Пусть умрёт - Юрий Григ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Боюсь прогневить государя, но не соизволит ли он выслушать меня наедине, – попросил Секунд, когда Домициан сделал знак продолжать.
- Это лишнее, – нахмурился император. – Ты знаешь, префект, что Луций обеспечивает мою безопасность, и я все равно должен буду передать ему то, что ты мне сообщишь. Так говори же, не медли!
Мгновение Секунд колебался. Ему страшно не хотелось говорить при Луции. Он знал – хитрый лис чует любую фальшь за милю. Он славился как человек, способный проникнуть в самые сокровенные мысли собеседника, и знал о гражданах Рима больше, чем они о себе сами. Недаром занимал эту особую, не прописанную нигде должность.
Но выхода не было, и Секунд нехотя проговорил:
- Хорошо, государь. Я пришел сообщить... – он на мгновение замялся. – У меня есть точные сведения о подготовке покушения на твою высочайшую жизнь...
- Что-о?! Ну, что я говорил, Луций?! А ты... ты мне не верил.
Похоже, Домициан даже обрадовался сообщению о готовящемся против него заговоре. Он вскочил с подушек и подбежал к стоящему перед ним префекту и вновь обнял его. При этом он с триумфом взглянул на Луция.
- Продолжай, мой верный друг, продолжай! – ободрил он Секунда.
Потом посерьезнел и, взяв преторианца под руку, провел его к ложу, на котором только что возлежал. Тот, уступив настойчивости императора, последовал за ним.
- Расскажи, кто же те негодяи, которые посмели замыслить злодеяние против своего Цезаря?! Мы примерно их накажем… О, можешь не сомневаться! – Как тебе удалось проведать про это? – воздев руки к небу, спросил он Секунда, и в его голосе опять проснулись зловещие нотки.
«Не верит, – подумал префект, – Или верит, но притворяется».
Но он уже находился в стремнине потока, который сам же и сотворил, и ему ничего не оставалось, как только продолжать плыть по течению.
Ты не поверишь, государь, какими низменными могут быть люди, которых ты возвысил. Это...
С этими словами он склонился к императору и прошептал ему что-то на ухо так тихо, что находящийся рядом Луций не расслышал ни слова. Впрочем, он даже и не сделал видимой попытки подслушать, оставаясь невозмутимым – ни один мускул не дрогнул на его лице.
Домициан же выпрямился и с торжеством посмотрел на своего помощника.
- Вот видишь, Луций, как преданны мне друзья. – Он повернулся к Секунду и, бросив на него испытующий взгляд, спросил: – ты же предан мне, Петроний?
- Как можешь ты сомневаться, мой господин! Как можно не любить солнце, согревающее тебя своими лучами?! Как можно не любить родник, дарующий тебе живительную влагу?! – с жаром воскликнул преторианец, хорошо усвоивший: правда колюча, но даже самая грубая лесть сладка.
- А я и не подозревал, что тебя окружают столь преданные подданные, – в голосе Луция сквозил сарказм. – Иначе давно бы подал прошение об отставке.
Он бросил на Секунда пристальный взгляд.
- Уж не перепутал ли что-либо почтенный Луций? – поинтересовался начальник преторианцев, почувствовав, что незаметно завладевает инициативой. – Разве ты запамятовал, что изначальная и до сей поры самая главная задача преторианской гвардии – охрана императора и спокойствия граждан Рима? К чему бесполезные дополнительные расходы, если мы и без них можем охранять безопасность государя. Думаю, что кое-кто мог бы снять с себя эти заботы и переложить на тех, чьей прямой обязанностью... и профессией, наконец, и является нести их на своих плечах.
- Уважаемый Петроний! – ничуть не смутившись, воскликнул Луций, – я ни в коем случае не хотел обидеть тебя и твоих верных гвардейцев. Но согласись – четыре глаза зорче, чем два! Должен же кто-то подменять тебя, когда ты спишь. Так императору спокойней, не правда ли? Кроме того, в нашей истории ведь не раз случалось, что именно те, кому положено охранять жизнь цезарей, ее же и отнимали, – желчно рассмеялся Луций.
- Уж не имеешь ли ты в виду кого-то лично? – потемнев от еле сдерживаемого гнева, произнес преторианец.
- О нет, уважаемый префект может быть спокоен за себя. Но... я только хотел спросить: не истерлось из твоей памяти, как префект претория Херея собственноручно заколол Калигулу?
Император, казалось, не заметил уколов, которыми обменялись его подданные, и вновь стал укорять Луция:
- Я так и знал! Ты никогда не веришь мне. А я тебя предупреждал! Самые верные люди, даже кровные родственники, на поверку оказываются предателями. Ты знаешь, что только что поведал мне верный Петроний? Ты не поверишь! Предатели, предатели окружают меня! Мой двоюродный брат, этот негодяй Флавий Клемент, замыслил, оказывается, убить меня...
Он мешком плюхнулся на ложе, и жестом показал принести воды. Юная рабыня, изгибая стан и беззвучно ступая босыми ступнями по полу, исполнила приказание.
Луций, выждав, пока император пригубит воду, обратился к префекту:
– Позволь поинтересоваться, Петроний, откуда у тебя такие сведения?
Секунд вопрошающе посмотрел на императора, тот устало махнул рукой и промолвил:
- Скажи ему, Петроний, скажи. Как я вижу, нашему сыщику не терпится взять дело в свои руки.
- Изволь, – Секунд вытащи из-под тоги свернутый в трубку кусок пергамента и передал его Луцию.
Император продолжал что-то бессвязно бормотать. Он услышал то, что хотел услышать, и теперь, распалив себя, гневно воскликнул:
- О-о! Теперь я понимаю, почему он сменил имена своим мальчишкам на Веспасиана и Домициана. Коварный ублюдок, он хотел, чтобы я прослезился от умиления, усыновил их и сделал своими наследниками! Мне говорили... мне не раз говорили – он открыто хвастался своим родством со мной. А теперь замыслил убить меня!
Всё время, пока император накачивал себя ядом ненависти, Луций внимательно изучал пергамент, переданный ему Секундом. Он понимал, насколько опасен префект, за которым стояла реальная сила – преторианский корпус из четырнадцати отборных когорт, расквартированных здесь, под боком, прямо в Риме. И, разумеется, не поверил ни единому его слову, но сделал еще одну попытку не дать императору пойти по заведомо ложному следу. Оторвавшись от письма, он спросил Секунда нарочито вежливым тоном:
- Позволено ли мне будет узнать, как попал в руки уважаемого префекта столь важный сколь и удивительный документ?
- Я уверен, что такому умному человеку, как ты, Луций, должно быть известно, что купить за деньги можно всё. Например, слуг, – уклончиво ответил Секунд.
- Это мне хорошо известно. Но мне известно также и то, что бывают неподкупные слуги, – не обращая внимания на явные старания окружить эту историю ореолом таинственности, бросив многозначительный взгляд в сторону императора, промолвил Луций. Но тот, казалось, не заметил этого.
- Ну что ты, – усмехнулся префект, с удовольствием продолжая разыгрывать партию, – просто неподкупность сто;ит дороже.
- Что там написано, Луций? – нетерпеливо перебил их Домициан и протянул руку с раскрытой, обращенной вверх ладонью.
- Изволь, государь, ознакомиться, – ответил тайный советник и с поклоном передал папирус в царственную тонкую длань. – Здесь говориться о том, что император будет отравлен и сделать это должен некто носящий имя Скарабей.
- Кто это, Скарабей?
- Это наверняка кличка, государь.
- А кому адресовано послание?
- Здесь об этом не сказано, государь.
- И когда же они замыслили совершить свое злодеяние?
- Об этом тоже умалчивается.
- Так... – озадаченно протянул Домициан. – У кого ты добыл папирус, Петроний?
- У раба твоего двоюродного брата. Он прислуживает ему в спальне.
- Луций, немедленно приведите мне этого раба! Я допрошу его сам.
- Разве мой господин не предоставит мне заняться расследованием этого дела? – удивился Луций.
- Если ближайший советник не ведает, что за моей спиной замышляют убить меня, приходится самому позаботиться о своей безопасности.
- Но у меня другие сведения, государь, – Луций покосился на префекта, – и мне необходимо проверить...
- Я лично хочу допросить мальчишку! – перебил его Домициан. Голос его сорвался на визг. – И этого подлого предателя, Клемента, притащите ко мне... – Он замолчал, потом задумчиво промолвил: – Нет... Думаю, пока ничего не нужно ему говорить. Сначала мы допросим раба, чтобы этот негодяй не вздумал отпираться.
- Как будет угодно моему повелителю, – ответил Луций, покорно склонив голову.
Он хорошо изучил императора за годы службы и понял: что бы ни произошло – Клемент обречен. Он не любил этого ленивого, ничтожного человека, к тому же ходили слухи, что тот примкнул к иудеям. Интуиция подсказывала: Клемент не причём. Жаль только, это может повлиять на его собственное расследование, но надо надеяться, не роковым образом.