Охота на пиранью - Александр Бушков

– Нужно же лубок какой-то сделать, опухло все...

– Очухалась? – усмехнулся Мазур. – Какой там лубок, погоди-ка... Стой спокойно.

Он моментально зажал ей запястье мертвой хваткой, дернул другой рукой. Вопль был слышен за километр. Увидев, что все в порядке, Мазур отпустил ее. Ольга отскочила, зло глядя, – прежняя, сердитая и прекрасная:

– Ошалел?

– А ты пошевели пальчиком, – сказал Мазур, откровенно скалясь. – Нет, ты пошевели...

– Сломан же...

– Пошевели, говорю!

Она осторожно шевельнула пострадавшим мизинцем, потом уже посмелее согнула его, разогнула, удивленно глядя на Мазура, словно ребенок на фокусника, промолвила:

– Вроде и не болит...

– Ну естественно, – сказал он, осклабясь. – Я же не законченный садист, чтобы ломать пальчики любимой и желанной жене. Я его, звезда моя, всего-то вывихнул, а потом вправил... Но ведь прекрасно действует, согласись?

– Скотина ты, адмирал... – строптиво бросила п р е ж н я я Ольга. – Ой, скотина...

Мазур подошел, поцеловал ее в мокрую щеку и сказал:

– А это уж с какой стороны смотреть...

Ольга оглянулась. Они стояли на неширокой дороге, утопая по щиколотку в липкой грязи, весь мир, казалось, состоял из этой просеки, мокрых деревьев по обочинам и нависшего над острыми верхушками серого неба, откуда безостановочно лило. Град Китеж давно скрылся за поворотом, словно его и не было.

– Пошли? – преспокойно спросил Мазур.

Вздохнув, Ольга поежилась и двинулась вперед.

Глава девятнадцатая

А в это время бонапарт переходил границу

...Нельзя сказать, что они тащились, но, безусловно, не похоже на нормальную ходьбу. Каждый километр словно бы налипал на ноги пудами раскисшей грязи. По обочинам удавалось пройти не везде, очень уж густо стояли деревья, да и грязные комья, в которые превратились кроссовки, скользили по траве так, что проще было махнуть рукой, плюнуть, выматериться – и дальше шлепать по размякшей колее. Дорога петляла, плавными зигзагами огибая сопки. Не сговариваясь, оба свернули, когда показался скудный малинник, и, равнодушно принимая лившуюся на головы холодную воду, набивали рты. Голод этим, конечно, не утолили. Переглянулись и двинулись дальше. Ольгину депрессию как рукой сняло – и Мазур лишний раз убедился, что в иных обстоятельствах кнут неизмеримо лучше пряника...

Он не взялся бы прикидывать, сколько это продолжалось. Долгие часы, вот и весь сказ. Сверху безостановочно льется вода, внизу чавкает под ногами грязь. Ольга после первого, одного-единственного раза больше уже не пробовала смахивать грязь с одежды – Мазур не всегда успевал ее подхватить, и она понемногу превращалась в чучело. Впрочем, он выглядел немногим лучше – падал пару раз, но умело, на спину, поднимал вверх руки с поклажей и автоматом, не заботясь, во что превратится спина...

– А мы не заблудимся? – озабоченно спросила Ольга. – Тут и не видно, где право, где лево... Солнца-то нет.

– Ничего, – успокоил Мазур. – И без солнца, знаешь ли, есть масса указателей...

Он не врал – и в самом деле смог бы отыскать дорогу на юг. Но петляла колея так, что заслуживала самых матерных слов...

Реку они увидели еще издали – серую ленту, за которой влажно зеленели те же высокие сопки. Но молчали, пока не подошли достаточно близко. Остановились над высоким, в рост человека, обрывом. Откос круто уходил к быстрой серой реке, из него торчали корявые, мокрые корни ближних сосен. Река была шириной метров в двести, по ней волокло ветки, коряги, всякий мусор. Определенно, она помаленьку выходила из берегов, вздувалась, напитанная дождями, вернее, множеством стекавших в нее ручьев грязной ливневой водички.

– Шантара? – спросила Ольга.

– Вряд ли, – задумчиво сказал Мазур, глядя на левый, противоположный берег, как ему и положено по правилу Кориолиса, более высокий. – Узковата что-то для Шантары. Или Баркачуль, или Калтат.

– А что лучше?

– Да одинаково, наверное, – пожал он плечами. – Если это Калтат – придется еще переправляться через Баркачуль. А если Баркачуль – через Шантару. Ты как, вплавь одолеешь?

– Да вообще-то... – без всякого воодушевления сказала Ольга.

Мазур хмыкнул, покосился на нее. Вот именно: «Да вообще-то»... На одежде – два пуда грязи, стесняет движения, обязательно раздеваться придется, а вода даже на вид холоднющая. За себя-то он был уверен. Значит, что? Да искать подходящую сухую корягу, такую, чтобы на ней уместились и поклажа, и Ольга, самому раздеться, иголку взять в зубы на случай, если сведет судорогой ногу – он уже не пацан, поистаскался малость, – и двигать...

– Погодим с этим, – сказал он решительно. – Меня гораздо больше дорога интересует...

Действительно, дорога, по которой они вышли к реке, перпендикулярно упиралась в другую, идущую параллельно берегу, в обе стороны. Куда ни глянь, все раскисло так, что и Мазур уже не определил бы, в какую сторону уполз трактор и уехали машины геологов. Может, направо, а может, налево – колеи словно близнецы.

– Давай-ка погодим с переправой, – повторил он. – Попробуем по дороге. Видела, что там у берега болтается? Присмотрись.

– Доски. Струганые, парочка...

– То-то, – сказал Мазур. – Значит, цивилизация. Вот только не угадать, сверху их принесло или так тут и валялись, а потом подвсплыли, когда вода их прихватила... Вообще-то, в таких случаях полагается идти по течению, чтобы к людям выбраться, да ведь из любых правил исключения бывают. Ну, мать твою! – произнес он в сердцах. – Деревня, может, за поворотом... вот только за которым?

– Монету бросить? – бледно усмехнулась Ольга.

– Логично, – сказал он. – Но монеты нету... Ни хрена почти нету. Ладно, пойду послушаю... А ты постой тут пока, и если машина покажется, обязательно проголосуй, не забудь.

Защемил сверток меж двух близко стоявших деревьев и с автоматом на плече, хватаясь за мокрые корни, спустился к самой воде. По воде звук разносится очень далеко...

Присел на корточки над рекой, напряг слух. Чуточку косые струи дождя звонко колотили по серой воде, мир вокруг был серым и угрюмым.

Очень долго ему ничего не удавалось расслышать. Но потом показалось, что с верховьев доносится тихое тарахтение мотора. Машина? Лодка? Или галлюцинация, вызванная не поехавшей крышей, а примитивным сенсорным голодом? Но ведь тарахтит же, на пределе слышимости... Или просто верить хочется?

И все равно, пора принимать решение, не торчать же здесь до темноты... Снова слабый звук мотора? Газанула машина на ухабе? И вновь – серая тишина...

Решившись, он резко выпрямился. Уцепившись за скользкий корень, выпрыгнул наверх. Ольга смотрела с надеждой.

– Пошли, – сказал он, легонько щелкнув ее по носу. Забрал сверток. – Вопреки канонам, пойдем против течения. Что-то такое там определенно работало, вроде мотора...

– Правда? – и ее лицо озарилось такой радостью, что Мазур, честное слово, задохнулся от нежности.

И сказал:

– Правда. Чухал там моторчик... Так что – процессия шагает!

– А если там... э т и?

– Три патрона – это, конечно, несерьезно, – сказал он, оглядев автомат. – Но пуля, как известно, дура... Побачим.

И решительно сделал первый шаг по грязи, тут же радостно ухватившей за ноги. Обернулся к Ольге, воодушевленно поспешавшей следом:

– Одного боюсь: не начали бы в нас тазиками швырять из-за первого же забора. Видок у нас...

– У нас? – она подняла брови совсем уже весело. – Я-то вполне прилично выгляжу, разве что извозилась по уши, ты на себя посмотри – Конан-варвар...

От полноты чувств он хотел было испустить звериный клич – но вовремя сдержался. Совсем не оттого, что выглядело бы несолидно. Там и в самом деле мог оказаться черт-те кто. И опасность не обязательно должна исходить от Прохора. Таежный народ давненько испортился – предположим, и при царе-батюшке встречались варнаки и живорезы, но когда семьдесят лет строят коммунизм, а потом еще десять – капитализм, нравы не просто испортятся, а придут в полный раздрай...

Сначала он увидел трос – толстенный, черный, чуть косо пересекавший реку. К чему он прикреплен на этом берегу, Мазур из-за деревьев не видел, а вот на левом, на небольшом расстоянии от воды, чернеет определенно металлическое устройство круглой формы. Толстый плоский диск, поставленный на ребро. Вот в чем фокус – трос двойной, верхний протянулся над самой водой, а нижний смутно под поверхностью виднеется... Черт раздери, так это ж паром! Черный диск – кожух огромного шкива, блока или чего-то в этом роде... И установлен он возле упирающейся в реку широкой дороги. Точно, паром, переправа. Значит, цивилизация близка, ему не послышалось...

От реки их отделяла редкая цепочка деревьев – и потому сразу увидели ползущий к левому берегу паром. Огромное, солидно сколоченное сооружение, где уместилось бы четыре грузовика. Сейчас, правда, там стоял лишь один – ГАЗ-66 тускло-зеленого цвета, с железной будкой и белой эмблемой на дверце. Было еще слишком далеко, но у Мазура отчего-то возникло подсознательное убеждение, что эмблема из разряда армейских. Теперь уже явственно доносился мерный стукоток дизеля.