Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

Нет времени на эту закуску. Разорвав противнику горло, Ройбен отбросил его и увидел двух других бандитов.

Выставив вперед ножи, они бросились на Ройбена, пытаясь вспороть на нем «меховой костюм». Один два или три раза ткнул Ройбена ножом, второй попытался срезать «маску» с его головы.

Потекла кровь. Потекла из груди, потекла со лба на глаза. Ройбен обезумел от ярости. Ударом когтей содрал кожу с лица одного противника, разорвав сонную артерию, потом поймал другого, который уже побежал в сторону проволочной изгороди. Через секунду он уже был мертв, и Ройбен остановился, пожирая мясо с его бедра, а потом бросил и пошел обратно, шатаясь, опьяненный борьбой и кровью. Запах зла стал улетучиваться, исчезать, на смену ему пришел запах людей, рядом, в темноте, и запах смерти, прямо позади него.

В ближайших домах погас свет, слышались крики в ночи. Потом зажегся свет в доме через двор.

Раны Ройбена ощущались как горячие пульсирующие комки боли, но он чувствовал, как они заживают, чувствовал сильное покалывание над правым глазом, где затягивалась резаная рана. В полутьме увидел, как оставшийся в живых парень ползет по грязным мусорным кучам к другому, тому, что уже умер. Он подполз к нему, стал на колени, начал трясти его, пытаясь привести его в чувство, а потом издал тоскливый воющий звук.

Повернулся к Ройбену, его глаза сверкнули в темноте, полные слез.

— Он мертв, они убили его, мертв, мертв, мертв.

Ройбен стоял, молча глядя на неподвижное полуобнаженное тело. Обоим парням лет по шестнадцать, не больше. Оставшийся в живых с трудом встал на ноги. Его лицо и одежда были залиты кровью, и он протянул руку к Ройбену, действительно протянул руку. А потом упал, потеряв сознание.

И лишь теперь, когда он лежал у ног Ройбена, Ройбен увидел крохотные раны, сочащиеся кровью, на вытянутой в сторону левой руке парня. Маленькие колотые раны! На кисти, запястье и предплечье. Отметины от укусов.

Ройбен окаменел.

В соседних дворах слышался шепот, невольные свидетели драмы переговаривались и ахали. Открылась задняя дверь дома.

Завыли, приближаясь, сирены. Снова эти пронизывающие лучики звука, острые, как нож.

Ройбен пошел прочь.

На низких облаках появились отблески маячков, они приближались к дому, уже осветили его осевший бесформенный силуэт, осветили грязь и хлам во дворе.

Ройбен перепрыгнул через ограду и быстро, беззвучно побежал сквозь тьму, на всех четырех, покрывая милю за милей. Выбежав из леса, увидел свой «Порше», там, где он из него выскочил, у деревьев. Его руки мелькали, как волчьи лапы, он поразился тому, насколько быстро он бежит.

Но теперь ему надо вызвать обратное превращение.

«Оставь меня, ты знаешь, что так надо, верни мне прежний облик».

Он сел на корточки рядом с машиной, судорожно дыша, намеренно усиливая спазмы, глядя, как опадает густая волчья шерсть. Раны на груди жгло, они пульсировали, волосы рядом с ними остались, пропитанные кровью. И над правым глазом тоже клок волчьей шерсти. Когти втягивались, исчезая. Согнув удлиняющиеся пальцы, он дернул шерсть рядом с ранами. Ноги подгибались, он едва стоял. Схватился руками за дверь машины и упал на колено, потеряв равновесие.

Лаура уже была рядом, придерживая его, помогая забраться на сиденье. Клочья шерсти на груди и лбу имели чудовищный вид, совсем не так, как при полном превращении, но кровь уже свернулась и начала превращаться в сухие хлопья. Кожа у ран зудела, сходясь. По голове прокатились волны удовольствия, будто ее массировали невидимые руки.

Лаура повела машину в сторону автострады, а Ройбен натянул рубашку и брюки. Прижал левую руку к груди, там, где пульсировали болью раны, и почувствовал, как волчья шерсть съеживается и отваливается. Остался только мягкий подшерсток. На лбу уже исчезли и шерсть, и подшерсток.

Накатилась тьма и головокружение, поглощая его. Он боролся с ней, его голова билась о стекло, и он тихо стонал, сжав губы.

Сирены, завывающие, словно баньши, резко, противно. Но «Порше» ехал на север, набирая скорость, по автостраде, потом уткнулся в поток машин, мигающих красными стоп-сигналами. Переходя с одной полосы в другую, машина наконец вышла в крайнюю левую и снова набрала скорость.

Ройбен откинулся на спинку, глядя на Лауру. В свете мигающих сигналов и фар встречных машин она выглядела совершенно спокойной и сосредоточенной, глядя на дорогу.

— Ройбен? — не отводя глаз от дороги, окликнула она его. — Ройбен, скажи что-нибудь. Ройбен, прошу.

— Я уже в порядке, Лаура, — сказал он и вздохнул. По нему прокатывали волны дрожи, одна за другой. Зубы стучали. Шерсть окончательно исчезла, как и сами раны. Кожа чесалась и зудела. Удовольствие пронизывало его, до изнеможения. Но в ноздрях все так же стоял запах смерти, смерти того парня, оставшегося лежать во дворе. Запах смерти невинного.

— Я совершил нечто ужасное, невыразимое! — прошептал он. Попытался сказать что-то еще, но из его рта вырвался лишь стон.

— Что ты сказал? — спросила Лаура. Впереди и сзади было множество машин, они проезжали через Санта-Розу.

Он снова закрыл глаза. Боли уже нет. Лишь небольшой жар на лице и в ладонях, а еще в мягкой плоти, там, где были раны.

— Ужасно, Лаура, — прошептал он, но она его не услышала. Он снова увидел перед собой парня, шатающегося, идущего к нему, рослого широкоплечего мальчишку с бледным лицом, на котором была мольба, лицом, покалеченным и залитым кровью, обрамленным всклоченными светлыми волосами, с глазами, расширенными от ужаса, с губами, шевелящимися, но ничего не говорящими. А потом наступила тьма. Он был рад ей, откинувшись в мягкое кожаное кресло. Машина укачивала его, наклоняясь из стороны в сторону на большой скорости.

30

От яркого света в гостиной ему стало нехорошо. Отопление работало на полную мощность, и в доме стало жарко, пахло пылью и замкнутым пространством, противно, удушающе.

Он сразу же пошел в библиотеку и позвонил в отель «Клифт» в Сан-Франциско. Надо поговорить с Феликсом. Он сгорал со стыда. Но только Феликс может помочь ему с тем, что он натворил. Как бы ему ни было стыдно, горько и ужасно, он не мог успокоиться, пока не признается Феликсу в том, какой ужасный поступок он совершил, как он оплошал, как передал Хризму, сам того не желая.

Но Феликса уже не было в отеле, по словам администратора. Он рассчитался еще днем.

— Можно узнать, кто его спрашивает?

Ройбен уже хотел было повесить трубку, в отчаянии, но представился, затаив надежду, что, возможно, его ждет какое-нибудь сообщение. Так и оказалось.

— Да, он просил передать, что его вызвали по срочному делу, не терпящему отлагательств. Но он вернется так скоро, как только сможет.

Ни номера телефона, ни адреса.

Ройбен рухнул в кресло и уронил голову на стол, прижавшись лбом к зеленой обложке журнала. Потом поднялся, снял трубку и позвонил Саймону Оливеру, оставил сообщение, умоляя спросить Артура Хаммермилла, не оставил ли ему Нидек номера телефона для экстренной связи. Это срочно, срочно, срочно. Саймон даже представить себе не может, насколько срочно.

Ничего не сделаешь. Ничего, чтобы унять эту невыразимую панику. Умрет ли этот парень? Убьет ли его Хризма? Правду ли говорил мерзкий Маррок насчет того, что Хризма убивает, что большинство людей умирают от нее? Что можно сделать, чтобы предотвратить это, и можно ли? Марроку было плевать, умрет Ройбен от Хризмы или нет. Маррок хотел, чтобы он умер.

Может, Феликс лучше знает, знает, что можно сделать? Может, вообще можно избежать этой катастрофы каким-то способом?

Он снова увидел перед собой лежащего в грязи парня с вытянутой рукой, на которой виднелись раны.

Господь Вседержитель!

Он поглядел на улыбающегося Феликса на фотографии. Боже, помоги мне, пожалуйста. Не дай умереть этому бедному ребенку. Пожалуйста. И не дай…

Он уже не мог сдерживать панику.

Нашел Лауру в гостиной, она разводила огонь в камине.

Он обхватил ее руками, провел ладонями по плотному серому свитеру с высоким, до подбородка, воротником, по ее брюкам. Тепло.

«Я хочу превратиться, сейчас, снова уйти в ночь. Сейчас».

Прижавшись к ней, он почувствовал, как сквозь кожу снова прорастает волчья шерсть. Отпустил ее, ненадолго, только чтобы сбросить одежду. Пальцы укоротились, мех отгородил его от жара, ноздри уловили пьянящий запах леса, проникающий сквозь окна. Какое блаженство эти вулканические волны, едва не сбивающие с ног.

Он поднял ее, едва не подбросил, закинул на плечо и выскочил наружу, через заднюю дверь, понесся в ночь, уже полностью превратившись, крепко удерживая ее на левом плече. Побежал сквозь лес, пригибаясь, наклонившись вперед, отталкиваясь мощными ногами. Побежал сквозь дубраву и оказался среди гигантских секвой.

— Схватись за меня покрепче, — тихо сказал он ей в ухо, двинув ее руки к своей шее, а ноги — к талии. — Мы забираемся наверх, ты согласна?