Ад - Алексей Кацай

— И чей же это приказ? Пригожи, Мельниченка или еще кого-то? — спросил я, лихорадочно пытаясь затянуть время.

— Совести. Совести приказ, Роман Ефимович, — серьезно ответил Гемонович. Лишь в глазах у него на мгновение вспыхнули злобно-насмешливые искорки.

Неожиданно что-то зашуршало в воздухе, и один из спортивных приятелей Гемоновича, ойкнув, упал на колени.

— А ну разойдись! Всем разойтись к чертям собачьим! — шипела Лялька, сжимая в руках увесистую арматурину. И когда она успела ее найти?.. Даже больше того: когда она успела в себя-то прийти?

А Лариса Леонидовна уже снова поднимала железяку, готовясь ко второму удару. Но в это время другой приятель Гемоновича, крякнув, прыгнул вперед и, схватившись за ржавый прут, крутанул его, выдирая из женских рук. Лялька не выпустила арматуру, а так, как я ее когда-то учил, пытаясь вырастить из нее боевую подругу, сделала «винт», заставляя напавшего сделать то, чего он хотел от нее: то есть упасть на землю. Тот упал. Одновременно упал и я, делая Гемоновичу подсечку. Тот тоже свалился, но успел сделать «мост» и через голову снова вскочил на ноги. Это я заметил краем глаза, поскольку, продолжая круговое движение, сбил-таки с ног третьего приятеля Гегемона и, крутнувшись, чтобы уйти из-под удара Юркиной ноги, сам ударил его под колено. Он пошатнулся. Я вскочил. Редкие прохожие испуганно-равнодушно обходили нас стороной.

А мы дрались. Дрались молча и могли похвастаться тем, что оборонялись на хорошем уровне, несмотря на все наши предыдущие испытания. Я защищался от троицы во главе с Гемоновичем. Лялька соревновалась с парнем, которого только что засандалила арматуриной по спине. И я гордился ею. Это была моя Лялька. Лялька, которая всегда была в восторге от риска и мужской силы. Лялька, которая презирала женскую манерность и разговоры о тряпках. Лялька, которая любила меня и меня ненавидела. Вот она поймала-таки ребром ладони шею своего неприятеля, и тот, схватившись руками за горло, завалился на асфальт. К сожалению, Гемонович тоже заметил это и метнулся к ним.

— Лялька, осторожно! — успел я выкрикнуть перед тем, как что-то тяжелое бухнуло меня по затылку, и я сунулся вперед, роя носом землю.

Пришел я в сознание оттого, что нечто тупое и холодное билось в мою скулу. Скосил глаза и увидел короткий ствол пистолета, зажатого в крепком кулачище. Поднял глаза повыше. Злой Гемонович склонился надо мной:

— Очухался, паскуда?.. Некогда мне с тобой антимонии разводить! Где ружье?

«Боже, — медленно подумал я, — на кой черт оно тебе сдалось?..»

— Выбросил, — прохрипел.

Ствол пистолета снова больно уперся в скулу. Даже дыхание перехватило.

— Слушай, ты!.. Ты уже давно у меня под богом ходишь. Если б ситуация не изменилась, то уже и остыл бы. Впрочем, я и сейчас долго с тобой разговаривать не стану. Где ружье?.. Считаю до трех…

— Отпустите его, дураки!.. Нет у нас никакого ружья, — услышал я будто сквозь вату.

Медленно повернул голову и увидел Ляльку, крепко удерживаемую двумя «спортсменами». Третий так и продолжал лежать на земле. Лариса билась в руках юнцов, словно рыба на крючке, выгибаясь всем телом и беспомощно кусая губы.

— Нет у нас того ружья, нет!..

— Где? — коротко и тяжело выдохнул Гемонович.

— У Дмитрия оно, у Дмитрия! У мужа моего. Ищите его, ищите, если найдете!..

«Напрасно ты, Лялька, — подумало что-то внутри меня, — напрасно… Не надо было бы…» Но Гегемон уже выпрямлялся, так и не отведя черного зрачка пистолета от моего лица.

— Вот оно как, — присвистнул. — Классический треугольник наоборот: подруга — с бывшим мужем, а настоящий-то муженек — тю-тю…

— Ну, ты… — шевельнулся было я, но сразу же получил ногой по печени. Даже в глазах снова потемнело.

— Спокойно. — Гегемон на мгновение задумался, а потом снова наклонился ко мне. — Таким вот образом, дружище Ромка: Лариса Леонидовна остается у нас, а ты идешь и ищешь своего правопреемника по супружескому ложу. Через два часа или приводишь его сюда, или… Красивая бабонька — Лариса. Ловкая, — прибавил он, криво улыбаясь. — Мы будем… — он огляделся по сторонам, — мы будем ждать вас, Роман Ефимович, вот в том магазинчике.

И он указал на ступени мини-маркета, над которыми странным образом сбереглась вывеска, с названием «Пятачок» и веселым розовым поросенком, изображенным на ней. Я почувствовал, что никогда больше не стану лакомиться свининой.

— Через два часа, Роман Ефимович, — повторил Гегемон, играя пистолетом, и обернулся к парням, держащим Ляльку. — Пошли, ребята!..

Лариса снова было начала сопротивляться, но ее легко подняли в воздух и потащили к магазину. А я остался сидеть посреди улицы, уставившись в пустое пространство перед собой, по которому иногда пробегали невыразительные тени перепуганных людей. Ни одна из них не задержалась возле меня. А может, я просто уже и не существовал на этом свете?

Впрочем, какие-то мысли еще шевелились в скользком сером веществе.

«Надо же, как назло, ни камуфляжников рядом не оказалось, ни оранжевожилетчиков. Хотя, что бы они сделали? Монополия Мельниченка на оружие приказала долго жить… Но откуда у Гегемона пистолет?! Откуда, откуда!.. Откуда бы ни был, но он есть. В конце концов, в этих развалинах и черта отыскать можно. Гегемон вот отыскал».

Вдруг мне вспомнились слова Гемоновича: «Ты уже у меня давно под богом ходишь!»

Потом — фонтанчики от пуль, вырастающие рядом со мной возле дома, где погиб Пригожа. И, в конце концов, вынырнуло мельниченковское, услышанное мной из вентиляционного лючка в женском туалете: «Убийца за ним будет охотиться, а тут и мы случимся…»

Гемонович?!. Да нет, глупости. Он с Морозом работал. А тот — с Паламаренком. Хотя, там серпентарий еще тот! Все друг друга сожрать хотели, а все вместе в последнее время и меня. И каждый что-то знал. Лишь я ничего понять не могу. А может, ситуация постоянно меняется? Вот и Гемонович что-то такое говорил…

Я ощутил, что снова окончательно запутался. Ясно было одно: счетчик включен, время идет, а я сижу на месте. Дмитрия, ясное дело, сюда приводить нельзя. Ни Лялька — мне, ни я — себе никогда не простим, если с этим припадочным что-то случится. Надо найти его, забрать аппарат, а дальше… Дальше — по обстоятельствам. Главное — найти Дмитрия. Но где? Где его, к черту, искать?..

Я, пошатываясь, встал с земли и в отчаянии поднял лицо к небу. По серебристому фону плавно передвигались летающие тарелки. Тарелки!.. Дмитрий обязательно должен быть рядом хотя бы с одной из них! Но с какой?.. В пространстве слепых небес можно было различить десятка полтора этих созданий. Некоторые — повыше, другие — почти вплотную к остаткам крыш разрушенных зданий. Зрелище было феерическое, но почему-то оно не вызывало той внутренней дрожи, которая довольно часто охватывала меня во время просмотра фантастических лент. Иные обстоятельства — иные заботы. Вот только суть у всех наших забот одна: контакт. Но контакт не Вселенной со Вселенной, а человека с человеком. Что, впрочем, равнозначно. Потому что никогда толком не знаешь, что из этого контакта может выйти. Ведь Вселенная, которой ты мчишься навстречу, может состоять и из антиматерии. Со всеми последствиями…

Самая ближняя из тарелок зависла очень высоко. Другая, квартала за два от меня, замерла на высоте приблизительно в пятьдесят метров над дворцом культуры нефтеперерабатывающего завода, который огромными глазницами выбитых окон смотрел на площадь, покрытую мерцающими осколками этих самых окон. Что ж, не имея гербовой бумаги… Я оглянулся на закрытые двери «Пятачка» и похромал к дворцу.

Внутри его было пусто. Я бы еще добавил: торжественно пусто. Торжественно из-за того, что даже среди нашего полного бардака из дворца культуры не выветривалась гордая и внимательная тишина, присущая только процессу творчества. А пусто… Ну скажите, кому нужна культура в то время, когда, громыхая, разваливается Вселенная?

Но кому-то она все-таки оказалась нужна. Или, может, сей «кто-то» просто хотел разрушить этот мир культурно? Как бы там ни было, но на покрытом цементной пылью мраморном полу четко выделялась одинокая цепочка чьих-то следов, ведущих к лестнице. Я, словно шагающие песочные часы, двинулся по ним, физически ощущая, как неумолимое время шершаво сыплется сквозь меня.

На втором этаже следы поворачивали в коридор с кабинетами работников дворца. Проходя мимо одного из них, я сквозь открытые двери и выбитое окно увидел тарелку, которая, медленно приближаясь, застила своей зеленоватой массой все окружающее пространство. Она, наверное, так и проплыла бы мимо, но ей навстречу взлетел коротенький лучик. Если бы я не был настороже, то, наверное, и не заметил бы его, а так…

Очевидно, его заметила и тарелка, потому что внезапно остановилась и замерла, слегка покачиваясь в воздухе. Я снова бросил взгляд на следы и отметил, что они обрываются возле железной лестницы, по которой можно было выбраться на крышу здания. По матовой поверхности тарелки побежали сизоватые змейки. Я уже знал, что это означает, и поэтому хромым вихрем взлетел на крышу, благодаря судьбу за то, что логика не подвела меня. Потому что возле самого парапета неуклюже замер Бабий с лазером, нацеленным на летающую… летающее… существо? Аппарат? Природное явление?