Петр Первый - Анри Труайя

На следующий день, 18 ноября 1718 года, царь отправился в Санкт-Петербург. Алексей поехал вместе с ним и другими обвиняемыми, участь которых еще не была решена. Но царевич был спокоен: эти оторванные конечности и отрезанные головы должны были успокоить, как он думал, голод Российского Молоха. Впрочем, сам он не испытывал ни малейшей жалости к несчастным, принесенным в жертву по его вине. Несчастье сделало его бесчувственным. Его ничего не волновало больше. Как только Евфросинья приедет в Санкт-Петербург, они поженятся. Она задержалась в Берлине из-за своего состояния. Он писал ей, что его отец ждет ее на обед, что все хорошо, что он официально отказался от престола: «Мы всегда только и мечтали с тобой, чтобы спокойно жить в Рождественке. Жить с тобой в мире до самой смерти – мое единственное желание». Ожидая ее, он пил больше, чем обычно, быть может, чтобы забыть о крови, которая пролилась по его ошибке. Царь поселил его в доме поблизости от Зимнего дворца. В воскресенье, 13 апреля 1718 года, на Пасху он трижды поцеловался с Екатериной, бросился к ее ногам и умолял походатайствовать перед царем, чтобы он смог жениться на Евфросинье. Она не сказала ему ни «да» ни «нет». Царь тоже трижды обнял Алексея по старому христианскому обычаю. Неужели примирение? Царевич безумно надеялся на прощение отца.

Через два дня приехала Евфросинья. В то время как Алексей готовился к радостной встрече, он узнал, что его любовницу привезли прямо в Петропавловскую крепость. Он начал расспрашивать слуг молодой женщины. Затем, как только она родила, ее перевезли на баркасе в Летний дворец Петра в Петергофе.[73] Там с ней лично, с глазу на глаз, разговаривал царь. Он настойчиво пытался разузнать новые факты. Но у нее была только одна цель: спасти свою жизнь. Догадавшись, что царь ждет от нее новых обвинений, она все валила на Алексея, вспоминала его поступки и малейшие высказывания, которые могли навредить ее любовнику. Петр записал с удовольствием несколько уточнений, которых ему не хватало, но в общем исповедь Евфросиньи его разочаровала, потому что она ничего совершенно нового не сказала. По его просьбе молодая женщина письменно подтвердила свои показания: «Алексей писал не раз императору жалобы на отца… Узнав о Меклембургском бунте русского войска, он обрадовался, потому что всегда хотел стать наследником престола; и поэтому уехал… Узнав, что младший сын царя болен, он говорил такие слова: „Хотя батюшка и делает то, что хочет, только, чаю, сенаты не сделают того, чего хочет батюшка“. Он говорил еще: „Когда я стану царем, я буду жить в Москве, а Санкт-Петербург станет простым городом; я не стану заниматься кораблями, у меня больше не будет флота, я сохраню несколько полков только для защиты страны, я не буду ни с кем воевать, мне хватит и старой империи… Может быть, отец мой умрет или бунт будет. Я не знаю, почему отец не любит меня и хочет сделать наследником моего брата, хотя он еще очень мал. Он считает, что его жена, моя мачеха, очень умна, и, когда он умрет, будет управлять мачеха; тогда бабье царство будет, и произойдет смятение: иные станут за брата, а иные – за меня“».

В Неаполе Алексей передал Евфросинье черновики писем к двум епископам в Сенате, чтобы она их сожгла. Она не уничтожила документ в надежде на то, что он еще пригодится и им можно будет воспользоваться как разменной монетой. Царь оценил ее предусмотрительность и честность. Она ему передала бумагу. Он прочел: «Причина, по которой я вынужден был покинуть мою дорогую родину, именно та, о которой вы уже знаете, – мои продолжающиеся заботы и беспорядочные решения, в которых я выступаю невинной жертвой, ожидая, что в начале прошлого года меня чуть было не заставили надеть монашеские одежды, несмотря на то что с моей стороны не было совершено никаких преступлений, и вы тому свидетели». Постскриптум был еще более дерзким: «Делается все, чтобы стереть из памяти народа воспоминание обо мне, что меня больше нет, или какие-нибудь злые выходки в этом роде. Постарайтесь не добавлять этому веры. С милостью Божьей и моего благодетеля (императора Карла VI). Я жив и нахожусь в надежном месте. Я отправляю вам это послание, чтобы разрушить все противные мнения обо мне».

Это письмо, задержанное кабинетом в Вене, так никогда и не дошло до получателей. Петр ознакомился с ним с диким ликованием. Евфросинье, изнуренной и счастливой, больше нечего было сказать. Выжав из нее все, как из лимона, царь отправил ее на лодке обратно в крепость. Чуть позже он приказал туда заточить и своего сына. Алексей так и не увидел свою любовницу.

Однажды его забрали из камеры и отправили в Петергоф. После влажных стен камеры он оказался в прекрасном павильоне «Монплезир», рядом с водой. Там его принимал отец. Алексей едва видел его. Знакомый силуэт привлек его внимание: рядом с царем была Евфросинья. У нее больше не было большого живота, как у беременной женщины. Даже лицо ее изменилось: бледное, суровое и упрямое. И над этой враждебной маской адским огнем полыхала рыжая шевелюра. Он хотел приблизиться к ней, но помешали стражники. С первых слов он понял, что она его предала. Каждый раз, как он хотел оправдаться, она холодно ему возражала. Брошенный той, на которую он возлагал все свои надежды, Алексей сник. Если он и хотел сохранить свою жизнь, то только для того, чтобы жить в любви с Евфросиньей. За что же теперь бороться? Пусть с ним делают что угодно. Впрочем, может быть, приняв на себя все обвинения, истинные и ложные, он тем самым разоружит отца? Не встречая больше препятствий, гнев царя рассеется, как дым в небе. С отвращением сломленный и разочарованный Алексей согласился со всеми обвинениями. Он подтвердил пункт за пунктом своего заявления письменно. 26 мая, подталкиваемый Толстым и Бутурлиным, он дошел до того, что написал самые компрометирующие записки для своего отца: «В моем последнем допросе я сказал, что, если мятежники призовут меня возглавить их в любой момент, я к ним присоединюсь».

Вскоре Петр опубликовал еще один манифест, чтобы раскрыть гнусности своего сына и обвинить его в том, что он хотел одурачить правосудие, не сказав всей правды. Во время новых допросов Алексей, больше не сопротивляясь, выдал еще некоторых своих друзей, среди которых был его духовник Игнатьев. Они были наказаны кнутом, затем их пытали на дыбе, чтобы они признались, что желали смерти царя. Все они были обезглавлены. Петру хотелось проникнуть в головы всех этих людей, чтобы там уничтожить их подрывные идеи. Ему казалось, что вся Россия наводнена предателями. Самые открытые улыбки казались ему подозрительными. Процедура страшных казней, которую он начал, уводила его всегда очень далеко. Он не знал, как поставить финальную точку в кровавой серии допросов и пыток. Когда остановиться? Кто будет восседать на пирамиде трупов?