Тверской Баскак. Том Третий - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Я же наоборот остался доволен. Первый укол прошел, и противник занервничал. Это хорошо! У нас с господином посланником одна цель, выведать, что думает собеседник, при этом утаив свои собственные мысли. В таком деле спокойствие и уравновешенность — наиважнейшее дело.

Провожу рукой в сторону стола.

— Прошу вас, отец Перуджо, присаживайтесь. Я помню, в прошлый раз вам мой завтрак не понравился, так может быть ныне обед оцените.

Подаю знак Прохору, мол пусть обед несут. Тот исчезает за дверью, и вскоре появляется дворовый, катящий перед собой сервировочную тележку. Аккуратно, но быстро и четко он наливает из фарфоровой супницы две глубокие тарелки ароматного горохового супа и ставит на подтарельники перед нами.

Мой гость, с трудом скрывая изумление, смотрит на белый тонкий фарфор, на лежащие перед ним серебряные приборы. Я его понимаю, такой сервис появится в Европе лет через четыреста, не раньше.

Быстро справившись с собой, нунций взял ложку и, зачерпнув супа, в этот раз не стал скрывать своего восхищения.

— Ммм! Как вкусно! — Он зачерпнул еще ложку и почмокал губами, ловя вкусовые оттенки десяти видов копченостей. — Что за кудесник творит у вас на кухне?!

Загадочно улыбаюсь ему в ответ.

— Его имя вам ничего не скажет, но для истории запомните. Его зовут Кузьма Волынец!

— Козььма! — Повторяет святой отец и расплывется в улыбке. — Это намного вкуснее, чем та каша, коей вы кормили меня в прошлый раз.

На второе пошла котлета по-киевски, заставившая моего гостя чуть ли не прослезиться. Отец Винченцо слыл гурманом и знатоком дорогих явств, но такой еды он еще не пробовал. После десерта и трех стопочек брусничной наливки он совсем поплыл, но я ему не поверил и оказался прав.

Едва слуги унесли посуду, как вся маслянистая расслабленность пропала из глаз моего гостя, и он начал плести ту паутину, ради которой он собственно и приехал.

— Как вы знаете, я сейчас прямиком из Новгорода. — Начал он. — Имел там беседу с князем Александром. — Он бросил на меня испытывающий взгляд и, не найдя на моем лице ничего интересного, продолжил. — Ныне же еду в Новогрудок к князю Миндовгу.

Специально пропускаю Александра и цепляюсь за последнюю фразу.

— И что там на Литве, помнят ли еще славный городок Зубцов?

— Конечно, помнят. — Нунций показал, что прекрасно понял, о чем я. — Этот разгром плохо сказался на состоянии литовского князя. Ныне его положение не завидно. Племянники восстали против него, и он оказался между трех огней. С запада Орден, с севера жемайты и Товтивил, а с юга Даниил Галицкий наседает.

Он поцокал языком, словно бы сочувствуя князю, а потом как бы между делом спросил.

— И знаете какой он нашел выход?

Он сделал театральную паузу, но я не дал ему насладиться игрой и все испортил свои ответом.

— Знаю! Он нижайше попросил папу Иннокентия IV принять его в лоно католической церкви.

Отцу Перуджо с трудом удалось скрыть разочарование, но он справился.

— Скажу честно, ваша осведомленность удивляет!

Он широко улыбнулся, словно бы демонстрируя — вот видишь, какой я искренний и умею признавать чужие достоинства.

— Но согласитесь, решение превосходное. Одним смелым ходом князь Миндовг превращает Орден из опаснейшего врага в надежного союзника. Теперь ему не страшны ни племянники, ни Даниил, ни даже вы…

Тут он вновь растянул губы, показывая свои не очень хорошие желтоватые зубы.

— Знаете, эту историю я уже рассказывал Александру, как пример того, какие выгоды может принести союз с католическим Римом. И знаете, он согласился со мной.

Еще одна пауза, и я опять пытаюсь испортить моему гостю настроение.

— Не удивительно! Александр так хочет занять Великокняжеский стол, что готов на союз не то, что с Римом, а даже с самим дьяволом.

— Ну уж! Не наговаривайте на хорошего человека.

Вижу реакцию нунция и делаю из этого вывод.

«Он не воспринял мои слова всерьез, а злая ирония ему даже понравилась. Значит, он очень доволен собой и своей поездкой в Новгород».

Отец Перуджо тут же подтверждает мою догадку.

— Разворот к Риму наилучший выход, и отец Александра, Великий князь Ярослав, это понимал. Жаль, что он не смог сдержать свое обещание, земля ему пухом! — Тут он весь подобрался и вцепился в меня взглядом. — Подумайте! Какой союз может получиться. Вы, Александр, Миндовг и Орден — в едином крестовом походе против монголов!

«Да он настоящий мечтатель! — Иронизирую я про себя, видя что мой гость говорит абсолютно искренне. — Не хочется его расстраивать, но Александр уже выбрал того, кто вернет ему Великокняжеский стол, и это совсем не папа Иннокентий. Да и другие тоже не подарок! С такими друзьями врагов не надо! Даже если бы вдруг случилось чудо, и такая коалиция бы состоялась, то идти с ней на монгол это чистейшее самоубийство!»

Говорить об этом моему гостю и пускаться в длительные дебаты в мои планы не входит. Я узнал, что хотел, и теперь резко меняю тему разговора.

— А скажите, отец Винченцо, почему с этим союзом вы идете к Александру и ко мне, а не к Великому князю Андрею и не к князю Твери Ярославу?

Тот останавливает на мне свои маленькие хитрые глазки и растягивает губы в усмешке.

— Потому что я не идиот и всегда в любой стране разговариваю не с теми, кто сидит на троне, а с теми, кто реально правит.

Глава 11

Февраль 1251 года

Только что отшумела зимняя ярмарка, но народу на улицах Твери меньше не стало. Разве что теперь они заполнены не купцами и покупателями, а все больше депутатами первого Земского Собора городов Русских. Еще бы, выборы консула Союза впервые будут не только Тверские, а всеобщие, и даже мне немного волнительно. Хотя волноваться вроде бы не о чем. Завтра княжеская палата, а вслед за ней государственная дума поддержат мою кандидатуру, и я выйду на выборы единственным кандидатом. В этот раз оспаривать мое право никто не решился.

Сейчас я еду с левого берега, где полдня провел на полигоне, принимая новую партию ракет. Из тех двадцати штук, что успели сделать за полтора года, отстреляли три. Кто-то может сказать пустая расточительность, а я отвечу — по-другому нельзя! Я должен быть уверен в том, что на поле боя они меня не подведут.

Придерживая кобылу, даю проскочить шумной компании, и Луна недовольно фыркает, реагируя на снующих у нее перед мордой людей.

Успокаивающе, поглаживаю ее по шее.

— Ну потерпи, голуба! Еще неделя, и