Школа в Кармартене - Анна Коростелева

Хлопая глазами от недоумения и возмущения, Ллевелис и еще трое ребят очутились перед закрытой дверью и мрачно разошлись восвояси.

…С некоторых пор Фингалл МакКольм ходил за доктором Зигфридом по пятам и искоса посматривал на то, что тот и как делает. Он сразу решил для себя, что занятия драконографией опасны и восхитительны, и смешки первокурсников, утверждавших, что объекта изучения — драконов — в действительности не существует, мало трогали его. Поскольку Зигфрид решительно пресекал всякие попытки втянуть его в беседу о существовании драконов, Фингалл со свойственной ему цепкостью и неустрашимостью вновь и вновь вступал в разговоры со старшекурсниками, терпеливо собирал обмолвки и недоговорки преподавателей и наконец составил себе полную и ясную картину ситуации.

По сведениям, скопившимся у Фингалла, дело обстояло следующим образом: из хранилища манускриптов вбок вела небольшая дверца, которую не всякий и не всегда мог найти. В конце июня, когда наступало время практики по драконографии и Зигфрид считал учеников первого курса достаточно подготовленными к встрече с драконами, он отпирал эту дверцу и отправлял их поодиночке вперед по коридору с одним только напутствием: использовать все свои знания. Что именно было в конце коридора, узнать Фингаллу не удалось. Известно было только, что одни возвращались оттуда чрезвычайно веселые и возбужденные и охотно, красочно, со множеством деталей описывали свою встречу с драконом. Таких доктор Зигфрид обычно отправлял на пересдачу. Редкие ученики возвращались оттуда мрачные, задумчивые и молча, не говоря ни слова, клали Зигфриду на стол письменную работу на двух-трех листах. У таких Зигфрид ничего больше не спрашивал.

…В ту же ночь все, кто относился к группе D, столкнулись носами в кабинете драконографии около сундука, в котором Зигфрид хранил классификацию. Всех их привела туда одна и та же причина: они, совершенно независимо друг от друга, изныли от любопытства. Дожидаться конца мая было выше их сил. Шикая друг на друга, они осторожно вытащили лист с классификацией, развернули, внимательно изучили ее, светя себе фонариками, и переписали в тетрадь.

Когда они начали перерисовывать драконов, отворилась внутренняя дверь, и в класс вошел Зигфрид, почему-то в кольчуге поверх ночной рубашки.

— А, — сказал он. — Это вы. Очень хорошо.

После этой зловещей фразы кто-то стал сбивчиво извиняться.

— Очень хорошо, — повторил Зигфрид. — Теперь я могу быть спокоен. Людей вашего склада ума ничто так не привлекает, как запрет и тайна. Я сделал все от меня зависящее, чтобы вы отнеслись к этой классификации с подобающим вниманием. И я рад видеть, что вы нашли к ней подход.

— Так вы поэтому выгнали нас с урока? — спросил Мейрхион, вцепившись на всякий случай покрепче в драгоценную классификацию.

— Именно. В противном случае вы бы умерли скорее от скуки, чем от любопытства.

В субботу вечером Мерлин собрал педсовет. В большом зале под портретами покровителей школы сошлись все присутствовавшие на тот момент в школе преподаватели, — иные из них в истинном облике, — образовав обычное пестрое сборище. Поскольку все присутствующие были людьми достаточно занятыми, Мерлин придал ускоренный характер обсуждению повестки дня.

— Для начала, — строго сказал он, обводя всех взглядом, — следует обсудить безобразный поступок Придери-ап-Мейрхиона с девятого курса, который вчера чуть не остановил битву при Гастингсе!..

— А что такое? — встрепенулся в углу архивариус, протирая сонные глазки. — Я ничего не знаю!..

— Придери-ап-Мейрхион, — громовым голосом сказал Мерлин, — Придери, выйдите сюда, на середину!.. вчера, в пять часов вечера по нашему времени, отправился под Гастингс и произнес там перед норманнским и саксонским войсками речь, призывая их к миру. Есть свидетели его возвращения оттуда, — он кивнул на Курои и Ивора-ап-Киллоха. — Какие последствия имела эта речь, — Мерлин повысил голос, оглядывая невзрачного нарушителя, — пусть расскажет сам Придери-ап-Мейрхион, я не буду ему мешать.

— Меня никто не послушал! — страстно воскликнул Придери. — То есть меня дослушали, и очень доброжелательно, но…

— Но? — хищно спросил Мерлин.

— Э-э… Ну, когда я закончил, Гаральд похлопал меня по плечу и сказал: «Ты прекрасно говорил, парень, не хуже нашего епископа. А теперь в сторонку, здесь сейчас станет жарковато». Ну, и норманнские графы сказали, что я тронул их сердца, ну, и… чтобы я отошел и не мешал.

— А вы думали, что они побросают знамена и, рыдая, сложат с себя доспехи? — ядовито сказал Мерлин.

— Как эта пагубная идея вообще могла прийти вам в голову? — спросил профессор Мэлдун.

— О, я знаю! — перебил Дион Хризостом, спрыгивая с высокого кресла. — Я объясню!.. Дело в том, что на риторике в группе Придери мы как раз закончили проходить речи, призванные примирять враждующие армии. Ну, и Придери, вероятно, решил попрактиковаться перед зачетом, не так ли?..

— Не совсем так, — ответил Придери.

— Да кому нужно практиковаться перед вашим зачетом, Дион! — закричал профессор Орбилий. — Не смешите людей! Если бы он этого хотел, ему нужно было бы говорить по-гречески!

На лице сидевшего рядом хрониста Элиса-ап-Гриффида отобразилась какая-то мысль.

— То есть вы хотели именно остановить битву при Гастингсе? — уточнил Змейк. — Чем она вам мешала?

— Она живо запомнилась мне еще с первого курса, — честно сказал Придери.

— Постойте! — сказал Элис-ап-Гриффид, обращаясь к Придери. — А на чем вы говорили? По-старофранцузски — вас понимали бы только норманны, по-древнеанглийски — опять же только саксы. Кто-нибудь из здесь присутствующих слышал эту речь?

— Я слышал эту возмутительную речь от начала и до конца, — с достоинством сообщил Мерлин. — Все это время я стоял прямо у него за спиной.

— Вы? — изумился Элис-ап-Гриффид. — А что же вы не вмешались? Если вы переместились вслед за ним во времени, чего же вы ждали?..

— Да не перемещался я вслед за ним во времени! — раздраженно сказал Мерлин. — Другого дела у меня нет! Я просто там стоял. Сам по себе. Я там стоял задолго до того, как Придери пришла в голову эта злосчастная выходка. А где, по-вашему, должен стоять придворный маг?..

— Так на чем вы говорили, Придери, сын Мейрхиона?

— Он говорил на каком-то безобразном койне с исковерканной грамматикой. Я в жизни не слышал такого отвратительного пиджина, — подлил масла в огонь Мерлин.

— Ну… я старался говорить так, чтобы и тем, и другим было понятно, — сказал Придери. — На такой… вроде как смеси.