Магадан — с купюрами и без - Владимир Данилушкин

Внимательно гляжу на автора, тот не дрогнет ни единым мускулом. Редактору приходится иногда быть следователем угрозыска. Пожалуй, пострадавший — не он.

Что ж, факт забавный и даже поучительный, хотя и потакает садистским наклонностям, но почему это проза? Всего лишь наблюдение, с ним надо еще долго нянчиться, чтобы превратить в полноценное произведение, пусть и малой формы.

Наш вялый разговор слушает, работая за компьютером, Кирюша Заец (так в паспорте) — молодой и, как самому ему кажется, подающий большие надежды поэт: ваяет руководящую статью по стихосложению: «Ну, сделал ты две табуретки, и одну тебе выбили из-под ног. Что тогда? Жидкий стул?»

Сатанея от собственного остроумия, Заец притворно хмурится и топорщит тощие прокуренные усы, шевеля крупными продолговатыми ушами с красными прожилками. В процессе сочинения, по своему обыкновению, он шумно, с ультразвуковым подвывом подсасывает воздух, хлебая кофе «Акробат», и так же шумно, словно это свист наоборот, поедает корейскую лапшу, вызывающую у Кирюши необходимость пользоваться зубочисткой. Он купил целую коробку первоклассных зубочисток из экологически чистого материала — сосны и расточительно, с шиком применяет данное орудие гигиены в борьбе с последствиями потребления синтетической пищи. Использованные зубочистки сукровичного цвета живописно валяются на столе и на компьютере, напоминая икебану.

Кажется, я основательно запутал Сергея Всепогодина, поддавшись искушению объяснить на пальцах, как строить композицию рассказа. У прозы свои законы, до них надо смолоду дойти своим умом. Излагать теорию — малопродуктивно: ставишь пишущего в тупик. Это все равно что инструктировать, как любить женщину — сам надыбает. Приходим к коллективному выводу: начинающему прозаику следует прочувствовать ситуацию изнутри и накропать что-то новое, добавить мне материала для разбора полетов.

Сергей — человек по жизни конкретный: занимается анализами загрязнения окружающей среды, поэтому легко соглашается со мной и с облегчением переводит стрелки: загадили природу, романтики-первопроходцы, откуда ж стихам взяться? Русский язык исковеркали, к тому же сюжеты запопсовали телесериалами. Надо у Достоевского учиться, а эти прохвосты от него рожки да ножки оставили.

Беседа начинает принимать все более и более отвлеченный характер, а ведь рабочий день уже закончился. Вообще-то мы можем продолжить разговор на улице, нам по пути. Идем по Маркса, я рассказываю Всепогодину о таких атрибутах прозаика, как дневниковые записи, черновики и убеждаю, какая это радость — переписывать написанное десяток раз. «У-у, так надо все держать в голове сутками», — восклицает молодой талант, и, похоже, такая перспектива его не прельщает.

Навстречу нам потоком идут красивые девушки, и каждая приветливо кивает Сергею, отвлекая от разговора, слишком кабинетного, чтобы вести его на плейере. Я чувствую себя лишним и расшаркиваюсь.

А Кирюша тем временем продолжает хлопотать над своим рукодельным журналом «Тень на». Домой он вообще ходит редко, порой и ночует тут же, на стульях, среди рукописей и книг. Этот антураж дает ему пищу для романтических стихотворений. Из-за него в учреждении почти домашняя обстановка: художественный беспорядок и носки. Да, толстые шерстяные носки: стоит снять ботинки и надеть их, чувствуешь себя как на даче. Аналогия галстука-бабочки: нацепил, и ты артист. Жаль только, есть нужда переобуваться, выходя покурить. А смолить приходится часто, душа горит и просит яда.

Покурив, Кирюша делает в носках шаг-другой, и вдруг нестерпимая боль пронзает пятку. В первую миллисекунду он и понять-то ничего не может, но тут его пронзает догадка: зубочистка. Именно эта заостренная, отшлифованная, словно стрела африканского охотника, пронзила кожу и мякоть до самой кости и, казалось пострадавшему, впилась в самое сердце.

Юноша заблеял, как раненый баран, сделал движение вырвать суперзанозу, но не тут-то было: та уже обломилась. Хорошо хоть, телефон под рукой. Он вызвал частное такси и помчался в травмпункт. Кое-как допрыгал на одной ножке сквозь очередь страдальцев, кому в этот день довелось испытать теорию бутерброда, падающего маргарином вниз.

Кирилла было обсмеяли: подумаешь, заноза. Но хирург, отодвинув очередь, занялся пронзенным и не удержался от восклицания: тут как вражеский спецназ поработал! Или это покушение? Доктору, измученному недофинансированием и задержками зарплаты, пришлось применить все свое мастерство, чтобы вынуть инородное тело из нежного тела стихотворца.

Зубочистка была сделана на совесть: умеют и китайцы работать. Не расщепилась деревяшка, и ранка чистая. Конечно — и это важно — материал добротный, видимо, одна из тех сосен, которые российские браконьеры за бесценок гонят железнодорожными составами в Поднебесную. И что поразительно, никакой инфекции: ни тебе столбняка, ни стафилококка, а ведь зубочистка побывала во рту, где всякой гадости бессчетно, не считая никотина и сквернословия.

Прошло недели две, Сергей Всепогодин вновь пришел излить свои проблемы, нога к тому времени у Кирюши заросла, как собачья лапа. Не хотелось лишний раз напоминать молодому нежноранимому человеку о пережитом страдании, но что поделаешь: искусство требует и не такого живодерства. Кстати, он полностью восстановил и свою творческую потенцию, и писал статью об авторской песне: «Наши так называемые барды не сделали в жизни ни одной табуретки, а ведь строят из себя зеркальный шкаф».

Сергей выслушал Кирюшину историю в моей подаче без энтузиазма, и тема зубочисток, которая вполне могла разрастись до широких обобщений и послужить укреплению обороноспособности страны через перевооружение спецназа, повисла в воздухе. А мне самому браться за нее было как-то не с руки: не я же страдал от боли, не я проткнул щеку и пятку. Вроде как авторское право на случаи из жизни. Мне бы тоже не очень хотелось, чтобы о моих житейских бурях писал кто-то другой. Так вот пусть уж сам напишет, как страдал и очистил душу муками.

Но прошло уже три месяца, никто так и не подсуетился осчастливить читателей новым остро проникновенным произведением. Ни в поэзии, ни в прозе. Счастья своего не знают. Ну, молодежь, погоди! Вот куплю я пачку зубочисток, поэкспериментирую, подберу табуретку!

Ну, это я, конечно, так, погорячился: не могу пользоваться зубочистками, поскольку у меня не осталось ни одного зуба, а с моими пластмассовыми челюстями шутки плохи. Тем более, эксперименты. Два раза уже топил зубы в унитазе.

В рассказе труднее всего — финал. Вот если бы я придумал, что Кирюша сломал ногу — это бы посчитали натяжкой. Фантазия — да, она имеет право на существование. Но правду жизни, банальную статистику и теорию вероятности никто не отменял. Будь твое повествование хоть трижды правда, кто тебе поверит?

А телевидение подкидывает материалу: то гвоздь у одного бедолаги торчит из головы, как антенна космического пришельца, то наши доблестные хирурги достают у пострадавшего кухонный нож из головы. Жуть, но не то! И вот очередной случай: пуля пронзила череп одного бедолаги так, что не задела ни одного жизненно важного центра. Хоть стой, хоть падай.

Стоп! А ведь был у меня в юности случай, который можно закомпоновать в рассказ. Пришел в нашу заводскую газету молодой талант Юра Гурин. До этого работал в столярном цехе, мастерски делал табуретки, параллельно рабкорил: пописывал в газету заметки, сообщал об имеющихся недостатках. Вот и обласкал его наш редактор, взял в штат. Хотя мужик и потерял в зарплате, пошел с радостью, тогда многих журналистика влекла.

Не чужды Юрию были и занятия литературой: сочинял смешные рассказы. Один был про зубную боль. Якобы один юноша так боялся врача, что стоматолог после нескольких неудачных случаев придумал отвлекающий маневр: когда удалял нервному пациенту зуб, ассистентка уколола того больного в пятку иглой. Несчастный даже не пикнул: ему показалось, что корни зуба насквозь пронзили ему тело. Все ухохатывались от Юриного рассказа, только я криво улыбнулся. А потом я нечаянно узнал, что он на меня доносы пишет, буквально по часам: куда ходил, с кем встречался, называя реальные имена. Так мне стало муторно, что ушел я из этой редакции, расстался и со своей девчонкой, чтобы нечаянно ее не подставить. А Гурин, я слыхал потом, лет через пять вырос до директора бани.

Какие уж тут, простите, зубочистки?

Совсем уж стал забывать нелепый случай. Кирюша курить бросил, подновил компьютер. А то ему приходилось становиться на колени и продувать вентилятор, словно пламя в печурке. Многовато пыли накопилось на решетке, и звук у подшипника был рисковый — как железом по стеклу. Могло все нутро крякнуться. Теперь тишина и порядок.

И вдруг поутру звонок. Кирилл сломал ногу. Как? А сам не знает. Ну, вот и разбери-пойми — или я накаркал, или он зубочисткой центровку собственного биополя сбил?