Хроноагент - Владимир Добряков

Второй заход — наш. Пойдем с “пешками”. Наверху постоянно будет патрулировать эскадрилья “тигров”. Поэтому непосредственное сопровождение выпадает на нас и “медведей”.

Единственное, что немцы успели сделать, это хорошо замаскировали подлинные и соорудили ложные цели. Разведка ясности не внесла, да и времени на это нет, оно сейчас работает на Гудериана. Поэтому бомбить придется все подряд. Здесь одним заходом не обойтись. Надо рассчитывать самое меньшее на пять вылетов.

— Ну как, можно на тебя надеяться? Не подведешь?

— Не подведу, — смеюсь я, — “Юнкерсам” там завтра делать будет нечего.

— Ну и ладно! А судьбу этой троицы я тебе завтра же узнаю. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи.

Комиссар уходит в штаб, а я захожу в избу. Ребята о чем-то тихо разговаривают и замолкают при моем появлении.

Смотрю на часы: двадцать два тридцать.

— Непорядок, “сохатые”. Давайте баиньки. Завтра на Рославль пойдем, рассчитывайте на пять вылетов как минимум.

Сдвигаю в сторону урчащее семейство, бесцеремонно оккупировавшее мою подушку, и закрываю глаза. Ольга присаживается рядом со мной и спрашивает:

— Что, получил? Я говорила тебе: мне твое глупое геройство не нужно. Мне нужно, чтобы ты побеждал и всегда возвращался. Возвращался ко мне. Я всегда буду ждать твоего возвращения и плакать раньше времени по тебе не буду. Я тебе это обещала. Но и ты обещал, что мне никогда не придется плакать. Я свое слово сдержала. А как быть с твоим? Или ты своему слову не хозяин? Тогда ты не мужчина! — Она вздыхает. — А я так хотела, чтобы у него, — она кладет мою ладонь себе на живот, — был отец…

Утром, получив боевое задание, мы на стоянке ждем вылета. Сергей присаживается ко мне.

— Как настрой?

— Как всегда, — отвечаю я и угощаю его папиросой.

— Как всегда — это как когда? Смотри, друже, от тебя скоро не только “Юнкерсы”, но и “Яки” шарахаться будут.

— Что было, то прошло. На эту тему можешь не беспокоиться. Будем считать, что мое состояние депрессии кончилось и мы снова начинаем воевать по-волковски. Только обещай мне одну вещь.

— Какую?

— Что ты тоже будешь водить эскадрилью по-волковски, когда меня убьют.

Сергей недоверчиво смотрит на меня, и я поясняю:

— Я, сознаюсь, эти дни смерти искал.

— Это заметно было. Ну и как?

— Не нашел. Но я с ней поговорил.

— И что она тебе сказала, если не секрет?

— Да никакого секрета. Сказала, что искать ее бесполезно, она сама меня в нужный момент найдет и что она еще никогда не опаздывала. Ну и решил я, раз такое дело, не тратить драгоценное время на ее поиски.

— Тогда зачем же такой разговор?

— А затем, что понял я: момент этот — совсем рядом.

Сергей насмешливо свистит.

— Смеешься? А зря. Я в это тоже раньше не верил, а сейчас, представь, верю. Я не рассказывал тебе о нашем разговоре с Колышкиным?

— С Иваном Тимофеевичем? Нет.

— Так вот, в июне, перед самой войной, он сказал мне: “Чувствую, совсем немного мне осталось землю топтать и по небу летать”. А его в мистицизме и в том, что он сам смерти искал, никак не обвинишь. Еще тогда он мне сказал: “Береги ее”. Это про Ольгу. А я не уберег.

— Ну, твоей вины в этом нет.

— Есть! Мне надо было сразу пойти к Гучкину и сказать, что она беременна. А я послушался ее, захотелось нам, видите ли, свадьбу сыграть. А она, когда прощались, сказала мне: “Я на тебя зарок положила: пока я жива, с тобой ничего не случится”. Теперь ее нет, стало быть, и зароку — конец.

— Слушаю я тебя и ушам своим не верю. Член партии, а несешь хрен знает что! Зароки какие-то.

— Ты не перебивай, ты слушай. Дальше-то еще интереснее будет. Разговаривал я ночью с Ольгой. Я теперь с ней каждую ночь встречаюсь. И сказала она мне: “Я всегда желала, чтобы ты возвращался. Возвращался ко мне. Ты обещал это и слово свое держал. Я обещала, что плакать не буду, и до сих пор не плачу, хотя ты ко мне больше не возвращаешься. А вот он плачет, — и на ребенка показывает, — папку зовет. Ему отец нужен. Плохо нам без тебя”.

Сергей смотрит на меня как на безнадежно больного, потом решительно встает.

— Все! Достал ты меня. Я иду к Лосеву и…

Взлетает зеленая ракета. Я вскакиваю с места.

— Кончай базар! По машинам! Пора на работу.

В этом вылете, сопровождая “пешек”, мы вдрызг разносим полк “Мессершмитов”. Все эскадрильи работают по-волковски, нанося противнику быстрые сокрушительные удары. Группы “Яков” быстро собираются в кулак, на предельной скорости обрушиваются на врага, бьют и тут же рассеиваются. Рассеиваются, чтобы через несколько секунд таким же кулаком ударить с другого направления. И такие удары сыплются со всех сторон. “Мессеры” так и не сумели ничего предпринять против “пешек”, только потеряли девять самолетов.

На земле Сергей не скрывает восхищения:

— Ну, ты давал! Давненько за тобой такого не наблюдал. В тебя словно дух Волкова вселился.

— Кстати, о Волкове. Это чтобы поставить точку в нашем разговоре. Знаешь, что он мне сказал перед последним вылетом?

Сергей вопросительно смотрит на меня.

— “Знаешь, Андрей, много бы я дал, чтобы сейчас густой-густой туман опустился”. Я спрашиваю: “Зачем это?” А он говорит: “Не лежит у меня душа в небо подниматься. Бывает же такое. Прямо щемит что-то вот здесь”, — и показывает пониже сердца. Я ему говорю; “Может, ты приболел?” — “Нет, — отвечает, — здоров я, как всегда. Понимаешь, не болит, а как-то ноет”.

Сергей молчит, ждет продолжения, потом спрашивает:

— Ну а дальше?

— А дальше ты сам все знаешь. Так ты бы и его после такого разговора к Лосеву потащил?

— Ну тебя в баню! Заморочил ты мне голову. Я теперь сам себя уже на такие ощущения проверять начал. Ты хоть скажи, за самогоном для поминок прямо сейчас идти или погодить малость?

— Малость погоди. Я еще полетаю.

Во втором вылете мы сопровождаем штурмовиков. Те наносят удар по подъездным путям и по подозрительным местам в окрестностях станции. Пытаются нащупать емкости, в которые слито горючее. Но их не видно. Все ложные цели уже разбиты, а настоящий склад ГСМ до сих пор не обнаружен. А это сейчас — задача номер один!

Но у нас сейчас другая задача: прикрыть штурмовиков от “мессеров”. А они появляются почти сразу. Нас они не видят. Наш полк растянулся “змейкой” на большой высоте, со стороны солнца от зоны, где работают штурмовики. Обрадованные немцы занимают исходное положение для атаки. Моя эскадрилья в самой выгодной позиции. Лосев командует:

— Семнадцатый! Делай!

Я вижу, что над основной группой “мессеров”, изготовившейся к атаке, ходит еще одна. Ага! Кое-чему они уже научились. Решение созревает мгновенно. Сваливаю “Як” на правое крыло и с разворотом пикирую на головную пару атакующих “мессеров”. Я не оглядываюсь, знаю, что эскадрилья идет за мной. Ведущий “мессер” не успевает среагировать и получает в мотор и кабину длинную очередь. Словно сорвавшись с подвески, он камнем рушится вниз.