Вечный колокол - Ольга Денисова

Млад пил вместе со всеми и не хмелел, делал вид, что весел, слушал их непочтительные шутки, позволенные в этот день, и смеялся вместе с ними. Говорил, что на экзаменах припомнит им сегодняшнее безобразие, что и под масками узнал каждого, а они смеялись над ним, прекрасно зная, что этого не будет.

Он любил их. Он любил их молодость и беспечность, их голоса, их горячность, их наивную уверенность в собственной правоте. Он любил спорить с ними на равных и не всегда в этих спорах побеждать. Он любил университетские праздники с их молодецким задором и тихие вечера в факультетском тереме за кружкой меда.

Он просил ответа у Перуна, а ответил ему Хорс. Ополчение не должно выйти из Новгорода - любыми средствами, любой ценой, всеми правдами и неправдами. Млад готов был сам звонить в вечный колокол и говорить со степени, поднимая в себе ту силу, которая заставляла людей смотреть ему в рот и идти за ним даже на смерть. Он готов был лечь костьми на пути войска, он был согласен на смерть и бесчестие, только бы ополчение не покидало Новгорода.

Ударивший ночью мороз выбелил инеем лес, университетские терема, дома профессорской слободы, затянул стекла блестящим узором и еле слышно звенел в хрустальном воздухе. Новорожденное солнце медленно выползало из-под снега, трогая розовыми лучами полупрозрачную белизну застывшего мира, морозную дымку горизонта, блеклое голубое небо.

Каждый год в этот день, с раннего детства, Млад боялся, что солнце не взойдет. И каждый раз, когда оно все же поднималось, являя миру свет, слезы радости наворачивались ему на глаза - наивной, детской радости, первобытной, простодушной веры в незыблемость сущего. Он смотрел вокруг и видел, как слезы бегут по щекам тех, кто стоит рядом: люди встречали вновь родившееся солнце, затаив дыхание от восторга.

- Слава! - раздался наконец чей-то придушенный слезами крик.

- Слава! - ответил ему чуть уверенней другой.

- Слава Солнцу! Слава!

- Слава богам!

Студенты обнимались, смеялись и вытирали слезы. «Слава!» - гремело в тишине зимнего рассвета, «Слава!» - отвечали голоса из Сычёвки. Новый солнечный год вместе с крепнувшими лучами света отсчитывал первые шаги по земле.

Глава 10. Предостережения

Тальгерт, псковский князь, бражничал с дружиной и встретил Волота хоть и приветливо, но с надменностью равного по крови и старшего годами. И Волот сперва смешался под его взглядом, едва не забыв, зачем явился в Псков. Псковский князь был немолод, но далеко еще не стар. Он вышел из рода Великих Литовских князей, но перессорился со своими еще в ранней молодости, ненавидел ливонских «братьев» и поляков. Придя много лет назад на Русь, впечатал нательный крест сапогом в землю, трижды плюнул на него и поклялся служить Пскову и русским богам, по примеру своего великого предшественника. И с тех пор действительно служил им верой и правдой - Борис полагался на него и ничего с ним не делил. Тальгерт никогда не стремился взять больше власти, чем имел, оставаясь для Пскова не более чем воеводой, обрусел, перенял привычки своей дружины, славил Перуна, приносил ему жертвы и с презрением говорил о боге, которому его посвятили в младенчестве.

Хитрые глаза литовца смотрели на Волота из-под густых бровей; высокое, - пожалуй, чрезмерно высокое - чело морщилось, словно Тальгерт хотел рассмотреть новгородского князя и никак не мог. Он говорил по-русски с еле заметным чужеземным выговором, чуть растягивая слова и смягчая шипящие звуки.

- Здравствуй, брат мой Волот, - первые слова он произнес не раньше чем через минуту после того, как Волот переступил порог дружинной палаты его дворца. Сказал он это нараспев, продолжая рассматривать новгородского князя с высоты своего немалого роста - в последний раз он видел Волота ребенком.

- Здравствуй, Тальгерт, - ответил тот, поднимая голову.

- Вина князю Новгородскому, - псковский князь махнул рукой дружинникам, и тут же ему в руки передали большой изогнутый рог.

Хитрые глаза литовца смеялись, и его дружина смотрела на Волота с сомнением, когда он принимал у Тальгерта рог. Волот мог выпить много вина, но испытание показалось ему слишком наигранным, чересчур откровенным намеком на его юный возраст и требовало ответного хода.

- Мне не до веселья, Тальгерт. Это вино мы выпьем в память новгородского посадника, который нашел свою смерть за вверенными твоей дружине стенами, - сказал он, пригубил вино и передал рог дальше - сопровождавшим его дружинникам.

Литовец усмехнулся и качнул головой, отдавая должное и словам Волота, и его находчивости.

- Садись рядом, брат Волот, - он махнул рукой в приглашающем жесте, - мы поговорим об этом.

- Да. Нам надо о многом поговорить. Мне жаль, что я омрачаю тебе преддверие праздника, но говорить хочу не здесь. Я приехал ненадолго, и у меня нет ни времени, ни желания доказывать твоей дружине свое право на княжение.

- О, - протянул Тальгерт, - а ты многому успел научиться у отца!

- К сожалению, нет.

- Хорошо. Поднимемся ко мне. Там нам никто не помешает, - кивнул псковский князь.

Он был мудрым, опытным и осторожным. Он был отменным военачальником. Но, защищая псковскую землю, псковичом он так и не стал. Тальгерт не лез в дела посадника и веча, принимая их как должное, как высшую власть, из-под которой не стремился выйти.

- Мое дело - вести дружину в бой, когда враг пересечет границу Псковской земли. И, будь уверен, я сделаю это так, что враг надолго запомнит меня и мою дружину. А что до решения веча - это воля народа, они сами будут расплачиваться за него, когда ты двинешь сюда свое ополчение. И я встречу тебя совсем не так, как сегодня, - Тальгерт приподнял верхнюю губу то ли в усмешке, то ли в оскале.

- Новгород раздавит твою дружину, - презрительно ответил на это Волот, - и ты знаешь об этом.

- Я - воин. Что прикажет мне Псков, то я и сделаю. Прикажет отступить - я отступлю. Прикажет стоять насмерть - и я умру, защищая его землю.

- Ты говоришь так, словно ты наемник, проливающий кровь за того, кто больше платит! - поморщился Волот.

- Я и есть наемник. И Псков платит мне так, как не согласился платить никто: любовью и доверием.

- Но ты же понимаешь, Псков не будет свободным никогда - либо мы, либо немцы. В свободе Пскова нет никакого смысла!

- Я - понимаю. И вече понимает тоже, будь уверен, - литовец посмотрел на Волота сверху вниз. - Но Псков не станет расплачиваться за твои ошибки, князь. Псков не даст ни денег, ни людей на войну с татарами. Ты прохлопал мир на востоке, с таким трудом завоеванный твоим отцом. И когда Новгород ставил тебя на княжение, он не спросил псковичей, а хотят ли они, чтобы ими управляли новгородские бояре. С тех пор как умер Борис, псковские земли беззастенчиво грабят, прикрывая грабеж твоим именем и решениями твоей думы. И пока ты этого не остановишь, нам легче жить под угрозой войны, чем под гнетом твоего боярства. Псковские земли не так богаты и не так велики, но, потеряв их, ты лишишься торговых путей и союзов. У тебя нет сил на войну с нами, и если ты ее начнешь, то потеряешь гораздо больше, чем приобретешь. Считай, что это наш ответ на год твоего княжения.

- Вы воспользовались минутной слабостью Новгорода. То, что вы сделали, - предательство.

- Мы воспользовались твоими ошибками, а не минутной слабостью Новгорода. Твоими собственными, князь. И это не самая высокая цена за ошибки, поверь. И почему ты называешь предательством наше нежелание платить за них вместе с тобой? Мы не ставили тебя на княжение.

- Вы признавали власть Новгорода, а значит, дали ему право на принятие решений за вас.

- Пока власть Новгорода была в надежных руках - мы ее признавали. Но отдаваться на милость стервятников, разоряющих нашу землю, - это не верность, а глупость. Платить своими жизнями за то, что пьяные новгородцы прирезали сотню татар? Зачем нам это нужно?

- Может быть, затем, чтобы пьяные псковичи могли позволить себе прирезать сотню немцев и не опасаться войны? - вскинул глаза Волот.

- Псковичи миром дорожат и торговыми союзами не бросаются. И это наши крепостные стены держат на своих плечах всю тяжесть вражеских вторжений, а не ваши. Новгород мира не ценит, потому что не помнит войны. Одно дело - ходить в далекие походы и возвращаться с победой и добычей, и совсем другое - встречать врага у себя дома, смотреть, как горят свои дома, как насилуют жен и сестер, как убивают отцов и матерей.

- Для войны не нужен повод. Для войны нужны благоприятные обстоятельства. Новгород совершает одни ошибки, а Псков - другие. Не менее дорогие и для нас, и для вас.

- Ты сам отвечаешь на свой вопрос, князь, - рассмеялся Тальгерт. - Новгород придет на помощь Пскову в любом случае, а Псков может позволить себе этого не делать. Мы нужны вам больше, чем вы - нам. Поэтому мы будем изъявлять свою волю, устанавливать свою власть на своей земле, определять торговые пошлины, открывать и закрывать пути на свое усмотрение.