Дыхание судьбы - Тереза Ревэй

— Я знаю, что пока это невозможно. Поэтому я хочу, чтобы она работала в мастерской деда. Никто не будет ей там досаждать и смотреть на нее свысока. Я попросил старика Мюнстера помочь ей для начала. Она быстро освоит технику, я в этом уверен. У нее талант.

В дверь постучали, и Элиза велела Колетте войти. Юная служанка поставила на стол поднос с травяным чаем, который ее хозяйка всегда пила перед сном.

Франсуа налил себе рюмку ликера и залпом осушил ее.

— Ливия задыхается здесь, с нами. Ей нужна свобода, понимаешь?

— Я не нуждаюсь в объяснениях смысла слов, Франсуа. Мне прекрасно известно, что означает слово «свобода», и оно слишком ценно, чтобы употреблять его не к месту. Твоя супруга абсолютно свободна, мой дорогой. Никто не вынуждал ее приезжать сюда. Она сама постучала в нашу дверь, и мы ей ее открыли. Я не собираюсь оплакивать ее судьбу.

Франсуа отвел глаза. Элиза порой могла быть такой невыносимой! Когда они с братом были детьми, то ощущали эту силу, как бастион. С той поры война и исчезновение Венсана, похоже, ожесточили сестру, тогда как он в результате всех этих событий стал более великодушным. Столкнувшись с такой непреклонностью, он вдруг почувствовал себя очень одиноким.

— Я не хочу ее потерять… — тихо произнес он.

— Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Такое ощущение, что твоя жена находится в тюрьме! Я не считаю, что ее нужно жалеть. У нее имеется крыша над головой — к тому же одного из самых красивых домов в Меце, — она ест каждый день в свое удовольствие и даже вышла замуж за отца своего ребенка. Другой мужчина, возможно, на это не пошел бы. Что ей еще нужно?

Франсуа уловил иронию в голосе сестры. Он раздраженно вскинул подбородок.

— Не понимаю, почему тебя не устраивает моя идея. Никто давно не ходит в эту мастерскую. Теперь она снова сможет приносить пользу. А послушать тебя, складывается впечатление, что ты из-за чего-то сердишься на Ливию. Что она тебе сделала?

— Ничего, уверяю тебя. Я просто пытаюсь тебе помочь и понять, что лучше для нее. И для тебя, Франсуа. Особенно для тебя. Я ведь никогда тебя не подводила, правда?

Элиза поднесла фарфоровую чашку к губам, мысленно отчитывая себя за несдержанность. Осторожнее! Она чуть было не совершила ошибку. Франсуа в большей степени зависел от своей жены, чем она предполагала. Чтобы добиться своих целей, ей следует набраться терпения и научится хитрить.

Почему идея открыть мастерскую их деда для невестки вызвала в ней такое отторжение? Ей же не нужно было делить с Ливией рабочее место. Но этот маленький домик в глубине сада был ей дорог. Она любила бывать там время от времени. Тишина, царившая там, была почти осязаемой. Она следила за тем, чтобы в доме поддерживалась чистота, не было протечек воды или следов мышей. Она регулярно отправляла в стирку рабочий халат своего деда, висевший на вешалке.

Элиза попыталась представить Ливию Гранди склонившейся над рабочим столом, держащую в руках инструменты их предка, вставляющую кусочки стекла в свинцовый профиль и фиксирующую их гвоздями… Дрожь пробежала по ее телу. Было что-то шокирующее в том, что иностранка проникнет в святую святых семейства Нажелей. Это все равно что сказать Ливии Гранди, что это ее дом.

— У нее не останется времени на Карло. Она забросит своего сына, впрочем, она уже это делает.

— Ты намекаешь на то, что Ливия — плохая мать? — вспылил Франсуа, принявшись ходить взад-вперед по комнате. — Это уже слишком. Я не позволю тебе говорить такие вещи.

Она разгладила рукой свою юбку.

— Ты редко здесь бываешь, Франсуа. И, наверное, не знаешь, что она проводит много времени за пределами дома. Я даже не представляю, чем она там может заниматься.

— Она что, не имеет права подышать свежим воздухом? Бедняжка не покидала Мец с момента своего приезда. Это моя вина. Я должен был свозить ее в Париж, чтобы она немного развеялась. Я хочу, чтобы мастерская была отдана в ее распоряжение. Я хочу, чтобы Ливия была счастлива у нас.

— Почему?

Выпущенный словно стрела вопрос застал его врасплох. Он остановился возле окна. В темноте он едва различал очертания сада и крышу каменного домика. Секунду он раздумывал. Ответ показался ему очевидным.

— Я вновь хочу увидеть женщину, которую узнал в Венеции, и я думаю, что работа со стеклом вернет ей вкус к жизни. Мне очень нужно, чтобы она была счастлива, иначе она может…

У него перехватило дыхание, и фраза осталась неоконченной. Ему казалось, что он стоит на краю пропасти. Он не осмеливался признаться Элизе, что Ливия была ему жизненно необходима, и если она его оставит, он этого не переживет. Сестра смотрела на него с таким неумолимым видом, что он почувствовал себя трусом, но вместе с любовью он познал и смирение.

— Я люблю ее, — произнес он, бессильно разведя руки. — Просто люблю, и все.

Элиза некоторое время смотрела на него, и он не знал, какие мрачные мысли могут скрываться за ее высоким лбом. Он заметил, что оказывает сопротивление своей сестре, возможно, впервые в жизни. Теперь, когда он высказал все, что накопилось, ему стало намного легче, словно груз свалился с души. Он расправил плечи. Ему показалось, что из-за нескольких фраз власть в доме Нажелей неуловимо сдвинулась со своей оси.

Элиза решительно поднялась со стула.

— Конечно, Франсуа. Я прослежу за тем, чтобы все было готово, чтобы принять твою супругу как можно скорее. Желаю тебе доброй ночи.

Она подошла к нему и подставила щеку. Как и каждый вечер, он коснулся ее губами, вдохнув нежный фиалковый аромат, который был запахом его детства.

— Доброй ночи, Элиза, — тихо произнес он.

Когда она закрыла за собой дверь, он почувствовал себя измученным, словно после сражения.

Ливия не разговаривала вот уже несколько дней. Она просыпалась каждое утро разбитой, ощущая тяжесть век. Ей трудно было подняться с кровати, но она заставляла себя заниматься Карло, купать его, кормить и ходить с ним на прогулки.

Она прекрасно видела, что ее поведение тревожит Франсуа, но у нее не было сил его успокоить. Ей было стыдно за инцидент, случившийся в мастерской, и она не находила слов извинения. «Впрочем, за что я должна извиняться? — с раздражением думала она. — Я не сделала ничего плохого, никого не убила… Кроме себя, быть может…»

Ливия была удивлена неожиданной поддержкой Элизы. Золовка сопровождала ее во время прогулок, не воспринимая молчание как оскорбление, и, казалось, понимала Ливию. Она говорила одна, рассказывала истории из жизни Франсуа и Венсана, когда они были детьми, или комментировала события, о которых узнала из газет. Ее монологи были текучими, гладкими, словно шелковые нити. Она шутила и сама же смеялась над своими шутками, и при этом ее черты смягчались. Она управляла потоком слов, не вынуждая Ливию отвечать ей, что было не такой уж простой задачей, и молодая женщина постепенно успокаивалась. Элиза предстала перед ней в новом свете, и Ливия неожиданно для себя начала искать ее общества.