Тверской Баскак. Том Третий - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще пара секунд неразберихи, и я понял, что на покушение этот инцидент никак не тянет. Отодвинул охранника и подошел Славомиру. Тот уже скрутил возмутителя спокойствия и, схватив за волосы, поднял ко мне разбитое в кровь лицо.
Глянул я на него. Узкие глазки, скуластое монголоидного типа лицо, жидкая бороденка, халат и штаны на коленках разорваны.
Спрашиваю.
— Ты кто?!
А он мне с обидой и повышая голос.
— За что?! Лицо разбил, халат новый порвал…! Я честный купец. Из Золотого Сарая вот приехал, сабли привез, седла, сбрую…!
Чтобы не орал, Славомир ему тут же такого леща влепил, что бедолага чуть снова носом не нырнул.
Тут уж он угомонился окончательно, и я повторил вопрос.
— Ты кто?!
Покосившись на возвышающегося над ним охранника, тот с опаской произнес.
— Меня зовут Калия Шакир, я всего лишь хотел показать господину прекрасную саблю из самого Дамаска. Месяц назад на рынке Золотого Сарая сам великий Турслан Хаши у меня точно такую же купил!
«Ну вот, так бы сразу и сказал! Глядишь, башка бы целой осталась!» — Я еще раз глянул на его разбитый нос и заплывший глаз.
Как бы случайно произнесенное имя нойона сразу же объяснило мне всю ситуацию, и я дал команду отпустить торговца.
Саблю, естественно, я купил, и этот Шакир, компенсируя свои травмы и потери, слупил с меня втридорога. Я торговаться не стал, а лишь сыронизировал про себя.
«Видать доставка за счет получателя!»
Сейчас эта сабля лежит у меня на столе, и я пытаюсь понять, где тут может быть тайник.
«Тут и в школу ходить не надо, сразу понятно, что в рукояти!» — Взяв в руки, рассматриваю эфес сабли.
Гарда, сама ручка и навершие в виде головы орла. Пробую свернуть орлу шею и чувствую, чуть поддается. Расковыриваю ножичком шов и пробую еще раз. На этот раз получается! Срываю навершие, за ней аккуратно стаскиваю рукоять и обнаруживаю полоску пергамента, обмотанную вокруг хвостовика клинка.
Разворачиваю и, пододвинув поближе лампу, узнаю каллиграфический почерк Фарса аль Хорезми. Читаю старательно выведенную арабскую вязь и узнаю, что в конце апреля в Сарай прибыл важный гость, новый бек-битигчи Русского улуса Берке. Прибыл он не один, а с большим отрядом воинов под командой нойона Неврюя. Этот Берке назначен самим Великим ханом Мунке для повторной переписи и наведения порядка в улусе. Поскольку в Каракоруме считают, что получают с русского выхода неполную долю и что немалая часть пропадает где-то по пути. Впрямую Батыя в воровстве не обвиняют, но подспудно чувствуется, что многие в ставке хана считают именно так.
«Вот значит оно как! — На миг откладываю пергамент. — Выходит, все-таки права гипотеза, что набег Неврюя инициирован не Батыем, а Каракорумом, и Александр Ярославич тут не причем».
Эта новость меня даже обрадовала, как бы я не относился к Александру, но считать его предателем и кляузником не хотелось.
Продолжаю читать дальше и вижу, что обрадовался я рано. Следующая же строка переворачивает все на сто восемьдесят градусов. В ней Хорезми пишет, что приехавший в мае князь Киевский Александр обвинил в утаивании большой части налогов своего брата Великого князя Владимирского Андрея. Эта новость пришлась ко двору как в шатре Батыя, так и у сына его Сартака, так как позволяла снять с них обоих вину и обвинить во всем князя руссов Андрея. Для еще большей убедительности и в наказание виновного Батый поручил собрать в помощь Неврюю еще три тумена и назначил поход на весну следующего года.
Отложив письмо, даже не знаю радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, события вроде как не сдвинулись по времени и не поменялись — это хорошо, а с другой, приближается страшная угроза и радоваться тут нечему.
К тому же получается, что большое нашествие все-таки накликал Александр, и это усугубляет неприятный осадок.
Едва подумал про Александра, как в памяти всплыл тот день, когда княжеская палата выдвигала своего кандидата на пост консула. Тогда все получилось занятно, даже приятно вспомнить.
Когда все уже расселись, Ярослав обратился к собранию с просьбой.
— Прошу уважаемую палату допустить моих братьев князя Киевского Александра и князя Московского Даниила на заседание.
Подняв голову, я обвел всех взглядом и, как председатель, спросил.
— Кто-нибудь возражает?
Возражений не последовало, и я подтверждающе кивнул Ярославу. Тот что-то шепнул боярину Малому, и уже через минуту в зал вошли Александр и Даниил. Они, как гости, сели в кресла у стены, а я открыл заседание.
После стандартной вступительной части, я задал присутствующим главный вопрос.
— Кого палата князей считает достойным выдвинуть на пост консула?!
Андрей Старицкий уже начал подниматься, чтобы произнести мое имя, как его опередил Клинский князь Василий.
— Я считаю, что лучше князя Киевского и Новгородского Александра Ярославича никто с этим делом не справится.
Он долго перечислял все заслуги князя, и все молча слушали. Лишь когда он закончил и произнес — предлагаю выдвинуть на пост консула князя Александра Ярославича, я встал и призвал собрание голосовать.
— Кто за Александра Ярославича?!
Помню, как нервно ударив молоточком в гонг, обвел взглядом почтенное собрание. Василий уверенно поднял руку и замер, недоуменно следя за лицами своих подельников. Бежецкий князь опустил глаза, делая вид будто уронил что-то на пол, Всеволод же Смоленский посчитал прятаться для себя зазорным и встретил вопросительный взгляд с вызовом, мол кто ты такой чтобы с меня спрашивать?! Ярослав, наоборот, продолжил невозмутимо сидеть как сидел, а Мстислав Хмурый дернулся было рукой, но увидев, что никто идею не поддержал, тут же убрал ее под стол.
Василий Клинский в полной тишине и одиночестве тоже испуганно опустил руку, и я с удовлетворением объявил.
— Кандидатура не прошла!
Едва я это произнес, как за спиной гулко хлопнула дверь. Даже не оборачиваясь, я понял, кто это так нервно покинул зал заседаний.
«Приятные моменты не грех и вспомнить!» — Улыбнувшись, возвращаюсь в реальность и, перечитав еще раз письмо, прихожу к выводу, что положительные моменты все же есть.
«Один из них — это то, что уже сейчас можно прикинуть численность будущего противника. Три тумена Батыя, плюс отряд Неврюя, это примерно тридцать пять тысяч всадников. — Задумавшись, понимаю, что это еще не все. — Раз Александр обвинил брата, то его обяжут тоже участвовать в карательном походе, это еще тысячи полторы-две».
Уставившись в темный угол, смотрю невидящим взглядом в никуда.
«Без малого сорок тысяч! Это охренеть, как много! Что я
