Элитное подземелье - Марина Туровская

Марина Туровская

Элитное подземелье

Глава 1

Семья моя

Умерла моя тетя. От передозировки. То есть к этому все и шло, слишком бомондскую, и одновременно богемную, жизнь она вела.

Тетя Катя в свои сорок лет выглядела на двадцать восемь. Невысокая, хрупкая, с большими сиреневыми глазами, с бровями и овалом лица киногероинь начала двадцатого века, модная художница, она почти всегда носила воздушные шелковые одеяния и тяжелые золотые браслеты на тонких руках.

Считалось, что она полностью там, в искусстве. При одном виде Катерины удачливые мужчины втягивали животы и доставали пухлые портмоне, желая облегчить жизнь этой нежной бабочке с мечтательным взглядом.

Пейзажи тети Кати шли в салонах и вернисажах «на ура». Тетя рассеянно брала деньги за свои прозрачные картины. Казалось, она даже не знает, сколько ей дали денег и за что. Вот все это было сплошным, досконально и творчески продуманным обманом.

Тетя Катя имела постоянного богатого любовника, идеальную по планировке и дизайну квартиру и счета в трех банках. Дачей ее был особняк, обставленный антиквариатом, а заработанные деньги она аккуратно пересчитывала, записывая получившуюся цифру в специальный реестр.

Я это знала. Я была ее любимой игрушкой. Меня она не стеснялась, говорила все как есть, хотя следовать ее путем никогда не советовала. У нас было абсолютное взаимопонимание.

Только с наркотиками оказалось сложнее. Когда ее «припирало» или точно было известно, что сейчас привезут дозу, тетя Катя выгоняла меня из своего дома. Еще учась в институте, я пару раз заставала ее под сильным кайфом, и она, от щедрот своих, очень желала меня угостить. Ей хотелось поделиться своей радостью именно со мной, по ее мнению, ущербной.

Приходя в себя, она просила прощения, умоляла не говорить о случившемся моему отцу и никогда не поддаваться ни на чьи уговоры попробовать наркотики. Это было совсем не трудно, я далеко не самый тусовочный человек, да и не так часто меня куда-либо приглашают или чем-то угощают.

Родственников у тети Кати было двое – мой отец, то есть ее старший брат, и я, любимая единственная племянница.

Мою маму Катя за личность не считала. Мама платила Кате тем же. «Принцесса в горохе» называла она ее, подразумевая и внешнее Катино эстетство, и твердость характера, а также звук и запах, получающиеся после употребления данного продукта. Но при известии о смерти Кати мама долго плакала, обзывая ее красивой идиоткой.

На отца было жалко смотреть. Я даже переехала к нему на два дня. Он бродил по квартире, натыкаясь на предметы, пытался организовать похороны и платил столько, сколько спросят, хотя необходимо было торговаться – денег, как всегда, было в обрез.

Нам помогали. Приехал Григорий, официальный любовник Кати, и человек пять мужчин художественного вида. Они или морщили лбы под бритыми черепами, или красивыми жестами откидывали длинные волосы. При этом были искренно расстроены и давали деньги.

Григорий во время похорон явно присматривал за гостями и нами – боялся за сохранность ценностей в квартире. Папа, в свою очередь, найдя ключ от сейфа, отдал его мне.

Мама суетилась с организацией застолья. Ей хотелось показать отцу, что она ему необходима. Отец смотрел пустыми глазами. Он пока не был готов вернуться к маме.

Я единственная дочь у своих родителей. Они настолько разные люди, что их неровные края особенностей характеров сошлись и срослись. Развод, произошедший семь лет назад, рвал по живому.

Отец, как и Катерина, очень красив. Моя мама увидела его в первый день занятий на первом курсе Инженерно-строительного института. И весь первый год ходила за ним с открытым ртом.

Мама напрашивалась к однокурсникам на вечеринки и дни рождения, «случайно» натыкалась на него три раза в день в институтских коридорах. Ей нравилось все, что он делал – как сидел на лекциях, читал, ел, объяснял ей сопротивление материалов, собирал картошку в студенческом отряде, даже как ругался с нею.

Сама мама коренастая, плотная, нос картофелиной, пальцы короткие. Как она уговорила папу переспать с собой – не знаю. А уж когда они объявили родственникам и знакомым о близкой свадьбе, ответная реакция, особенно в институте, была настолько сильной, что мама опасалась есть в студенческой столовой. А вдруг отравят?

Мама родом из Твери. Она отхватила самого красивого в институте парня, умницу, москвича с большой квартирой. Тогда еще были живы мои бабушка с дедушкой по отцовской линии. К появлению мамы они отнеслись философски и с радостью переложили на нее домашние хлопоты, переехав жить на дачу.

Дача строилась на тот момент лет десять, и достроила ее только Катерина. Я еще застала бабушку с дедушкой, которые не считали, что их дети исключительно красивы. Самым красивым существом на свете они считали меня.

Катерина с самого начала не желала мириться с присутствием моей мамы. Она не разрешала ей дотрагиваться до своих полотенец, отдельно клала чашку, вилку, ложку, семь тарелок и губку для мытья посуды. Через полгода Катя разделила комнаты, коридор и кухню мелом на две части и запретила матери заходить за линию.

Мама терпела долго, но, родив меня, получила диплом, собрала вещи и уехала в Тверь. Отец рванул за мамой, которую, по-моему, любит до сих пор. Папины родители очень огорчились, узнав о Катином домашнем терроризме. Не найдя поддержки у родственников, Катя позвонила в Тверь и попросила прощения.

Катя не любила маму потому, что любила брата, потому, что ни одна женщина, по ее мнению, не была достойна его… Но таково мнение большинства матерей в отношении своих сыновей и любящих сестер в отношении своих братьев.

Мама вернулась через два месяца. Квартиру к тому времени разменяли. Трехкомнатная красавица с потолками под четыре метра разменялась на два недоразумения – одно– и двухкомнатную хрущевки. Папины родители махнули рукой на семейные раздоры своих детей и переехали на дачу окончательно, достроив к тому времени камин и половину второго этажа.

Бабушка с дедушкой не дожили полгода до моего пятилетия, умерли тихо и достойно, с разницей в два месяца.

На следующий день после моего пятого дня рождения я, пока мама мыла посуду, а папа отлеживался в спальне, встала на подоконник и, походив по нему, прорвала марлю от комаров и выпала в окно со второго этажа. Это был второй этаж панельного стандартного дома, и насмерть я не разбилась. Но левая нога сломалась в двух местах, в том числе и в колене.

У детей все заживает быстрее и качественнее. У меня срослось неправильно. Сделали две операции – не помогло.

В семь и девять лет сделали еще несколько операций. Стало немного лучше, но я осталась хромой, с почти негнущимся коленом. И мама, и папа винили во всем только себя, оправдывая друг друга. Мне нравилось, что они не ругаются, выясняя, кто виноват.