Маска Локи - Роджер Желязны

Жерар взялся за рукоятку своего длинного меча и зашагал в узком пространстве между двумя шеренгами тамплиеров, которые противостояли сарацинам на западном склоне холма. Когда кто-то, покачнувшись, выпадал из строя, Жерар приказывал другому выйти вперед и занять его место.

Пот стекал на брови и заливал глаза. Каждая капелька, выступавшая на грязном лице, была влагой его тела, которую нечем восстановить. Он умирал, истекая водой и солью.

Когда он поднес руку в тяжелой перчатке ко лбу, чтобы отереть этот соленый поток, пение внезапно прекратилось.

В наступившем безмолвии двое справа от него упали замертво. Жерар собирался было выдвинуть двоих из второй шеренги, чтобы заполнить брешь, но что-то остановило его.

Что означала эта тишина?

Сарацины ответили ему пронзительным воплем.

В предельном исступлении, ближайшие к неприятельской шеренге мусульманские воины бросились прямо на острия пик, пригнув их к земле тяжестью собственных тел.

Подхватив вопль, остальные рванулись вперед, карабкаясь по агонизирующим телам своих товарищей, нанизанных на пики, и орудуя мечами, пока христиане пытались высвободить свое оружие. Коварно изогнутые ятаганы рассекали незащищенную плоть между шлемами и кольчугами. Кровь била фонтаном, и первая шеренга крестоносцев пала прежде, чем вторая успела приготовить мечи.

Волна сарацинов накатывала на тамплиеров.

Жерару приходилось видеть, как сражаются берсеркеры: дерутся, теряют руку или глаз, дерутся еще неистовее, наконец гибнут — и все это ни на минуту не приходя в сознание. Те берсеркеры были одиночками, каждый — пленник своего собственного безумия. Глядя на человеческую лавину, обрушившуюся на французов, он впервые видел безумие толпы. Тысячи людей двигались как один и умирали без малейшего стона. Когда бегущие воины втаптывали в землю своих же упавших товарищей, те казались бесчувственными, как подошвы сапог. Они были одержимы.

Жерар перекрестился, сжал меч и взбежал наверх по холму. Он шел, глядя назад, на приближающуюся лавину оскаленных смуглых лиц и сверкающих изогнутых клинков. Подобно шеренге жнецов, они расчищали себе путь, не зная преграды.

Что-то зацепилось за ногу Жерара, он оглянулся. Оказывается, он уже стоял возле шатра, чьи полотнища были алыми, как кровь, от которой он бежал сюда. Лодыжки его запутались в веревках.

Он поднял меч, чтобы разрезать полотнища и исчезнуть внутри шатра. Но прежде, чем он успел замахнуться, что-то тяжелое ударило его по голове. Он упал лицом вниз на полог шатра обрывая его и оттягивая вниз собственным весом. Крыша павильона задергалась и опала. Сарацины, добравшиеся до вершины холма, перерезали веревки с другой стороны, и шатер рухнул.

Складки тяжелого полотна, расшитого французскими гербами и ликами апостолов закрыли от Жерара дневной свет.

Руки Амнета сомкнулись вокруг камня, когда он выпал из разорванной сумки. Гладкая поверхность была горячей на ощупь. Грани врезались в пальцы, словно раскаленные до красна ножи. Амнет ощущал, как беснуется в глубине кристалла непостижимая энергия, разрывая его структуру неразъединимых связей. Звук, высокий и чистый, как звук стеклянной гармоники, наполнил всю долину, он исходил из сердца камня.

Шатаясь, он нес Камень, словно это были его отрезанные яички: шаг за шагом смиряясь с болью и невыносимым чувством утраты. В дюжине футов от него Хасан приходил в себя от последнего отбитого удара. Когда взгляд его прояснился он увидел разбухший кристалл, прижатый к паху Амнета. Когда он понял, что происходит, рот его сам собой раскрылся. Он не мог поверить собственным глазам.

— Не-е-ет!

Вопль достиг слабеющего слуха Амнета, преодолев завесу чистого звука, исходившего из Камня. Этот крик отрицания, усиленный неподдельной искренностью чувства, переполнил кристалл последней каплей энергии, которая, выплеснувшись, будет покоиться в этой красивой долине возле Галилеи почти тысячу лет.

Как треснувший церковный колокол, Камень рассыпался, не выдержав собственной тяжести. Его последняя песня окончилась звоном падающего металла. Раскаленные докрасна осколки кристалла посыпались сквозь кровоточащие пальцы Амнета.

Сила ушла из его ног. Он рухнул на колени, потом на бок, ударившись о землю плечом, бедром и головой. Как марионетка без ниточек, он наконец затих, коченея. Нежные ростки травы щекотали его щеку и царапали роговицу раскрытых глаз.

Хасан пришел в себя и медленно приблизился. Он снова двигался с той гибкой грацией, которая отличает живого и здорового человека, находящегося в полном сознании, готового отпрыгнуть при первом признаке опасности.

Амнет не шевелился. Его разбитое тело, чужое и холодное, было уже наполовину мертво, энергия Камня больше не оживляла его. Он чувствовал, как дюйм за дюймом нервные волокна его обнаженного спинного мозга вздувались, рвались с шипением и опадали. Когда этот неконтролируемый процесс достиг основания черепа, он понял, что сознание покидает его. Скоро за ним последует и душа.

Бормоча какие-то слова, которые Амнет уже не мог разобрать, Хасан присел на корточки и скрылся из поля зрения тамплиера, ибо взгляд его уже остановился. Руки ассасина, должно быть, делали что-то в области паха Томаса, но тот не мог представить, какой вред телу он рассчитывал причинить там.

Руки Хасана делали быстрые сгребающие, прочесывающие движения. Потом он встал, но руки его были так плотно прижаты к телу, что Томас не мог разглядеть, что в них было.

Последний раз взглянув в затуманившиеся глаза Амнета, Хасан повернулся и, сгибаясь под тяжестью своего груза, быстро зашагал прочь из долины.

Бульканье и шипение из основания черепа проникло внутрь, как вода, заливающая трюм тонущего судна. Когда оно наконец вылилось из разбитого темени, он погрузился в темноту, и тело его умерло.

Проворные сильные руки сняли с Жерара де Ридерфорда полотно шатра. Над ним склонились смуглые лица, в глазах светилось торжество победы. Сарацины подняли его на ноги. Они гладили пальцами красный крест, пришитый к его плащу. Они щелкали языками, разглядывая этот признак принадлежности к Ордену.

Один из них взвесил на руке медальон, знак высшей власти Ордена, тяжелый золотой диск, украшенный эмалью, который Жерар носил на шее на массивной золотой цепи. Великий магистр попытался защитить медальон, но похитители быстро отвели его руки назад. Они стащили медальон с шеи, и двое тут же бросились в сторону, сцепившись в отчаянной схватке за право обладания им.

Меч Жерара куда-то пропал, пока он барахтался в складках шатра. Сарацины сорвали кинжал с его пояса и накинули на шею грубую веревочную петлю.