Гвардеец Бонапарта - Венита Хелтон

Этьен Шартье поперхнулся табачным дымом.

– О, боже, я вас благословляю, – произнес он, задыхаясь от кашля и вытирая рукавом слезящиеся глаза. – Но что говорит моя дочь?

– Она согласна.

Этьена охватил такой приступ кашля, что толстяк вынужден был схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Ах, как эта новость радует отцовское сердце, – наконец, произнес он. – Однако, у нас на острове нет священника, вам придется вернуться в Новый Орлеан.

– Мы собираемся туда завтра отправиться после того, как погрузим на корабль ваш табак.

Лаура расположилась возле капитанского мостика, чтобы видеть, как Доминик будет управлять кораблем. Они покинули бухту на следующий день уже после полудня. Внимательно проверив окрестности моря и убедившись, что англичан поблизости нет, Доминик взял курс на север. У него не было времени много разговаривать с Лаурой, однако, пылкие взгляды, которые он бросал на девушку, говорили ей обо всем, что она хотела бы знать.

Когда остров Четеру скрылся за горизонтом, Лаура спустилась вниз. В каюте уже сидела Ида, обмахиваясь гусиным крылом.

– Здесь жарче, чем на кухне у дьявола, – недовольно буркнула она. – Я больше никогда не поплыву с вами на корабль, мисс Лаура.

– Нет? А Доминик хочет, чтобы мы были с ним, когда он будет атаковать британский флот.

– Я не собираться охотиться за проклятыми англичанами! А-а, ты просто смеяться, это совсем не весело.

Лаура налила себе стакан воды и переменила тему разговора.

– Сегодня вечером я ужинаю с Домиником.

Ида подозрительно посмотрела на девушку.

– Ты не ужинать с ним одна.

– Мне уже не двенадцать лет.

– Миста Шартье настрого говорить мне, не спускать с тебя глаз.

– Может он уже и не приедет больше, – Лаура подняла руку, останавливая готовую возразить Иду. – Я знаю, что в такое время года он не сможет покинуть остров. Ну, ладно, все равно он обещал приехать весной.

– А ладно, тогда я следить за тобой до весны. Ваш папа не желать проказ до свадьбы.

– Но он же просто шутил.

– Теперь ты походить на мисс Фабиан.

– Не говори глупости. А вообще она мне нравится.

– Что это делается на белый свет!

– Нет, правда. Я решила, что не должна больше настраивать папу против нее.

– Значит, ты больше не сердиться на свою маму и не сходить с ума?

– У нее своя жизнь, и она может сама отвечать за свои поступки, точно так же как я за свои.

– Я не позволять тебе идти в каюту к тому мужчине совсем одной.

– Раньше ты позволяла!

– Тогда он был ранен, а сейчас он резвый как молодой головастик, и твое лицо говорить мне, что меня есть кое о чем волноваться.

Одев белое красивое платье, которое ей дала Фабиан, взамен испорченного во время бури, Лаура постучала в каюту Доминика вскоре после восьми часов. Ей открыл юнга, и когда она вошла, незаметно удалился.

Стоя у окна Доминик держал в руке стакан с красным вином и его волосы мерцали в свете лампы. На нем были белые брюки и длинная голубая куртка.

– Ты пришла, Огонек! – произнес он тихим прерывистым голосом.

– А ты думал, что я не приду?

Лаура посмотрела на стол, накрытый к ужину. На нем были расставлены посуда из тонкого, почти прозрачного фарфора, серебро, а в центре, в хрустальной вазе лежали фрукты с Четеру. Девушка подумала о том, что ей все же следовало прийти сюда с Идой. Она никак не могла понять, почему не может успокоиться и откуда эта ее неожиданная нервозность.

Доминик подошел к ней по качающейся палубе и обнял ее.

– Клянусь всеми святыми, если ты и дальше будешь хорошеть, то я умру от разрыва сердца.

– Не знаю, может быть, в тебе течет шотландская кровь, – тихо прошептала девушка, – но ты явно обладаешь чисто французской способностью преувеличивать женское достоинство. Ты настоящий француз – Александр Лаффит.

– Никогда меня больше так не называй, – резко произнес он, отпуская Лауру.

– Я не хотела тебя оскорбить.

– Это имя вызывает в памяти слишком много такого, о чем я предпочел бы забыть. Ты прости меня за резкость.

– Только если и ты простишь меня.

– Решено.

Однако, по мрачноватому свету в его глазах, Лаура поняла, что он все-таки еще не совсем успокоился. Ей оставалось только надеяться, что он не всегда будет с такой болью относиться к событиям прошлого и, может быть когда-нибудь она поможет ему освободиться от груза прошлых обид так же, как он помог ей победить демонов, пожиравших ее душу и лишавших покоя.

Он сел в кресло против нее, снял крышку с соусницы и положил ей в тарелку немного соуса.

– Лаура, вот тут хлеб, бери сама.

– Нет, спасибо.

– Ну, как хочешь, – ответил он.

Девушка взяла ложку, думая как сломить внезапно возникшую между ними неловкость и, наконец, спросила:

– Ты помнишь, как сто лет назад одним субботним утром мы сидели в кафе на французском рынке?

Тень улыбки промелькнула на его губах.

– Я очень хорошо помню все: и то, как искал тебя по всему рынку, и как пытался накормить таким же точно соусом. Ты его тогда не стала есть.

– Да, так что думаю, тебя не удивит, если я и на этот раз откажусь.

– А? Но ты же сейчас не так нервничаешь как тот раз.

– Мое состояние тут ни при чем. Я терпеть не могу холодный картофельный суп.

Он расхохотался.

– Тогда мне это объясняет, почему мне не удалось очаровать тебя в то утро.

– Еще бы! Это не имело ничего общего с тем, что ты накануне забросил меня в фонтан.

– Зато ты должна признать, что я избавил тебя от очень вредной привычки.

– Ты бы лучше подумал о себе, когда в следующий раз будешь курить эти жуткие папины сигары, как отмечает Сент Джон – «Табака – она вас убьет».

– Точно так же как и этот суп, – Доминик подошел к одному из иллюминаторов и выплеснул в море содержимое их тарелок, затем взял кастрюлю и отправил ее содержимое туда же.

– Знаешь, Доминик, ты меня поражаешь, – сказала Лаура, когда он вернулся за стол, – я еще никогда раньше не встречала такого решительного, такого целеустремленного человека, с таким холодным рассудком.

– И с таким аппетитом. Ну, может нам повезет со следующим блюдом? – Он снял крышку с другого блюда и взглянул на то, что там лежало. Удивившись, открыл несколько других и присвистнул. – А это еще что?

– Жареные цыплята, мясная подлива, картофельное пюре, горошек, кукурузный хлеб, – торжественно объявляла ему Лаура и довольно хихикнула, затем наложила на его тарелку всего побольше и пригласила. – Попробуй, мой назойливый гурман, очень вкусно!

– Слушай, я просто не узнаю своего Жан-Клода.

– А потому, что это не он готовил. – Она положила ему сверху на картофель подливы и, взяв на вилку, поднесла ее ко рту. – Ну, пробуй!