Женщина с глазами кошки - Алла Полянская

— Тори, другого способа нет.

— Шкатулку все равно не отдам.

— Ну и черт с ней, оставь себе. Я даже не стану спрашивать, где ты достала хищника, который то и дело выпрыгивает из тебя при всяком удобном и неудобном случае.

— Да пошла ты!

Я везде чужая. Меня не устраивает ни одна страна. Почему так? Может, оттого, что я остро чувствую ложь? Всякие там банкиры, террористы, спецслужбы, политики, а с изнанки вообще может оказаться что-то пострашнее всемирного заговора богатеев. А что может быть страшнее? Не хочу об этом думать.

Захожу в дом. Саймон смотрит фильм, на экране какие-то цыгане — яркие юбки, платки, а в центре вихря стройная фигура парня с темными волнистыми волосами и синими глазами на лице падшего ангела.

— Это что, Эрик?

— Ага. А ты что, не знала, что он актер?

Наверное, знала, раз его лицо показалось мне знакомым.

— Ты не смотришь кино?! — еще больше удивляется мальчик.

— Там, где я работаю, нет кино.

— А там, где ты живешь, тоже нет?

— Нет.

Эрик смотрит на меня с экрана, и мне так больно, что я не могу дышать.

— Это его первый фильм, «Цыганский барон», который и сделал его звездой. Я покажу тебе и остальные, если хочешь. Твой кот поцарапал меня, знаешь?

— Не надо было его трогать.

Я не хочу разговаривать еще с одним Бартоном, мне нужно посидеть и как-то собрать себя заново.

Комната когда-то, наверное, принадлежала Керстин. Кровать под пологом, белые шкафчики и комоды, несколько кукол. Они не похожи на моих, но они милые и одинокие. Я опускаюсь в кресло и беру с полки книгу. Сделаю вид, будто читаю, и немного успокоюсь. Конечно, я поеду в Россию и заманю туда Курта Монтою. Тот убьет меня, обязательно убьет — и я уйду к Та-Иньи. Мы будем сидеть у костра, слушая джунгли, и ждать рассвета. Вся моя нескладная жизнь останется позади, и мысли об Эрике больше не будут причинять мне боль. Будут только ночь и пламя, а потом утро. И так будет всегда. Конечно, я поеду.

— Ты держишь книжку вверх ногами. К тому же это учебник физики.

Керстин вошла в комнату, а я и не слышала. Что ж, поищу себе другое место для своих игр.

— Сиди, ты мне не мешаешь.

Она достает из шкафа одежду и переодевается. Керстин такая красивая, что я понимаю: мне нечего ловить рядом с ней.

— Послушай, Тори, раз уж мы будем напарниками…

— Что ты имеешь в виду?

— Как — что? Ты решила, я отпущу тебя одну с Куртом на хвосте?

— Думаешь, у меня не хватит духу убить его? Этот урод застрелил Гарольда! Конечно же, я не оставлю его в живых.

— Я не о том. Ты сама можешь погибнуть.

— Тогда оставлю его тебе и твоему папаше, кто-то из вас мерзавца достанет, я в вас обоих верю.

Бартон садится на пол около кресла и смотрит мне в лицо.

— Ты совсем не хочешь видеть свою родину?

— Я там чужая.

— А здесь?

— Я везде чужая.

И только зеленые рукастые пальмы машут мне, зовут вернуться, а в горах есть храм, который слишком долго стоял пустым. Только там я найду ответы на свои вопросы.

— Мы поедем в Россию отдельно друг от друга, но в нужный момент я тебя найду. Документы готовы, багаж соберешь сама.

Я выхожу из комнаты и иду на террасу. Там сидит кот, безмятежно щуря на солнце свои яркие глаза. Я целую его и глажу спинку, он выгибается навстречу мне — вот для него я не чужая. Но вынуждена его оставить.

— Не переживай, я вернусь, вот увидишь.

Хотя, конечно, не факт.

19

Не знаю, на что я надеялась? Наверное, ни на что. Даже не думала ни о чем, отгоняла от себя мысли.

Сказать, что страна изменилась, значит ничего не сказать. Я таращусь на каждом шагу, как дикарка. Никак не ожидала увидеть европейский город со всей положенной атрибутикой. И вместе с тем это не Европа. От той страны, которую я помню, осталось нечто неуловимое, что не уйдет отсюда никогда, несмотря на небоскребы, потоки машин и толпы очень современно одетых горожан, спешащих по делам.

Но общий тон, настрой, ритмомелодика изменились. И дело не в магазинах, заваленных товарами, не в автомобилях, заполонивших улицы, не в пестрой толпе. Просто страна стала другой. И люди другими. Более разными.

— Вот ваша машина…

Здоровяк с бритой головой встретил меня в аэропорту и привез в город, на стоянку. Я и раньше видела таких парней — разных цветов и модификаций, но суть их одна. Вездесущие рыцари плаща и кинжала есть повсюду, но здесь… Наверное, мне пора избавиться и от этой иллюзии. Таки Россия теперь совсем другая, и я ее не знаю.

Машина неплохая — почти новый темно-зеленый внедорожник.

— А Керстин что, не прилетела?

— У нее другие планы.

Я нарушила закон джунглей насчет каждый сам за себя и получила по носу.

Тоска по Эду и Луису едва не сильнее беспокойства о тете Розе. Об Эрике вообще больше не буду думать, потому что тогда мне захочется умереть. И о пушистом черном красавчике тоже. Не стану думать ни о чем, что вызывает эмоции. Слишком много у меня их появилось в последнее время.

Я бросаю свою сумку в салон.

— Оружие под сиденьем, — сообщает местный «рыцарь».

— И гранаты?

— Ну да.

Но тогда вдоль дорог стояли щиты, на которых белыми буквами было написано: в таком-то году планируется выпустить столько-то масла, чугуна, яиц и бог знает чего еще. Насчет чугуна не знаю, а магазины стояли пустые, продавцы в них обитали раскормленные и наглые, очереди же за едой были, как в мавзолей. За любой едой.

Теперь щиты по бокам шоссе до боли знакомы: кока-кола, шоколадные батончики, кофе. И заправки, отлично оборудованные и чистенькие. А знаете, какие иной раз встречаешь заправки, например, в Канзасе? Лучше вам не знать.

Я останавливаюсь на обочине и произвожу инвентаризацию. Под передним сиденьем обретаются мой нож из Виль-Таэна, револьвер и несколько коробок с патронами, полевой бинокль и четыре гранаты. Плюс несколько пачек денег — местных и долларов. В бардачке атлас автомобильных дорог и несколько упаковок влажных салфеток, в боковушке — вода и шоколад. Неплохо для начала.

Вообще-то затея с поездкой в Россию весьма сомнительного свойства. Неужели Курт Монтоя такой дурак, чтобы сунуться сюда? Я вдыхаю запах поля и улыбаюсь. Каждая страна пахнет по-своему. Америка, например, подстриженными лужайками, яблочным пирогом, фастфудом и рождественскими распродажами. Мексика воняет мескалем, по́том и горячим песком. Африка… Нет уж, Африку вспоминать не хочу, я там постоянно боялась львов и СПИДа. И уж в Африку я точно больше никогда не вернусь. У джунглей Южной Америки запах свободы, солнца, попугаев и кокаина. А Россия… Мне казалось, я помню, как она пахнет: утренним хлебом и мокрыми очередями за маслом — 200 граммов в одни руки, кленовым цветом и влажными тополиными сережками, лужами с бензиновой радугой и мандаринами на Новый год.