Тысячеликий демон - Ростислав Левгеров

В этот знаменательный момент судьба свела Семена с Военегом. Сей юноша, если и переживал по поводу своей горестной судьбы, то очень недолго. Пользуясь своей привлекательной внешностью, он с легкостью охмурил одну немолодую вдову из Луха; поселился у неё и безбедно жил с ней целый год, пока она неожиданно не умерла, оставив всё своё состояние ему в наследство. Дети вдовы, давно уже точившие зуб на подлеца, несмотря на завещание покойной, немедля прогнали Военега. В который раз бывший князь принялся месить пыль дорог.

И на этот раз она завела его в стан Семена. Легендарный воиградский тадхунд благосклонно принял гостя (Семен вообще отличался веселым, доброжелательным нравом), выслушал его, посочувствовал и предложил остаться с ним. Военег впервые за много лет возликовал – ведь он столько слышал о нем! Его богатое воображение рисовало ему радужные картины, а честолюбие, не имевшее границ, наконец-то нашло себе выход.

Не буду утомлять вас подробным описанием приключений Семена и Военега (а это уже отдельная история – предмет пристального изучения множества ученых мужей), скажу лишь, что за эти тринадцать-четырнадцать лет Военег, благодаря поддержке Семена, подкупом, обманом, жестокостью и храбростью тоже возвысился и подчинил себе практически все разрозненные бандитские группировки, находившиеся в Южной Аларии и северном Дубиче, да и самом Междуречье.

Немного поясню, откуда же в тех краях взялось столько бандитов. После развала Империи центральная ее область – Междуречье – сильно пострадала от междоусобных войн мелких князьков и баронов, а также чумы и голода, разразившихся в период Безвластья. Обширнейшая и плодороднейшая территория, через которую проходило много торговых путей, практически обезлюдела, ибо в те времена бытовало мнение, что она проклята и пропиталась духом ненавистного Карла Кровавого.

Вот так там и обосновались искатели приключений, воры, убийцы, словом весь сброд. До Военега в Междуречье существовало огромное количество соперничающих друг с другом разбойничьих шаек, занимавшихся грабежом, набегами на соседние государства, работорговлей. Когда сильные мира сего – правители Вередора, Кририи, Снегии, Дубича и прочих близлежащих стран, спохватились, было уже поздно. Собственно, война с Хутором Абаряха – столицей этого, если можно так сказать, государства, – в их планы и не входила, прямо скажем – помешала бы, но это уже политика.

Итак, Военег, воистину великий человек, а по словам полубезумного философа Мирта Суннийского, "демонический ум", стал тем, кто он есть, однако Борис по-прежнему не желал о нем ничего слышать; вустичи и курчени пытались жить с ним в мире; а Мечеслав… но всему своё время.

Отряд князя въехал в замок, со свистом проскакав по каменному мосту; массивная решетка, нависшая над главным воротами, по-видимому, ни разу не опускалась, с тех пор как умер Вышеслав – до такой степени она заржавела. Точно такой же мост соединял крепость с южным, точнее юго-восточным берегом Белой – там было уже Воиградское княжество. Старый князь – патриот и вояка – до последних дней защищал рубеж, посмеиваясь над тщетными усилиями Военега вторгнуться в Воиград – другого пути в "сердце вересов" у главного злодея всех времен, как его окрестили Мехетийские старцы, попросту не существовало (через Дубич и Хордрево Военег идти не решался).

Около выездной башни красовался ряд копий с насаженными на них головами – вся семья Щеки Бражника и его приближенные – всего пятнадцать человек. Увидев это, князь приуныл.

– Сколько сил я отдал, чтобы покорить эту твердыню, – произнес он, ласково похлопывая разгоряченного коня по шее. – И вот я здесь, но совсем не рад.

Военег подъехал к обезображенным головам поближе, чтобы разглядеть их.

– Что скажешь, Семен?

– Выбросить эту падаль в реку, – ответил он, откашливаясь – в воздухе еще разносился дым от пожарища на месте бывшей деревни на берегу.

– Согласен, – кивнул Военег. – Эта мразь осквернила святое место. Эй! Уберите это, а то уже воняет. Семен, Рагуйло, может, поклонимся Вышеславу Ростиславовичу? Всё-таки, он остался непобежден, как ни крути.

– Да, – серьёзно сказал Рагуйло. – Великий был человек. Идем.

В крипте царила сырость, воздух был тяжел и холоден; с потолка капала вода; факелы тускло освещали покрытые бугрящимся мхом стены.

– Похоже, здесь все Ратмировичи, – сказал Военег, наклоняясь над надгробными плитами и читая надписи на них. – Вот Ярополк Ингваревич… Ярополк… так это же внук Ратмира! С ума сойти, вот это древность!

– Идите сюда! – крикнул Семен. – Кажись, я нашел…

Саркофаг Вышеслава – простой кирпичный гроб, накрытый крышкой, сбитой из теса и горбыля, – стоял на сырой земле, в самом дальнем углу, под сводчатой стеной. На крышке красовалась кривая надпись, нацарапанная ножом: "Вышес. Ростис."

– Вот скоты, – сказал Военег. – Вы только посмотрите!

Гроб, что называется, поехал – кое-где кладка разрушилась, обнажив зияющие дыры, сам саркофаг покосился набок. Крышка сгнила и почернела, а в луже, собравшейся вокруг гроба, валялись обломки кирпичей.

– Похороним его по-человечески. Рагуйло!

– Да, князь?

– Ты должен найти хорошего мастера. Чтобы он соорудил такой же мощный постамент, как и у всех; справил бы саркофаг из мрамора; на крышке должен быть лик старика. Перенесем туда останки Вышеслава – он это заслужил.

– Конечно, заслужил, – сказал Семен. – Только его здесь нет. Гляньте.

Семен откинул крышку в сторону и осветил могилу. Она была совершенно пуста.

Военег ужинал во дворце, в пиршественном чертоге, сидя в глубоком кресле с высокой спинкой во главе длинного стола, на котором свободно могло разместиться до ста, а то и более, человек. Чертог восхищал – высокий потолок, узкие витражные окна, на стенах красочные шпалеры со сценами из сказок и легенд; с одной стороны – позади Военега – огромный камин, в котором весело и доверительно потрескивали поленья; с другой – стена, заставленная пустыми бочонками из-под вина, причем на каждом имелось клеймо виноградника. Вышеслав слыл большим любителем хорошего вина и за свою жизнь попробовал множество разных сортов солнечного напитка – дешевое дубичское, пронтийское, экзотическое цахийское и, конечно же, великолепное марнийское, выращенное в высокогорных долинах Вечных гор.

Князь Военег, человек общительный, никогда не ел в одиночестве. И сейчас его трапезу – жареные лебеди, поросенок с пряностями и хреном, пироги, квас и вино – разделили с ним его ближайшие соратники: Рагуйло и его брат Аскольд – суровый, аскетичный и неподвижный, как скала; также Путята, мастер мечей – немолодой, круглолицый воин с брылями, как у бульдога; палач Асмунд – высокий мужчина – маленькие невзрачные глазки, тонкие усики. Был тут и Семен, в свои сорок пять лет выглядевший изумительно молодо, с вездесущим Туром под боком, и, кроме того, молодой богатырь по имени Варда, первым занявший крепость неделю назад. Варда, назначенный Военегом комендантом Паучьего Камня, сильно волновался, и вообще, несмотря на свою внушительную физическую силу и наличие острого ума, был крайне застенчив и косноязычен.