Роскошь нечеловеческого общения - Андрей Белозеров

— Гоша…

— Виталий, — второй парень в таком же пальто, только серого цвета, привстал и навис над столом.

— Крюков…

— Ну что, мужики? — Антон стрельнул глазами в сторону своего кореша. Тот пожал плечами. — Что, Миха, может, выпьем? А? Что думаешь, Гоша?

— Да я, собственно, — начал было Крюков, но Миха закашлялся и громким хрипом прервал его ответ:

— Шел бы ты домой, Гоша. Чего приперся-то?

— Елы-палы, — развел руками Крюков. — Да я треснуть тут с тобой хотел, Миха. А ты прямо зверем на меня… Что за дела, старый?

— Давай, мужик, вмажь, вмажь, правильно… А ты, Мишаня, зачем хорошего человека гонишь? — Антон хлопнул Крюкова по спине. — Садись давай… Мишань, давай стаканы… Виталя!

— Чего?

— Не спи, е-мое… Давай, наливай. Гоша, да присаживайся ты, что стоять-то… Ты здесь тоже трудишься? С Мишаней?

— Ну я говорю — наш он, — встрял Миха.

Антон махнул на него рукой.

— Сиди, дед. Я с человеком разговариваю. Короче, давай за знакомство.

Виталя уже разлил по несвежим стаканам водку — открытая бутылка стояла, оказывается, в ногах у Михи.

Крюков взял протянутый ему стакан, чокнулся с Антоном и в три глотка выпил содержимое. Приятная теплая волна пробежала по телу, наконец пришло первое опьянение, самое желанное состояние, ради которого Крюков, в общем-то, и пил.

— А ты уже принял, что ли? — спросил Миха как-то недружелюбно.

— Ну. А что такое?

— Да нет, я так. Опять нажрешься, е-мое… Шел бы домой, ей-богу. Чего болтаешься? Дел, что ли, нету?

— Ты меня гонишь, Миха? Халтурка, может, подвернулась?

Гоша весело посмотрел на парней, которые так и не сняли свои пальто, хотя в комнате было достаточно тепло — проблем с отоплением на кладбище не было. Местное начальство уважали все городские службы. Вышедшая из строя сантехника всегда чинилась мгновенно и незаметно, автопарк находился в идеальном состоянии, ремонт в служебных помещениях проводился в срок и качественно словно кладбище на окраине Города было государством в государстве. Счастливым, тихим и мирным княжеством, выдерживающим нейтралитет в отношениях и с милицией, и с бандитами, и с городскими чиновниками. Здесь, в здании администрации, можно было видеть самых разных людей, которые в других ситуациях и в других местах вряд ли сошлись бы в одном помещении по доброй воле.

— Халтурка… — пробормотал Миха, и Гоше показалось, что ребята в пальто как-то напряглись.

— Давай, Гоша, еще треснем, — торопливо сказал Антон, снова наполняя стакан Крюкова.

— Я курну, — заявил Виталя и вытащил из кармана папиросу. Крюков вспомнил Ильфа и Петрова — молодой бандит не достал из пальто пачку, а, неуклюже порывшись в кармане, вытянул папиросу пальцами, и она появилась на свет уже изрядно помятая.

— Бля, — сказал Виталя, бросил папиросу на пол и полез за следующей.

— Не парься, — усмехнулся Антон и бросил на стол серебряный портсигар. Слышь, Крюк, покурим, может?

— Что там у тебя? Трава? — спросил Гоша. После второго стакана он уже «поплыл».

— Ну. Ништяк трава. Супер. Будешь?

— Давай попробуем…

Гоша потянулся к портсигару, но Антон выхватил его из-под Гошиных пальцев, открыл и, вытащив три папиросы, одну из них сунул Крюкову прямо в рот.

— Давай, присмоли, сторож… Сейчас так разопрет, все забудешь.

— Хорошо бы, — вздохнул Гоша и сделал первую затяжку.

— Запей, — сказал Антон, протягивая ему стакан с водкой.

Крюков очнулся оттого, что все его тело ходило ходуном. Дрожь, да какая там дрожь — настоящие судороги, сковывающие и отпускающие руки, ноги, шею, трясли его, заставляя голову биться о что-то твердое, совсем не похожее на подушку.

Первое ощущение — жуткий холод. Второе — сырость.

Крюков открыл глаза и увидел перед собой глину. Он не мог сказать, пол это или стена. Серо-голубая, скользкая на вид плоскость занимала все поле зрения, а положение своего тела в пространстве Гоша еще не определил — то ли он лежал на боку, то ли на спине, то ли вовсе стоял, прислоненный к чему-то твердому и устойчивому.

Крюков мрачно усмехнулся, вспомнив Булгакова. «Нужно пошевелиться, чтобы определить, в носках я или нет», — подумал он и сделал движение правой рукой. Все сразу встало на свои места.

Тело наполнилось болью — теперь дрожь, сотрясающая тело Крюкова, приносила очень неприятные ощущения. Можно даже сказать, страдания.

Гоше удалось встать на четвереньки и подняться на ноги. Вместе с осознанием собственного тела и приданием ему вертикального положения вернулась память. Не совсем конечно, память возвращалась рывками, но Крюков начал понимать, где он находится и что предшествовало его попаданию в столь странное место.

Гоша хоть и напивался частенько до состояния полной невменяемости, но никогда еще прежде не приходилось ему просыпаться вот так — в какой-то яме, на куче мокрой глины. Крюков всегда умудрялся тем или иным способом добраться до дома — «автопилот» множество раз спасал его от больших неприятностей, но сейчас, видимо, автоматика испортилась, либо просто истек срок годности спасительного биологического механизма, работающего в Гошином мозгу и многократно выручавшего беспутного хозяина.

Руки Гоши то и дело соскальзывали с глиняной стены, и он раз за разом бессильно опускался на четвереньки, оказываясь в луже грязной воды. Наконец Крюкову удалось выползти из неглубокой ямы, и подозрения его подтвердились. Гоше не нужно было даже оглядываться по сторонам, чтобы понять, где он находится.

«Слава богу, тепло еще… Относительно, конечно, — подумал Гоша, ежась и обхватывая себя руками, стобы унять дрожь. — Зимой замерз бы тут к едрене фене…»

Он провел ночь в заброшенной части кладбища, которую давным-давно, согласно плану благоустройства, собирались превратить в «цивильное» место захоронений, но все время что-то этому мешало. То денег не хватало, то техники, то какой-нибудь ретивый деятель, уже начавший было подготовку участка, попадался на мелкой взятке и с позором изгонялся из трудового коллектива, и дело снова замораживалось до лучших времени, вернее, до лучшего руководителя. В общем, участок этот, заросший бурьяном, заваленный какими-то непонятного происхождения железяками, строительным мусором и всякой дрянью, заносимой на кладбище бомжами, для охраны от которых и поставлены были на свои посты Крюков, Миха и еще трое мужичков, — участок этот более походил на старую, лишенную внимания властей свалку, чем на часть действующего городского кладбища.

Крюков стоял, с трудом удерживая равновесие на покатом склоне возле ямы, в которой ему пришлось волей обстоятельств провести ночь.

Он не винил обстоятельства — ведь сам же Гоша и спровоцировал эту ситуацию. Если бы не желание «догнаться», напиться в дым, которое привело его в компанию Михи и двух незнакомых парней, сидел бы себе дома, пил бы сейчас чай в тепле, чистоте и покое…

Гоша окинул взглядом свою одежду. Нужно непременно зайти в контору и переодеться — там всегда найдется какой-нибудь бесхозный ватник и рабочие штаны. Сношенные солдатские кирзачи тоже подойдут, чтобы добраться до дому. В таком виде выходить в город — чистое безумие. До первого милиционера. Хотя, с другой стороны…

Гоша подумал, что вряд ли сейчас милиция станет забирать человека, у которого в кармане, совершенно очевидно, нет ни гроша, да который при этом еще настолько грязен, что его ни в машину посадить, ни даже просто схватить покрепче невозможно, без того чтобы самому не изгваздаться в липкой жирной глине.

Отрывки воспоминаний мелькали в сознании Крюкова с нарастающей скоростью. Его начало тошнить, голова болела, тело ломило, глаза слезились, в горле отвратительно першило — в общем, все было как обычно, такое всегда случалось с Гошей после бурно проведенного вечера. Всегда, да не всегда.

Какая-то мысль сидела в мозгу, не давая Гоше сосредоточиться на проблемах насущных и первоочередных. Согреться, переодеться, что-нибудь выпить, да хоть бы чаю, — вот чем должен был озаботиться Гоша Крюков, привыкший к лишениям и жизненным трудностям. Однако он продолжал стоять на глиняной куче, расползающейся под ногами, и пытался вспомнить нечто, крепко засевшее в подсознании и не очень-то склонное оттуда вылезать.

Вчера была какая-то драка…

Или нет, не драка. Они сидели в комнатке для сторожей, пили… Так, это Крюков помнил более или менее отчетливо. Ага, курили. Ну конечно! Курили траву. Потом этот, Виталя, кажется, разошелся, выпил с Крюковым, начал какие-то истории рассказывать. Из своей бандитской жизни. Антон тоже сидел, посмеивался. Откуда-то еще водка взялась… А, это он, Крюков, разошелся. Ну конечно, он ведь и хотел напиться, и деньги на водку у него были припасены… Миху отправили за бутылкой. Потом появился кто-то еще… Третий… Кажется, главный среди этих бандитов. И что-то там у них произошло… Он ударил Виталю… А тот, вместо того чтобы ответить, начал прощения просить…