Ожерелье вечности - Марина Волкова

Выйдя в коридор, она была ошеломлена радостной атмосферой, царящей здесь. Люди обнимали, с чем-то поздравляли друг друга, слёзы счастья заливали их лица, смешиваясь в едином порыве. Еле добившись от окружающих причины таких бурных проявлений эмоций, Люда поняла, что открытая ей Ворона преподнесла ещё один неожиданный сюрприз, правда, на этот раз приятный. Не совсем понятна была причина, заставившая небесную странницу замедлить свой полёт, но факт остаётся фактом — она пролетит мимо Земли. Облегчение, которое испытала при этом известии Люда, было ни с чем не сравнимо. То, что именно она увидела угрозу Земле первой, наложило на неё какую-то надуманную моральную ответственность и, как она теперь понимала, отравило её существование. Слава Богу, всё позади. Угроза, ужас ожидания, нездоровая тяга к жертве — всё это позади. Люда плакала, оплакивая себя, такую молодую и цветущую, чуть не ушедшую на зов лже-пророка, миллионы людей, погибших по его вине и в катаклизмах, оплакивала родителей Кирилла, ушедших за лучшей долей в поисках спасения. Слёзы очистили её душу, смыв всё наносное и ненастоящее и вернув ей ощущение жизни. В последний раз, судорожно вздохнув, она бросилась в комнату связи, трясущимися пальцами стала лихорадочно набирать номер Кирилла, боясь, что с ним что-нибудь случилось с момента последней связи. О, счастье! Измученное лицо любимого высветилось на экране, и она с истеричными нотками в голосе, неприятно поразившими Кирилла, воскликнула:

— Кирилл, любимый! С тобой всё в порядке? Я жутко соскучилась по тебе!

— Люда, что-то случилось? Ты плакала? Что тебя расстроило?

— Нет-нет, всё хорошо, всё по-настоящему хорошо, Кирилл. Я хочу тебя видеть, немедленно. Я больше не могу здесь находиться. Я хочу быть с тобой. Я вернулась, Кирилл.

— Что ты такое говоришь? Когда тебя последний раз смотрел врач, Люда?

— Это неважно. Сейчас это уже не имеет никакого значения. Ты не понимаешь. Всё прошло. Единственное, что мне сейчас нужно — быть рядом с тобой. Я первым же рейсом вылетаю.

— Хорошо. Я встречу тебя. Ты знаешь о Вороне?

— Да, да, поэтому я и говорю, что всё прошло. Я освободилась от навязанной мне программы. Да, Кирилл, ещё мне надо тебе что-то очень важное сказать, но это при встрече. Я побежала собираться.

— Постой, ты уверена, что всё с тобой в порядке? Может, всё-таки посоветуешься с врачом?

— Кирилл, прости, — у меня нет времени на пустые препирательства. До встречи.

Кирилл ещё всматривался в опустевший экран, — тревога за Люду сжимала его сердце, и так изболевшееся с момента ухода родителей. Её болезнь, смерть матери и отца, предстоящее столкновение — всё это сильно надорвало его душу. Гоняя от себя мысли, что можно было бы отправиться вслед за родителями и проверить на себе действие переходника, он жил последнее время лишь из упорства, надеясь, что Люда выздоровеет до того, как Земля превратится в пылающий шар, и он сможет сказать ей последнее "Люблю". Он не мог себе позволить ещё усугубить и так очень тяжёлое положение, уйдя бесславно в неизвестность. Его очень мучило то, что он не мог понять, прав он был или нет в своих предположениях, что сталось дальше с душами матери и отца, не была ли бесполезна их жертва. Идея, ради которой он жил и буквально "горел" на работе после ухода родителей вызывала только душевную муку. Теперь же, когда комета прошла мимо и можно дальше строить планы на жизнь, он даже растерялся. Появление Люды на экране домашнего видеофона вызвало ощущение какой-то досады, — ему не хотелось ни радоваться, ни что-то предпринимать, ему хотелось только одного — спать и никого не видеть. Но это быстро как-то прошло, в грудь толкнулась радостная волна — он скоро увидит Люду, сможет прижать к себе это дорогое для него существо, и, быть может, найти в этих объятиях утешение и надежду на лучшее. Простая истина, что время лечит всё, пришла вдруг ему в голову, пора, пожалуй, выходить из этого состояния прострации и бездействия. Он пошёл в ванную, долго мылся, подставляя тяжёлую голову то под обжигающе горячие, то под ледяные струи. Добившись контрастным душем состояния несколько болезненного возбуждения, вытираясь, он посмотрел на себя в зеркало и удивился неожиданной худобе столь знакомого лица. Похоже, он забывал в последнее время кушать, потеряв к жизни интерес. Зато теперь при мысли о пище голод буквально зверский стал грызть внутренности, возвращая ощущение БЫТИЯ. Выйдя в комнату, другим совершенно взглядом посмотрел на обстановку, понял, что срочно нужно заменить интерьер, хорошо бы успеть до приезда Людмилы. Нужно заменить большинство вещей, впитавших в себя эманации горя и безысходности, на новые, готовые разделить ту атмосферу радости и счастья, которую они с любимой смогут здесь создать. Но это чуть позже, после того, как он хорошенько подкрепится. Не желая больше оттягивать ни минуты, он быстро оделся, и опустился на лифте в кафе.

Встретивший его весёлый гвалт был настолько неожиданным в этом обычно тихом месте, что Кирилл даже попятился, испугавшись, что попал не на тот этаж. Но, оглядевшись, понял, что здесь собралось практически всё население этого дома и, судя по выкрикам, шло празднование ИЗБАВЛЕНИЯ. Избавления от опасности столкновения с пресловутой Вороной. Люди обнимали друг друга, выпивали и громко общались, непринуждённо и весело ужинали. Пробравшись к стойке, Кирилл заказал ужин, и повернулся в поисках свободного местечка. Такового не наблюдалось и он уже совсем, было, решил поужинать дома, как вдруг его внимание привлёкла фраза, прозвучавшая с большого экрана, оборудованного на одной из стен кафе. "Сеятель или Матрейя, принёс себя в жертву ради нашего Избавления. Саркофаг с его телом для прощания будет установлен в зале Ассамблеи Мира…"

Кирилла как будто что-то укололо при взгляде на обезображенное тело Спасителя. В наступившей внезапно тишине надрывно зарыдала женщина, видно вспомнив свою утрату. Радость не смогла полностью заглушить боль каждого из присутствующих, у всех к Вороне имелся свой собственный неоплаченный счёт. Репортаж продолжался дальше, его сюжет был построен на видеосъёмках корабля Виктора Вульфа. Кирилл со стеснённым сердцем смотрел на то, как Сеятель приблизился к осколкам Вороны и исчез вместе с ней, выпал из времени и пространства на долгие часы. Вдруг появившиеся драконы стали атаковать его, невидимого. Внезапно проявившись вместе с кометой, оказавшейся всё в тех же координатах, Сеятель стал расправляться с драконами, как с надоевшими насекомыми, методично и упорно. Камера бесстрастно фиксировала происходящее, без прикрас отражая неприглядную картину бесформенного месива, бывшего совсем недавно лицом Сеятеля и ужасающе тихую, но от этого ещё более зловещую смерть драконов, горевших заживо. Следующая панорама уже показывала погибших в последней схватке Сеятеля и Ловца душ, предводителя драконов. Информация, прозвучавшая с экрана, повергла в шок людей: Лже-Матрейя и был этим драконом, Ловцом душ, прилетевшим поживиться на беде землян, быть может, им самим спровоцированной. Крики ярости и проклятий сотрясли небольшое помещение так, что люди ощутили, что им стало тесно от этих эмоций, и стали расходиться. От радостной атмосферы не осталось и следа. Кирилл был всё ещё под впечатлением оглушительных новостей, — что-то, пока не поддающееся анализу, было за ними. Образ родителей вдруг каким-то образом совместился с образом Сеятеля, и сердце гулко стукнуло. Пугающее по своей природе предположение сверкнуло в мозгу, но Кирилл постарался отогнать его, — уж слишком невероятным оно было. Он успокоил себя, что просто зациклился на происшедшем, и другие объяснения просто не приходят ему в голову. Но почему-то после этого он почувствовал прилив сил и желание срочно что-то сделать, поработать.