Братва: Век свободы не видать - Евгений Монах

— Конечно, захочу. Еще бы! И Лешке хороший урок не помешает — не так халтурно станет относиться к своим работам.

— Будем надеяться, — с сомнением сказал Зайчик.

В открытые окна комнаты ворвался с улицы насмешливый крик:

— Эй, мушкетеры! Не надоело глупостями заниматься? В такой козырной день! Плюньте на свой дешевый отряд и дезертируйте к нам! Мы вас научим дым кольцами пускать!

Ребята подошли к окну и увидели под ним орущего Цаплю, который сразу замолчал и отступил зачем-то к Колобку и Сергуну, стоявшим невдалеке.

— Это, должно быть, твои бывшие друзья, ваганты? — спросил Гришка, внимательно взглянув на меня. — А чего они так нарядились?

Выглядели ваганты действительно странно: на груди Сергуна болталось ожерелье из порожних пивных бутылок, на груди Цапли — связка пустых консервных банок. Один Колобок проявил чувство меры. Соломенная шляпа с петушиным пером и гитара под мышкой делали его даже похожим на какого-то шотландского певца.

— Внемлите крику души, новому гениальному произведению свободных вагантов! — театрально воскликнул Колобок, ударив по струнам. Цапля и Сергун забренчали своими ожерельями, и три голоса проревели новый «шедевр»:

Ох, надоело проповеди слушать!

И творожок, как малым деткам, кушать,

И старшим не хамить,

И младшим не грозить,

И чистенькими, чистенькими быть!

Осточертело ровно в семь вставать.

Чистить ботинки, в школу поспешать.

Таращиться на глобус, формулы зубрить.

Скорей бы юность в взрослость превратить.

Станешь сам себе тогда ты господином.

Зеленый свет тебе пред винным магазином.

Живи, как нравится — хоть окончательным кретином.

Ты будешь равноправным гражданином!

— По-моему, вы и так уже кретины! — убежденно сказал Зайчик, когда ваганты закончили и поклонились, ожидая от слушателей аплодисментов.

Сергун, как автор, не стерпел и метнул в окно ком земли. Снаряд пролетел над отскочившими ребятами и разбился о стену, угодив в нарисованного альбатроса. Тот был выписан так живо, что я невольно испугался, что он сейчас упадет в бушующую стихию. Но сильная птица продолжала парить над пенящимися валами, своим гордым видом выказывая презрение к любым опасностям.

Я кинулся к шкафу.

— Что ты надумал? — ухватил меня за локоть Гришка.

— Пальнуть по ним!

— Совсем сдурел! У нас получше средство найдется. Пашка, давай нашу бомбу.

Зайчик достал из шкафа небольшую картонную коробку и направился в угол комнаты, где стоял умывальник.

— Помогайте! — Он вынул из коробки ворох надувных разноцветных шариков и до отказа отвернул ручку крана.

Следуя примеру Зайчика, я натянул шарик на бьющий ледяной струей кран, зажав резиновое горлышко пальцами, чтобы вода не только наполняла, но и надувала его. Когда водобомба размером становилась с арбуз, Гришка завязывал ее ниткой. Через пару минут ребята, имея в арсенале около десяти таких «арбузов», вернулись к окну. Ваганты были на прежнем месте, громогласно насмехались над позорной — как они решили — паникой противника. Полетели водобомбы. Взрываясь крупными брызгами под ногами, на груди, а то и на головах вагантов, они окатывали их холодной водой. Последняя бомба разорвалась впустую — враги поспешно бежали с поля боя, оставив победителям в качестве трофея связку консервных банок и мокрое петушиное перо. Остановились они только у соседнего дома, злобно погрозили нам кулаками и скрылись за поворотом.

Мушкетеры ликовали. Особенно я: просто не верилось, что мы с такой легкостью смогли обратить в бегство вагантов, которых я привык считать самыми сильными в районе. Но тут же веселый смех в моей груди замер. Я подумал, что Гришка и Зайчик посчитают эту радость наигранно-фальшивой, узнав через некоторое время истинную мою роль в отряде мушкетеров.

На скамейке у дома меня, как и вчера, поджидали. Только на этот раз сам Колобок.

— Отзанимался? — хмуро спросил он. — Ну и как? Поверили?

— Не знаю… Нет, наверно.

— Вот люди! Я даже сам поверил, что ты с нами порвал, получив прямое попадание твоего мокрого подарочка.

— Все! Больше не пойду в отряд, — я невольно вздохнул. — Все равно ясно, что их не свернешь, они сами кого хочешь…

— Да? — насторожился Колобок, взметнув вверх рыжие скобки бровей.

— Шучу. Мне поздно меняться, да и зачем я им нужен?

— Так-то! Ладно. Не расстраивайся. Мы знатно отомстим мушкетерам. Общий их сбор завтра?

— Да. В двенадцать.

— Красный уголок открывается в девять утра. — Колобок задумался. — Есть мысль! Приходи туда с самого утра. Там будет не больше двух-трех мушкетеров. Они всегда суетятся, бегают туда-сюда. Наверно, будет момент, когда в комнате ты останешься совсем один. В это время выбросишь в окно их знамя и фехтовальный инвентарь. Мы снизу все подхватим и уволокем. Если и подумают на тебя — доказательств-то нету! Ты же не смог бы стащить их рухлядь и припрятать, раз был все время в комнате. Кстати, на их шпаги у меня хороший покупатель найдется. Ну, как идея?

— Неплохая, но…

— Вот и чудесно! Пусть-ка они попробуют проводить сборы без знамени и соревнования без шпаг!

— Но может случиться, что в комнате я один не останусь.

— Не дрейфь! Момент подходящий найдется. Не завтра, так послезавтра! Ну, я пошел. Надо предупредить Цаплю, а то он любит дрыхнуть в выходной до полудня.

Я постоял, глядя вслед уходящему Колобку, потом вынул свинцовую биту и, швырнув ее в газон, скрылся в подъезде.

Когда я пришел домой, дядя Юра не исчез, как обычно, в спальне, а сел за кухонным столом напротив меня. Несколько минут молча наблюдал, как я равнодушно поглощаю жареную картошку с маринованными грибами.

— Что с тобой, племяш? — спросил искренне озабоченно. — Второй день мрачнее начальника, докладывающего о невыполнении месячного плана. — Решил, видно, расшевелить шуткой. — А может, невеста отказала?

— Нет у меня невесты. А когда будет — не откажет. Тебе, наверное, часто изменяли — вот ты и судишь встаю своей мерке.

Вместо того чтобы ретироваться, дядя продолжал сидеть напротив меня, только усталые руки его начали подрагивать узловатыми пальцами.

— Мне не изменяли, — неестественно спокойным и ровным голосом начал он. — И я не изменял. Дико для сегодняшнего поколения? Наверно. Она ушла на фронт и пропала без вести. Много лет ждал я ее — надеялся. Придумывал всякие невероятные истории, пока наконец не понял, что все куда проще — прямое попадание снаряда скорее всего. Потому и не обнаружил среди убитых и раненых. Так потом и не женился. Продолжаю и сейчас любить — не ее уже, а память о ней.

— Если верить попам, то вы встретитесь в другой жизни, — я смущенно повертел в руках вилку. — Ты не пробовал верить? Может, легче станет.

— Вряд ли узнал бы там ее. Лицо начал уже забывать. Помню, что доброе, улыбчивое и… Все. Ведь фотокарточки даже нет. А другой жизни мне не нужно. От этой-то отдохнуть, боюсь, целой вечности не хватит. А если б была вторая жизнь, лучше родиться птицей, а не человеком. Глухарем, например.

— Почему? — Я искренне удивился.

— Глухарь погибает обычно на току. Он поет свою любовную песню и ничего-то, глупый, не слышит и не видит вокруг. Тут охотник его бац — и в дамки. Счастливый… Умирает вместе с любовью. А у человека отними любовь, душу с кровью вырви — он все равно продолжает свою песню по инерции… — Дядя поднялся, тяжело опершись о стол. — Ну, я спать пойду, племяш. Разбирайся сам со своими заботами, раз скрытный такой.

Я долго еще сидел на кухне, размышляя о несправедливости жизни. Вот как у дяди Юры неудачно сложилось, и у меня тоже хуже некуда. Между двух огней оказался… Как кретин какой-то.

Утром проснулся почти с хорошим настроением. За ночь сформировалось решение: иду к мушкетерам я в последний раз. Ничего в окошко выбрасывать не буду, а Колобку скажу, что не было возможности и вообще меня выгнали из отряда.

По улице пробегали редкие машины. Земля нежилась в ласковости солнца, благодарно шевеля листьями на деревьях. Стояла почти тишина, только где-то на пустыре деловито погромыхивал экскаватор, расчищая площадку под фундамент будущего дома.

В красном уголке находился только Зайчик. На нем была сине-черная рубашка с эмблемой на рукаве в виде золотых скрещенных шпаг и черный берет с одной звездочкой.

— Это наша форма, — отвечая на мой взгляд, пояснил Павел. — Количество звезд говорит, сколько лет ты в отряде. На общий сбор все придут в форме. У нас есть запас для новеньких. Надевай. Только перед сбором снять придется — ты ведь еще не наш.

Я неуверенно протянул руку. Рубашка пришлась впору, а берет был чуточку великоват. Может быть, мне только казалось, но форма придавала телу какую-то уверенность, подтянутость.