Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба

С началом промышленного переворота и хозяйственного подъема появились новые общественные группы, которым не находилось места в старом сословном делении, — буржуазия, научная и техническая интеллигенция, частнопрактикующие врачи, юристы, служащие, мелкие предприниматели и торговцы. Правительство должно было учитывать эту реальность. С 1818 г. крестьяне могли свободно заводить фабрики в деревнях, где часто и возникали новые производства вблизи сырья и дешевых рабочих рук; в 1827 г. неслужащим дворянам разрешили «записываться» в купеческие гильдии — а ведь полувеком ранее Екатерина II искренне считала таких дворян сумасшедшими. Появились первые законы о рабочих и о проститутках, существование которых пришлось официально узаконить. Манифест 1832 г. устанавливал новое городское сословие свободных от подушной подати и телесных наказаний «почетных граждан», куда включались предприниматели из купечества, служащие, дипломированные специалисты, ученые, художники. Заодно в 1845–1847 гг. от порки были освобождены мещане, окончившие гимназии и высшие учебные заведения лица непривилегированных сословий и… русские писатели.

Попытки включить нарождавшиеся новые общественные слои в жесткую сословную структуру были относительно удачными, т. к. они еще не представляли общественной силы — на 72 млн населения в николаевской России приходилось всего 22 тыс. почетных граждан. Круг интересов российского «третьего сословия» был еще весьма ограниченным.

«1840 год. Господи благословил меня, перешедшего из 40-калетнего мещанского сословия ныне на наступающей 1841 год в чухломские 3-й гильдии купцы…

1841 год. Февраля 4-го дня во вторник на масляной продано из лавки товару 1068 руб. 29 коп., более всех прочих годов. Потому, что у нас ныне крупный сухой судак был почти у одних, коего куплено к масляной 150 пудов, стерлядей осталось на великий пост не более 12 пуд. 14 фунт., судаков сухих не более 50 пудов с мелкими, коих было и означенных 150-ти пудов еще мелких 60 пудов. Итого вышло перед масляной и на масляной рыбы, судаков сухих, 160 пуд, стерлядей 80 пуд, севрюги коренной 76 пуд, малосольной, 24 пуд. 38 фунт. Судаков свежих, 15 пудов. А без меня 15 числа января в четерток был выбран я городским обществом в городские головы, которое почтило выбором. („Памятная книга города Чухломы мещанина Ивана Васильевича Июдина, с 1841 года купца, содержащая на 50 листе рождения детей и разные для его и семейства его прошедшие сличай и достопамятные дела и мысли, к склонности его ума относящиеся. //Губернский дом. Кострома, 2001. № 3. С. 36)“. „25 Октября. Был на вечеринке у Пелагеи Семеновны по зову, где было много хорошеньких нимфочек, с коими танцевали, веселились и шутили; и я очень был весел, потому что прежде были в желтом доме, где полдюжины осушили залихватского пива. На вечеринке ж были недолго, потому, что время нас призывало в желтый дом, где у нас удовольствия рекою протекали; но, однако, мы все осушили, т. е. две бутылки цымлянского и 5 бут. меду. Но я остался чист, т. е. не проиграл ни копейки. На вечеринке ж кто то еще при нас выбил стекла и чуть-чуть не ушиб милых существ“.

Российский обыватель в меру наживался и веселился, почитывая романы Загоскина и Фаддея Булгарина. Но в сфере технического прогресса Россия стала утрачивать завоеванные в XVIII в. позиции. По производству железа в результате промышленной революции Англия в начале XIX в. (250 тыс. тонн) оставила Россию далеко позади (160 тыс. тонн) и вытеснила ее с мировых рынков. К 1860 г., несмотря на все успехи, общий объем промышленной продукции России составлял 1,7 % мирового производства и уступал той же Англии в 18 раз. Войну 1812–1815 гг. Россия и Франция вели одинаковым оружием, однако, уже к середине века Англия и Франция обладали качественно новым паровым флотом и нарезными винтовками; в России же при колоссальных расходах на армию (в мирное время — 40–50 % бюджета) на создание новых видов оружия тратилось только 3 % от этой суммы.

В военно-технической сфере количественный и качественный рост производства тормозился системой казенных заказов и дотаций отсталым уральским заводам. Развитию других отраслей при очевидном преимуществе вольнонаемного труда (его производительность была в 2–3 раза выше подневольного) препятствовал весь крепостнический уклад империи. «Новые русские», т. е. в ту пору крепостные предприниматели (Морозовы, Прохоровы) вынуждены были скрывать свои капиталы, заключать сделки через подставных лиц, «откупаться» от рекрутской повинности, при этом находясь в полной зависимости от барина. Система паспортов и отпускных «билетов» мешала формированию рынка рабочей силы, да и барин в любое время мог вернуть своих отходников; так что пришлось издавать специальный закон 1835 г., запрещавший помещикам отзывать их крепостных до истечения срока договора с владельцами фабрик. В то время случались анекдотические ситуации, когда крепостной «фабрикант» на свое предприятие, юридически принадлежавшее барину, нанимал крепостных односельчан (зарплату они отдавали помещику в качестве оброка), а своего барина «устраивал на работу» в качестве надсмотрщика за собственными крепостными, сам при этом оставаясь его собственностью. На казенном языке учебников это в советское время называлось «несоответствием производительных сил производственным отношениям».

Российский барин находился, как правило, на службе, но помимо жалованья получал доход от имения в виде оброка (более характерного для Нечерноземья), барщины (на плодородных землях) или их сочетания. В большинстве случаев хозяйством повседневно он не занимался — на то были управители и старосты — но и расходов не нес, ведь труд крепостных был даровым. Увеличивались посевные площади за счет освоения районов Южной Украины и Северного Кавказа. Появились новые культуры: картофель, подсолнечник, сахарная свекла. С 20 до 70 млн пудов вырос экспорт хлеба; увеличился его оборот на внутреннем рынке — ввоз сельскохозяйственной продукции в Москву возрос в первой половине века в 5 раз. В нечерноземных губерниях начался массовый отход на промыслы и заработки: в «отходниках» к середине XIX в. числилось 1300 тыс. крестьян.

Как известно, 18-летний Евгений Онегин «был глубокий эконом» и хорошо знал, что основу национального богатства составляет не «золото», а «простой продукт» сельского хозяйства. Но «Отец понять его не смог / И земли отдавал в залог». Роман Пушкина не случайно назван «энциклопедией русской жизни». Быт светского человека в столице (ресторан, театр, бал, роскошный кабинет, «в последнем вкусе туалет», модная стрижка, заботы иностранцев-гувернеров, содержание дома, слуг, лошадей для выезда) неизбежно требовал постоянных и значительных расходов. Для этого «простой продукт» из вотчины надо было реализовать на рынке. Но трудно представить Онегина интересущимся ценами на рожь на бирже или Пьера Безухова, в компании с Анатолем Курагиным торгующим свеклой или водкой. Только немногие хозяева пытались заниматься агрономией и покупали первые сельскохозяйственные машины. Но интенсификация крепостного хозяйства наталкивалась на незаинтересованность крепостных в более производительном труде.

Большинство помещиков предпочитали идти простым путем: повышали денежные оброки (в имениях графа Воронцова они возросли в 5–6 раз, у князя Юсупова — в 19 раз) и увеличивали барщину до 5–6 десятин на крестьянский двор. Расширение барской запашки и увеличение повинностей давали кратковременный эффект, но в итоге разоряли и крестьян, и самого помещика. Приходилось делать займы у «процентщиков» или, как отец Онегина, «жить долгами», т. е. закладывать земли и крестьян в Государственный заемный банк или Опекунский совет. Так поступил и помещик Александр Сергеевич Пушкин: в 1831 г. перед свадьбой с Натальей Николаевной Гончаровой он заложил свое село Кистенево с 200 «душ» за 40 тыс. рублей.

Предполагалось, что на полученные средства помещик улучшал свое хозяйство, но на деле он, как родитель Евгения Онегина, «давал три бала ежегодно / И промотался наконец», — в результате чего сын отказался от обремененного долгами наследства. Онегину еще повезло — досталось имение дяди; другим приходилось рассчитываться с долгами: «Левочка, неужели и теперь будет у тебя выходить по 1000 рублей серебром в месяц?.. Уж конечно ты бы убавил лошадей и людей… Сколько ты получил и сколько уплатил из долгов своих?» — переживала жена жандармского генерала Л. В. Дубельта. А Дубельт, помимо акций и немалого жалованья, был еще и владельцем 2 тыс. «душ». 70 % российских помещиков были мелкопоместными (до 20 «душ»), как Н. В. Гоголь и герои его «Мертвых душ», и «жить по-дворянски» им было еще сложнее.