Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

Единственное, что слегка успокаивало – Валтэн ведь искренне меня поддержал. Он сам предложил все это, разработал план, я только поддакивал и нехотя соглашался. Сам полетел со мной, потратился на мой ландер... Ничего не спрашивая, не высказывая своего мнения по этому поводу – просто помог, и все. Значит, не считал ненужным капризом?

Я сразу заметил легкое движение на тропинке – кто-то шел от ворот Общины. Кто-то один... одинокая фигурка двигалась в мою сторону. И вскоре я безошибочно узнал Пати.

Надо же, оказывается, я все-таки забыл ее. Она красивая... очень. Хотя может быть, другие так и не сказали бы – маленькая, как бы невзрачная. Просто мне ее лицо почему-то милее других. Кажется, она стала старше, взрослее, полукруглые мягкие черты заострились и потемнели как-то. Ну конечно, ведь четыре года прошло. А вот глаза я хорошо помню, остренькие карие блестящие глаза и тонкие ровные брови, дугой взлетающие к вискам. Тонкие запястья как-то сиротливо торчат из рукавов общинной куртки.

Она шла все медленнее, недоуменно оглядываясь. Я пропустил ее чуть дальше, вылез из ямы и в несколько бесшумных прыжков оказался на тропинке позади Пати. Не слышит... я окликнул ее.

Она медленно, очень медленно обернулась. Долго смотрела на меня. Изучала? Хотела убедиться, что это именно я?

– Здравствуй, Пати, – сказал я.

– Где ты мог спрятаться? – она оглядела местность, – здесь же негде.

Ей не пришло в голову, что я мог сидеть в леске в десяти метрах от нее.

– Там, – я махнул рукой, – Ну что, Пати? Как дела?

– Хорошо, – ответила она машинально. Я шагнул к ней, протянул руку. Правую. Она подала мне свою, мелькнули белые знакомые насечки на запястье. Ладонь ее лишь бессильно скользнула в моей руке... задержалась. Отпустила. И тут Пати увидела, видимо, случайно скосив глаза. Снова поймала мою руку, перевернула, внимательно осмотрела чистое, без номера, запястье.

– Ты... – она посмотрела мне в глаза.

– Я был на Квирине. Я живу теперь на Квирине. Пати, я прилетел, чтобы с тобой увидеться.

Она молчала, видимо, не зная, что сказать.

– Я должен рассказать тебе все. Пойдем куда-нибудь... присядем, – предложил я.

– Пойдем на трубы, – быстро сказала Пати. Я кивнул. Это действительно было достаточно укромное и малопосещаемое место, к тому же – за пределами ограды.

Спереди возвышалось здание старого обделочного цеха – еще бревенчатое... теперь там был склад. Проволочная ограда на фоне потемневших, покрытых мхом бревен казалась почти незаметной.

Сзади стеной стоял лес. Трубы газопровода – желтоватая и серая – тянулись направо и налево, уходя в бесконечность, наглядно демонстрируя аксиому о параллельных, которые никогда не пересекутся – на земле. Я вскарабкался вслед за Пати на желтую трубу, сел, упираясь ногами в серую. Может быть, хоть здесь что-то шевельнется в душе... вот на этой трубе, оседлав ее верхом, зажав в зубах дымящийся чинарик сенки, сидел Таро. Арни стоял посредине, левую ногу на желтую трубу, правую – на серую, маленький, щуплый повелитель мира, бурно жестикулируя, разглагольствовал о чем-то по своему обыкновению.

Нет, не помню. Равнодушие. Тоска.

Здесь мы первый раз с Пати поцеловались. Нет, не помню. Вот она, Пати – и это ее я мог целовать? Чужая... милая, хорошая девочка, красивая... не моя.

Она сидела на трубе, свесив ноги, аккуратно сложив руки на коленях – как примерная ученица. Внимательно слушала. Я рассказал ей все. Все, по крайней мере, что смог, что счел уместным... Я закончил рассказ. Пати молчала, упорно глядя в землю.

– Ты осуждаешь меня? – спросил я, придвигаясь к ней ближе, – Я был неправ?

– Не знаю, – сказала Пати, словно очнувшись, – не знаю. Понять тебя можно. Ты спасал свою жизнь. Этот Зайнеке – я тоже считаю его несправедливым человеком. Он, конечно, был неправ...

В голосе ее явственно слышалось «но».

– Но ты на моем месте так бы не поступила? – спросил я.

– Не знаю, – повторила Пати, – я думаю, что нет. Но я не имею права так говорить. Я никогда в твоем положении я не была. Тебя можно понять.

Мы немного помолчали.

– А ты изменился, – сказала Пати другим тоном, внимательно посмотрев на меня, – я тебя не сразу и узнала.

– Что, так уж сильно изменился?

– Ну... ты стал такой большой, сильный... такой был маленький, худой мальчик, а теперь... возмужал, – объяснила Пати, – и взгляд у тебя совсем другой.

– Тебе не нравится? – улыбнулся я. Пати пожала плечами.

– Нет, почему же...

– А ты не изменилась, – сказал я. На самом деле я просто ее забыл... может быть, и изменилась. У меня не очень хорошая зрительная память.

– С чего бы мне-то измениться?

– Ну а как у вас дела? – спросил я, – расскажи хоть...

Пати начала рассказывать, оживилась. Я тоже слушал с огромным удовольствием. Надо же, как много изменилось. Во-первых, половина наших мальчишек сейчас в армии, война же идет. Элт и Риан погибли. Лилла замуж вышла... ты его не знаешь, его к нам перевели из Туйской Общины. Несколько человек получили места в Магистерии. Надо же, и рыжий Ким получил... ну да, у него появился шанс, поскольку нас троих не стало. Сама Пати стала старшей по этажу – общественной работы теперь очень много, но ей нравится, она общается с людьми, кому-то помогает... активно участвует в проведении общих праздников и мероприятий. Она и раньше была общественницей (провести конкурс на лучшего знатока истории Лойга, организовать вылазку на природу, протолкнуть чью-нибудь идею по оформлению стенда, выслушать желающих поплакаться в жилетку...), и по тому, с каким оживлением, с какими раскрасневшимися щеками Пати заговорила об этом сейчас, я понял, что пожалуй, в этом она нашла свое призвание.

По призванию и общественному долгу Пати знала все обо всех. И я выслушал подробнейший рассказ о каждом из наших общих знакомых... У всех дела обстояли относительно хорошо. Кое-кто женился и ушел в Семейную общину, Пати знала и о них – у кого родился ребенок, у кого какие отношения в семье... Умер только пожилой мастер из нашего цеха, у него давно с сердцем было неладно.

– Ну а ты? – вдруг спросила она, прервав себя, – О себе-то расскажи... как ты там живешь, на Квирине?

Я подумал.

– Это трудно передать, Пати... Там совсем другая жизнь, понимаешь?

Она сочувственно кивала.

– Но там жизнь. Настоящая жизнь. Там, конечно, гораздо богаче живут, спокойнее... но не в этом дело. Это наоборот вначале меня отталкивало и в тоску вгоняло. А главное – там можно летать, понимаешь? Я работаю полицейским, ну это, как наши Треуг... в смысле, Управление Охраны. Можно видеть разные миры, звезды, всю Галактику...

Мне казалось, что Пати именно это и может заинтересовать. Я рассказывал о людях Квирина – как они живут. Какие они... талантливые, умные, добрые. Какие у них семьи, как они любят детей. Пати слушала, как мне показалось, доброжелательно.

– Зачем ты прилетел сюда? – спросила она, когда я выдохся.

– За тобой, – ляпнул я. Тонкие изогнутые брови взлетели вверх. Недоуменно.

– Ну... если ты захочешь, – поправился я, – и вообще... я скучал по Анзоре. Мне нельзя здесь появляться, но... очень хотелось увидеть. И ты... если хочешь, Пати, я заберу тебя на Квирин. Хоть прямо сейчас.

Она смотрела в сторону.

– Зачем ты вернулся? – повторила с грустью. Я не знал, что ей ответить.

Глупо как-то... зачем, действительно, я прилетел? Она давно меня забыла. И для меня она уже – совсем чужой человек. И я для Лервены, для Лойга... кто я – предатель, отверженный. Как это глупо...

Я соскочил с трубы.

– Если хочешь, Пати, я уйду.

Пати резко обернулась – карие чистые глаза смотрели с непонятным укором.

– Ланс, – она назвала меня уменьшительным именем, и это было приятно, – неужели тебе не хотелось бы вернуться в Общину?

– Но, Пати... как же я могу вернуться? У меня и номера нет. Я преступник.

– Это не так, – сказала она страстно, – номер можно сделать новый, да и какое он имеет значение? Конечно, будет расследование, но... в конечном итоге ты вполне можешь вернуться. Даже в нашу Общину... но даже если не в нашу – неужели ты не понимаешь, что так лучше... с коллективом. Всем вместе.

– Пати, о чем ты говоришь? – изумился я, – меня расстреляют. Это же ясно.

– Нет, – возразила Пати, – Зайнеке несправедливый человек, но ведь тебя отправят в столицу, вероятно... и там разберутся!

– Ну нет, – я покачал головой, – извини, но ради Цхарна я жизнью рисковать не хочу.

– Ну, Цхарн, – Пати покачала головой, – это все лозунги. В них можно верить, можно не верить. А самое главное – то, что мы все вместе. Ну как вы живете на этом Квирине? Чего ради? Зачем? Вы же – каждый сам по себе. Вот ты говоришь – детей растить... а зачем их растить, если не для общины, не для коллектива? Просто – как животные? Ну ладно, Ландзо, я тебя могу понять... ты просто боишься. Может быть, ты прав. Но вообще-то... Ну скажи мне, ты вот сам-то, своей совестью понимаешь – как нужно жить?