и лошади зашагали, потянули за собой карету. – Мы едем в резиденцию брата нашего богоизбранного императора Трицэя Нелая – Бораса Нелая… – Он оглядел нас, наслаждаясь произведенным впечатлением, и продолжил: – Его дочь, Лаянна Нелай, призвала кначета из Бездны. Борас вам сам расскажет подробности. А теперь – важное правило! Никому – вообще никому: ни Совету элиторов, ни вашей маме – никому не рассказывать, что вы там были, что Лаянна, оказывается, изменница, и все в таком духе. Ничего этого не было, и вас там не было. Это понятно?
Конечно. Чего и следовало ожидать. Императорская служба, которая ловит в том числе изменников, прикрывает их, когда оказывается, что это люди обладают властью. «Исовцы», как и любой суд или полиция, забывают про справедливость и законы, когда дело касается высших чиновников.
Ответил командир:
– Понятно.
Динай рассмеялся:
– То, что это понятно тебе, я в курсе, меня интересует, понятно ли стажерам…
Верло пожал плечами:
– Понятно. Мне неприятности не нужны, да и нет мне дела до того, что там происходит в императорской семье.
А зря. Если тебе плевать на тех, кто вершит твою судьбу и судьбу твоей страны, – ты просто передаешь власть над собой в чужие руки. Добровольно, без борьбы.
Динай кивнул, перевел взгляд на меня. Я скрестил руки на груди:
– Надо было раньше спрашивать, до того, как все рассказал, манипулятор хренов. – Ищейка нагло улыбнулся на этих словах. – Что, теперь зарежешь меня, если я откажусь?
– Хорошая идея, – «исовец» хитро подмигнул, – но нет. Просто если кто-то узнает, что Лаянна изменница, ты будешь первым подозреваемым, и, скорее всего, какой-нибудь разбойник, по совершеннейшему совпадению, тебя ночью подкараулит и всунет нож под ребра. А слухи, которые пойдут от твоих слов, будут опровергнуты, подавлены и так далее. Никакой выгоды для тебя.
– Вот и договорились, – я усмехнулся не менее нагло. – Меня устраивает.
Динай пожал плечами:
– Ну меня тем более.
– Да не будет он никому рассказывать! – Верло возмущенно посмотрел на меня. – Силь, скажи ему! Там наверняка уже половина слуг в курсе. Ты хочешь отвечать за то, что они расскажут?
– Не хочу, – спокойно ответил я. – И я пока не планирую никому рассказывать. Но если вдруг я посчитаю это целесообразным – я это сделаю.
– Ты роешь себе могилу. – Парень огорченно покачал головой.
– Ерунда, – я поморщился, – что мешает нам солгать? Сейчас скажем, что не расскажем, а потом расскажем. От нас уже вообще ничего не зависит. Динай не оставил нам выбора. Если Борасу вбредет в голову, что это сделали мы, он уничтожит нас даже без доказательств.
– Умный ты парень, – засмеялся рыжий, – ты мне сразу понравился!
– А ты козел. – Я мило улыбнулся.
– Именно!
Теперь мы рассмеялись вместе. Верло глядел на нас круглыми глазами.
Я отвернулся, чуть отодвинул шторку, чтобы увидеть, где мы едем. Мимо проплывал черный металлический забор с золотыми бизонами по центру секций, за ним виднелся утопающий в снегу сад с расчищенными дорожками, деревянными лавочками, узорчатыми беседками. Пусто. Не гуляют по тропкам аристократки, не расхаживают вальяжно пузатые купцы. То ли холодно, то ли все поместье расчистили от посторонних из-за присутствия кначета (скорее, второе). Интересно, как они объяснили эвакуацию персонала. Наверняка придумали что-то убедительное, конечно. Ложь у них в крови.
Карета заехала в ворота, любезно распахнутые стражей, у мраморного крыльца повернула боком, так, чтобы скрыть нас от случайных взглядов прохожих. Мы спустились на землю, Динай остался внутри, махнул на прощанье:
– Удачи!
Мы поднялись по ступенькам, и высокая деревянная дверь (разумеется, с резными бизонами – куда ж без государственного символа?) распахнулась. Естественно, нас ждали. Пожилой мужчина в строгом черном кителе – дворецкий?.. – жестом пригласил нас внутрь:
– Прошу за мной, господа.
Он вышагивал степенно, неторопливо, всем видом выказывая благородство. Сам, конечно, не благородных кровей, но вести себя в высоком обществе слуг, судя по всему, учили очень хорошо. Таким не пристало куда-то спешить.
Интерьеры такие же… Благородные. Если обилие безвкусных золотых деталей можно назвать этим словом. Главное, что дорого, а что выглядит убого – это уже мелочи. В принципе, свою функцию они выполняли – такие, как Верло, глядели по сторонам с трепетным восхищением, осознавая, что это место не для простых людей, которым до такого уровня жизни как до луны. Помнится, Азкэтначи меня как-то провел в тронный зал императора среди ночи, когда там никого не было… Пожалуй, тогда я и понял, что все это – просто мишура, фантики для создания впечатления, и не более.
Мазнув взглядом по очередной картине в уродливой золотой раме, я замер, вгляделся. С полутораметрового холста наивными большими глазами на меня глядела девочка. Золотистые локоны щекотали плечи. Голубое платье воздушными складками спадало до травы. Пухлые губки застыли в ласковой улыбке. Рядом, подняв ухо, скалился громадный дог. Несмотря на широкую грудную клетку, на накачанные мышцы лап, он не казался угрожающим. За спинами героев растекался спокойный пруд. Дальше – усадьба. Вот только, если вглядеться, заметишь зловещие тени в окнах, мрачный силуэт в воде, и что это на зубах собаки – кровь?..
От дальнейшего разглядывания меня оторвал голос командира:
– Силь?
Повернувшись, я увидел, что они успели уйти на несколько метров вперед, прежде чем заметили, что я отстал. Эта картина… Я не могу ошибиться. Невозможно не узнать кисть Азкэтначи. Он никогда не рассказывал, что рисовал на заказ. Я взглянул на дворецкого:
– Кто это на картине?
Тот ответил важно, довольный тем, как я впечатлен:
– Лаянна, дочь Бораса Нелая. Очень нравится?
Все картины Азкэтначи – шедевры. Я не видел ни одной, которая не впечатлила бы, не заставила вглядываться, размышлять, искать…
– Сколько здесь Лаянне и сколько ей сейчас?
– Семь. Сейчас ей двадцать три.
Шестнадцать лет назад? Я тогда только родился. Интересно… Спросить бы у Аэкэтначи, как так вышло, но когда еще выдастся шанс?.. Когда я ушел в академию, он продолжил путешествовать
