Осень в Шотландии - Карен Рэнни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что она станет делать, если он скажет ей, что ее присутствие сегодня превращает их путешествие и в безмерную радость, и в постоянный источник боли? Она понятия не имеет о муках совести, о том, что все последние дни он почти не спал, а ходил из угла в угол, чувствуя, что сам запутался в сплетенной им паутине лжи.
Он стоял на вершине холма с самодельным посохом в руке. Авраам, приветствующий свое племя. Или пастух, поджидающий отставшую овцу. Шарлотта в темно-красной накидке задержалась у подножия. Задрав голову, она с непонимающей улыбкой смотрела на Диксона.
– Сегодня ты не надел килт.
Диксон тоже ответил улыбкой.
– Любой шотландец знает, когда время для килта, когда – для штанов. Ты разочарована?
Шарлотта не ответила, а Диксон не стал настаивать.
Стоял прекрасный зимний день. Ветер прогнал тучи. Стало морознее, но небо сияло прозрачной голубизной, как будто природа-мать на рассвете выкрасила его ляпис-лазурью.
Шарлотта приподняла юбки обеими руками, чтобы взбираться на холм с большей грацией. Диксон мог бы наблюдать за ней целый день. Ритмичные движения ее бедер под юбкой напомнили Диксону о ее наготе. У Шарлотты было прекрасное тело, и Диксон подозревал, что она лишь недавно об этом узнала.
Кто поможет ей осознать, что такое она в действительности? Джордж? Диксон в этом сомневался. Джордж никогда не знал ей цену. Если бы знал, никогда не покинул бы жену, целовал бы ей ноги и благословлял судьбу.
Диксон наклонился, подал Шарлотте руку и помог ей взобраться на вершину.
– Я удивилась, что ты меня подождал. В последнее время ты не очень любезен.
Диксон молча смотрел на открывшуюся перед ними панораму. Слева едва виднелись развалины старого замка – их почти скрывал соседний холм. Вдалеке делала петлю река. Справа стоял Балфурин. Его строители проявили осторожность и поставили здание на склоне, выше уровня реки Тэм.
– Ты правда ищешь сокровище?
– Правда.
– Зачем?
Она уже задавала этот вопрос, Диксон и теперь не мог на него ответить. Потому что у него не было других путей выяснить, куда делся Джордж. Потому что он не знал, нашел ли клад его кузен. Потому что все поиски в Эдинбурге и Лондоне окончились ничем, а других идей у него не было. Потому что сокровища были здесь, а ему хотелось хоть что-нибудь завершить, прежде чем покинуть Балфурин. Потому что ему нужно было занятие, которое отдаляло бы его от Шарлотты.
Ни одну из этих причин он не мог ей объяснить.
– Ты веришь, что клад существует?
Диксон пожал плечами.
Он знал, что в клад верил Джордж. Верил достаточно сильно, чтобы бросить молодую жену. Но как это ей рассказать?
– Вполне возможно, что существует, – ответил Диксон. – Когда мои предки ушли из старого замка, клан Маккиннонов был значительно более процветающим, чем сейчас. Возможно, у них был сундук с золотом или какое-либо другое вместилище драгоценностей, которое они тоже решили переместить.
– И при перемещении он потерялся? – с сомнением в голосе спросила Шарлотта.
– Либо потерялся, либо его спрятали так надежно, чго потом не смогли найти. – Диксон посмотрел на Шарлотту и увидел, что она улыбается. – Нэн читала тебе какое-нибудь стихотворение?
Шарлотта покачала головой.
– Нэн свела общение со мной к абсолютному минимуму. Думаю, если бы в Балфурине начался пожар, она сообщила бы мне об этом весьма неохотно, сквозь зубы.
Диксон вынул из кармана листок со стихотворением и прочел его Шарлотте.
– Значит, ты искал эти ключи? – спросила она, когда он закончил.
– Всю последнюю неделю я обследовал пещеры вдоль реки. Мы с кузеном в детстве там играли.
– Но ничего похожего на три отметки ты не видел? – И она в точности повторила услышанную строфу:
Три раза знак, сокрытый мглой,Подскажет ему путь.Отец, и Сын, и Дух СвятойУкажут тайны суть.
– Клад должен быть отмечен так, чтобы было очевидно каждому, кто его ищет.
– Но все остальные ничего бы не заметили, – добавила Шарлотта.
Диксон кивнул, не удивляясь ее сообразительности.
– А может, он вообще не обозначен, – задумчиво проговорила она, шагая рядом с Диксоном.
Он быстро взглянул на спутницу:
– Что ты имеешь в виду?
– Может быть, это что-то естественное, а твои предки этим воспользовались, например, три камня, стоящие вместе, или три холма. Что-то такое.
– Я об этом не думал. В здешних местах множество пещер. Мне казалось, что самое разумное – искать там.
– Мы сейчас прошли мимо двух или трех, – заметила Шарлотта.
Диксон был поражен.
– Я понятия не имел, что ты так хорошо знакома с топографией.
– Когда я приехала в Балфурин, ежедневные прогулки были моим единственным развлечением. Я облазила каждый дюйм здешних холмов.
– А нашла что-нибудь интересное?
– Нет, – ответила она. – Только одиночество.
– Ты скучаешь по своим ученицам, правда?
Казалось, Шарлотта удивилась такому вопросу.
– По ученицам? Обычно я к этому времени так устаю от шума и кутерьмы, что совсем о них не вспоминаю. Но когда наступит весна, буду с нетерпением ждать начала нового учебного года.
– Не будь ты директрисой школы, кем еще ты хотела бы стать?
Диксон спросил не просто так. Он чувствовал, что действительно очень хочет знать. Хочет знать о ней все, что только возможно. О чем она думает? Что чувствует? Что вызывает у нее восхищение, а что – слезы на глазах? Над чем она смеется? Поет ли, когда счастлива? Умеет ли петь вообще? Отчего грустит?
– Если бы я могла выбирать все, что угодно? – Шарлотта задумалась. – Я бы стала возлюбленной, – просто сказала она. – Мне всегда не хватало любви.
Диксон не знал, что отвечать на ее прямоту, на боль, прозвучавшую в этих словах. На несколько мгновений повисло неловкое молчание. Наконец Диксон заговорил:
– Шарлотта, любовь ведь не бетель. Это не товар.
Она улыбнулась:
– Я знаю, что родители любили меня. По крайней мере надеюсь, что это так. Мой отец никогда не сказал мне ни одного грубого слова. И мать тоже. Они были добры со мной и с моими сестрами. И все же мне хотелось бы хоть капельку больше любви.
– Разве в твоей жизни сейчас не хватает любви? – Диксон понимал, что неразумно задавать этот вопрос, и все же спросил.
Шарлотта посмотрела прямо ему в глаза.
– Мне показалось, что есть надежда. Но теперь я уже не уверена.
В глазах женщины отразилось смятение, отразилось чувство, которого Диксон не понял, но которое причинило ему боль. Он стал быстро спускаться с холма, потом зашагал по узкой долине, не оборачиваясь посмотреть, успевает ли она за ним. Шарлотта успевала и не жаловалась, что он идет слишком быстро. Она молчала, но следовала за Диксоном, как послушная ученица. Если она рассердилась, то не показывала этого. Если чувствовала обиду, то не хотела его наказать в ответ. Она, как призрак, шла рядом, и так близко, что Диксон постоянно ощущал ее присутствие.