Оборотни Его Величества - Алина Илларионова

Последний пес – наверняка это был выжлак – бросился, так и не оформившись окончательно. Триш спустила заклятие, навстречу полетела какая-то пыльца. Наставник потянул ученицу на себя и вниз так резко, что оба едва удержались на крыльце и не рухнули в кислотный сугроб. В него осела непонятная пыльца, зато маг воды не промахнулась. Останки миелл-тьярра рассеялись по полу от центра комнаты до порога.

– Так яйцо? – беззаботно осведомилась Триш, набросив на снег матрицу щелочи. Либр почти выдохся, но еще оставалась пара заряженных браслетов, которые магичка не снимала с тех пор, как в дом вломились бандиты.

Вложив скай’лер в ножны и скрестив руки на груди, наставник широко улыбнулся.

– Нет, сударыня, курица. Но вы поработали…

Все же Триш оказалась в сугробе. С нехилого такого толчка. Прежде чем рухнуть навзничь, она видела плотно сжатые губы и широко распахнутые глаза наставника. Как в том сне. Невесть откуда взявшийся вихрь подхватил эльфа и, протащив аж до кромки леса, шарахнул о сосну так, что дерево всколыхнулось до кроны, осыпаясь снежными хлопьями. Сударь Шантэль не упал. Не позволили. Взметнувшийся снег закружил волчком вокруг неподвижно висящего тела, тая и образуя водяной кокон…

Краем глаза заметив движение за слюдяным окном, Триш залепила туда сгустком чистой силы. Болезненный вскрик был ей наградой.

Решив, что займется магом позже, девушка бросилась к наставнику. Он не потерял сознание и ощупывал «стенки» кокона изнутри. Триш прижала ладони снаружи. Мужчина вопросительно приподнял брови, из ноздрей выкатились пузырьки.

А волшебница не могла помочь. Чтобы разбить кокон, нужен был всего один удар. Только вот сил не осталось совсем.

Изнутри храм был покрыт мхом как плесенью. Деревянный свод, земляной пол, лавки, иконостас с треуглом в центре – всё. Некоторые участки фосфоресцировали могильной зеленью, от запаха прелой сырости не спасали настежь открытые двери. Выжлятник сидел на алтаре по-лягушачьи, с упором на передние конечности, подобрав задние, а у подножия данью кровавому вождю лежали черепа – вытертые до белизны, словно отполированные. От такого зрелища даже у аватара сердце екнуло. Если это существо когда-то было эльфом, то сходство осталось лишь в длинноухости. Теперь кожа потемнела до зеленовато-сизого оттенка, вместо волос голову покрывала курчавая поросль мха. С гротескной горгульей морды бликовали хищные зрачки.

Значит, это – не страшная сказка для жестокосердных волчат, не желающих контролировать в себе зверя и дикие инстинкты. Все правда.

Те, кто потерял меру, кто превращал гон в кровавую забаву, кто признавал нескучной охоту лишь на разумную дичь, со временем менялись до неузнаваемости. Не только тело и рассудок – искажалась сущность. Охотник становился частью своры.

Ashvette… Про́клятый…

Сытое любопытство с морды проклятого как тряпкой свезло, когда он разглядел Тай-Кхаэ’лисс; в глазах зажглась тревога, когтистая рука потянулась к висящему на груди костяному рогу. Ну-ну. Не поможет, ashvette.

– Kholled’ven, – пожал плечами Вилль. – Thie narrash att[27].

– Tshh-haaa… Ashvett Theare[28]… – с издевкой просипел выжлятник и прищелкнул языком. Мох у алтаря зашевелился, словно под ним извивались гигантские черви, череп с вершины груды сухо застучал вниз, и несколько мгновений спустя два миелл-тьярра уже сидели по бокам от хозяина, как верные стражи. Проклятый приосанился, задрав острый подбородок. Н-да, мания величия никого не красит, а уж этого косорылого…

– Venne. Avatte d’Shaattar. Mirabelle Daenna ashvettenn att[29].

Собственно, больше выяснять нечего, и аватар зашагал к алтарю, чавкая по сырому мху. Даже не пытаясь убежать или напасть, про́клятый поднес рог к черным губам. На сей раз звук был, как в книгах описывается: высокий, чистый и такой густой, что казалось, еще немного, и сама Поднебесная Цепь содрогнется. Арвиэль Винтерфелл фанфары не любил, а потому снес башку возмутителю тишины. Вот так просто. Безо всякого боя. Не считать же сопротивлением изумленное вяканье псов, когда добыча, только что целенаправленно перевшая прямо в пасти, вдруг взвилась под свод и приземлилась уже за алтарем?

«Вот песец остроухий, совсем обленился. Небось давно забыл, с какой стороны за клинок браться», – думал Вилль, равнодушно наблюдая, как исчезает кровь на лезвии Льда. Обыкновенная, красная. От тела остался рыжеватый костяк, при касании рассыпавшийся в прах; так же бесславно сгинули миелл-тьярры. Только череп таращился с алтаря пустыми глазницами…

Это был первый эльф, убитый аватаром. Пусть измененный, потерявший рассудок и сущность, но все же сородич. Волчонок с детства презирал в людях способность убить себе подобного, а теперь… Наверное, что-то должно было дрогнуть внутри. Однако совесть, корившая за расправу в скадарской лаборатории, молчала.

Рог Вилль прихватил с собой – пусть л’лэрд посмотрит.

Спутники обнаружились на подступах к деревеньке, притом непонятно, кто кого поддерживал – шли в обнимку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у Триш дрожат ноги, а Шантэль трясется целиком. И немудрено.

– Вы что, в святой кринице решили искупнуться, да постеснялись оголить протез при сударыне?! – спустившись, поинтересовался Вилль.

– Иди-дите к лешему, Ви-ви-вин… – Шантэль проглотил длинную фамилию. – То-только снача-чала плечо впры-пры…

– Ах н-нет, сударь, снача-чала в сухо-хое пыр-пыр-пыр… – перебила белая как мел Триш.

– Вы не против заняться всем этим в комфортных условиях? – предложил гвардеец, ткнув большим пальцем за плечо.

Пока он растапливал печь в облюбованной избе, Триш раздобыла сухую одежду. Шантэль чихал безостановочно и ворчать не успевал, так что без протестов переоделся в штаны с начесом и небеленую рубаху навыпуск, даже валенки обул, правда, протез опять никому не показал – облачался за пологом, сымпровизированным из простыни. Выбитое плечо вправили. Триш музыкально поскрипела зубами за л’лэрда, скривив при этом мученическую гримасу. Шантэль так засмотрелся на дергающийся глаз и выгнутый коромыслом рот ученицы, что боли, похоже, не почувствовал.

– Эти миелл-тьярры – предшественники нынешних пород, – спокойно хлебнув только что вынутый из печки чай, пояснил л’лэрд. – Сейчас мы выращиваем исключительно сторожевых псов, а мхи сродни гончим по духу, но набор качеств у них не намного выше, чем у дворняг. Вот ваш, кхм, Йожик, сударыня, – миелл-тьярр породистый. Он не ослушается команды, без приказа не сцепится с другим псом и не нападет на хозяев дома, который сторожит, даже если те будут над ним издеваться, как ваш братец. Во время боевой трансформации кора и колючки шиповника становятся прочными, как мореный дуб, лозы виноградов эластичны, а плющи стреляют ядовитыми иглами. У мхов этих приспособлений не предусмотрено: средств нападения почти никаких, а отсеченные части отмирают мгновенно. Они уязвимы и постоянно находятся в процессе регенерации, поэтому прожорливы. Их жизнь – непрерывный гон, и даже если свора не голодна, они будут охотиться впрок. Причем бесполезно удерживать их на сворке: хозяина не тронут, но сорвутся все равно. К тому же… ммм… заводчик выращивал только выжлака, а тот способен воспроизвести десять – четырнадцать бесплодных особей за всю жизнь. Свою свору. Так вот в течение года после размножения и родитель и молодняк еще ненасытней обычного.

– Зачем же вы их выращивали? – спросила Триш.

– Наш первый опыт по пробуждению разума в представителях растительного царства – не слишком удачный, но необходимый старт. Сторожей мы выращиваем из окультуренных видов, способных не только защитить, но и украсить дом. Они отлично приживаются поодиночке, не погибают после смерти хозяина, как предшественники, и у каждой породы свой индивидуальный характер. Опять же рождаемость заводчик контролирует. Неплохая альтернатива мантикорам Геллеры, да, Винтерфелл? – Шантэль хмыкнул. – Только далеко не каждый из нас доверит своего питомца человеку…

– Лис уже исправился! – поспешно вставила Триш, когда Шантэль отвлекся запить чаем варенье. Пока л’лэрд переодевался, девушка выудила тараканов из плошки. Увы, не всех…

– Горбатого можно хотя бы целителю показать, а вашего братца… – С гневным ликом судьи, выносящего смертный приговор, л’лэрд воздел ложку с одинокой вишенкой, на которой распластался прусак, словно пьяный циркач на шаре. Триш сделала страшные глаза. Спасая ее репутацию, Вилль подозрительно уставился в потолок: как раз над столом между досками зияла дыра, в которую не то что таракан – мышь провалится. Такое объяснение удовлетворило эльфа, и, вернув на место ложку с содержимым, он любезно подвинул плошку к небрезгливому аватару.

– Значит, сейчас гончих вы не разводите? – Стряхнув прусака на пол, Вилль колупнул варенье.

– Давным-давно о них не слышал. Все споры мы уничтожили, а взрослые выжлаки уже должны были погибнуть от старости.