Долина кукол - Жаклин Сьюзан

– При всем твоем потрясающем жалованье у Генри и моих сбережениях содержать такую квартиру нам было бы не по карману.

– Но я же сказала тебе, что у меня есть деньги. У меня есть пять тысяч, которые оставил мне отец, и совсем недавно я унаследовала семь тысяч от тети. Всего двенадцать тысяч, Лайон, – этого более чем достаточно.

Он присвистнул:

– Слава тебе господи, нашел невесту c богатым приданым. – Он нежно поцеловал ее. – Энн, я очень тронут. Но все равно я на это не соглашусь. Сейчас я даже не могу c уверенностью сказать, умею ли я писать. Я даже не уверен, что получится хорошая книга. Почти наверняка в этот самый момент чуть ли не миллион ветеранов этой войны сидят за пишущими машинками и настукивают свои личные впечатления о Нормандии, Окинаве или воздушных налетах на Лондон. И каждому – уж ты поверь – есть что сказать. Вопрос лишь в том, кто скажет первым – и лучше других.

– Я уверена, что ты можешь писать хорошо, – настаивала она. – Я знаю это, вот и все.

– В таком случае ты знаешь больше меня. И это прекрасно, это говорит о твоей преданности. И за это я тебя люблю.

– Лайон… а когда ты кончишь книгу, ты женишься на мне?

– Охотно – если книга выйдет стóящая.

Она помолчала, потом вновь заговорила:

– Но ты же сам говорил… даже хорошая книга не всегда приносит деньги.

– Я же не говорил, что все дело только в деньгах. Если книга будет стóящей, даже если она не принесет ни цента, я буду продолжать писать. Буду еще больше работать, зная, что это не просто досужая мечта. И тогда мы как-нибудь проскрипим. Но если книгу не примет ни один издатель, тогда я вернусь к Генри, не тратя ни минуты. Я извлеку на свет прежнего Лайона Берка и наверстаю упущенное за эти годы. Но тогда я вряд ли буду тебе интересен.

– А каким был прежний Лайон Берк?

Он задумался:

– Ни минуты впустую. Да, пожалуй, это было его кредо. Никогда не совершал ни одного необдуманного поступка. Даже вот такого… – Его рука дотронулась до ее груди.

Она вспомнила Хелен и ее резкие слова. Значит, она не лгала – прежний Лайон, скорее всего, имел романчик c Хелен. Фактически он сам признался в этом.

Он обнял ее.

– Но тот Лайон Берк погиб на войне. А может быть, умер в ту ночь, когда тот капрал говорил о персиковых деревьях. Если так – значит его последняя ночь прошла не впустую.

– Ты никогда не будешь прежним, – прижалась к нему Энн. – Особенно когда ты так говоришь. Если эта книга не получится, ты будешь работать над второй, третьей… Ты теперь такой, какой есть, и ничто уже тебя не изменит. Если хочешь остаться у Генри и писать, я буду ждать тебя. Если потребуется дюжина книг, я буду ждать целую вечность. Только ты будь самим собой.

– Не уверен, что это так уж замечательно. Но все же это лучше, чем быть Генри Беллами. А я чуть было не стал им. Я был бы даже еще более деловым, чем Генри, потому что не был бы таким хорошим человеком. Генри сомневается, позволяет себе быть чутким, отзывчивым. У меня же слишком целеустремленный ум. Из меня вышел бы этакий Генри в квадрате, преуспевающий в деловом отношении и полный неудачник в личной жизни.

– Ты такого мнения о Генри?

– Генри работал тридцать лет, чтобы достичь того, чего он достиг. Это, наверное, можно назвать вершиной, хотя это затертое слово. Сам он называет это Эверестом. И так оно и есть на самом деле, если иметь в виду профессиональную или финансовую сторону жизни. Если бы написать о Генри в «Who is Who», то его успехам в театральной и деловой сферах надо было бы посвятить несколько абзацев. А личной жизни – всего одну строчку: холост, родственников нет. В общем, вся жизнь – один бизнес. На самой вершине Эвереста – в одиночестве.

– Но ты лишь только доказываешь, что я права, Лайон. Генри все тянул c женитьбой. И ты делаешь то же самое.

– Нет. На вершине Эвереста жениться бессмысленно. Среди подобных Генри есть люди женатые и имеющие детей, но их личная жизнь мало чем отличается от жизни Генри. Давай наконец представим себе, что Генри в свое время женился. На славной девушке, не имеющей никакого отношения к нашему бизнесу. Их дети теперь уже были бы взрослыми, сами имели детей. Жена проводила бы зиму во Флориде. Ее уже перестала бы раздражать суматошная жизнь Генри, к этому времени она бы уже привыкла обходиться без него – а ей бы предстояло жить так c самого начала. Она научилась бы утешаться всем тем хорошим, что ей давала бы жизнь c Генри, – большой квартирой или особняком, мехами, красивой жизнью. Таких женатых Генри, которые оказываются на своих Эверестах одинокими, очень много. Одиночество это неизбежно, потому что, взбираясь на вершину, они отталкивают остальных. Это настоящие крысиные бега, в которых, чтобы достичь того, чего достиг Генри, надо лгать, предавать, продаваться, не брезгуя ничем. Так диктует бизнес. И вот это и вызывает во мне отвращение. Не лично Генри, но то, во что человек превращается, когда слишком надолго застревает в этом дерьме.

Некоторое время оба молчали. Первым заговорил Лайон:

– Извини за эту тираду.

– Нет, так лучше. Теперь я тебя лучше понимаю. Только одно меня беспокоит.

Он ласково посмотрел на нее:

– Что же?

– Когда ты наконец на мне женишься.

Он расхохотался, и уже в который раз она поразилась тому, как его красит смех. Она не знала никого, кто бы умел так смеяться – откидывая назад голову, от души. В его смехе слышался звон колокольчиков.

– Я тебе так скажу: когда я закончу рукопись, ты ее первой прочтешь и тогда уж будешь решать сама.

Она поуютней устроилась в его объятиях.

– Я, пожалуй, посплю, – прошептала она. – Завтра у меня много дел.

– Ах да… развод.

– Гм… Да, Лайон… у тебя есть запасной ключ от квартиры?

Он прижал ее к себе.

– Непременно закажу. Так, значит, переезжаешь все-таки?

– Нет, но завтра первым же делом привезу тебе машинку и кучу бумаги. Совершенно новую, сверкающую машинку. Это будет мой тебе предсвадебный подарок.

– Принимаю… но при одном условии. Вместе c машинкой въедешь ты.

– Нет. Я буду приходить и оставаться, как сейчас, когда бы ты