Серая магия. Колдовской мир. Паутина колдовского мира - Андрэ Нортон

Симон удивленно обернулся и увидел, что его собеседник преспокойно улыбается.

— Да, пришелец из чужого мира, ваш рассказ стал известен, но уже после того, как мы поняли, что вы не наш. В то же время, каким-то странным образом, сродни нам. Нет, колдер не может так легко говорить в наших советах. Не может враг жить и среди фальконеров — соколы чувствуют его присутствие.

— Как это?

— Птица или зверь скорее ощущают присутствие того, кто пришел из другого мира, скорее, чем даже те, кто обладает Силой. И те, кто подобен людям из Горма, обнаружат против себя и птиц, и зверей. Так соколы Соколиного Гнезда служат своим хозяевам вдвойне и обеспечивают безопасность гор.

Но еще до конца дня Симону удалось узнать, что хваленная безопасность границ не более прочна, чем хрупкое птичье тело. Они осмотрели добычу и Симон велел отложить в сторону то, что было предназначено для Соколиного Гнезда, когда услышал крик часового и ответ фальконера. Радуясь возможности отправить сокольничим их долю и тем самым освободить людей, Симон выехал вперед.

Всадник не последовал обычаю. Его птичий шлем был закрыт, как будто он находился среди врагов. И не только это заставило Симона остановиться. Люди его отряда встревожились, собираясь в круг. Симон тоже почувствовал зарождающееся подозрение.

Он подъехал к молчаливому всаднику и, не вступая в разговор, схватил его за оружейный пояс. Он испытал легкое удивление: сокол, сидевший на луке седла, не поднялся на своего хозяина. Симон захватил фальконера врасплох и тот даже не успел выхватить оружие. Но он быстро пришел в себя, всем телом навалился на Симона, увлекая его на землю, где одетые в металл рукавицы потянулись к горлу Симона.

Это было подобно борьбе со стальной машиной, и Симон уже через несколько секунд знал, что пытается совершить невозможное: справиться голыми руками с тем, что находилось под личиной фальконера, невозможно. Но он был не один: другие руки схватили его противника, прижали его к земле, хотя незнакомец яростно отбивался.

Симон, потирая руки, встал на колени.

— Снимите с него шлем! — Ингвальд занялся ремешками шлема и с трудом распутал их.

Они собрались вокруг прижатого к земле незнакомца, который не прекращал сопротивления. У фальконеров были некоторые врожденные черты: рыжеватые волосы и желто-карие глаза, как и у их пернатых слуг. Внешне пленник был настоящим фальконером. Но Симон и все остальные, собравшиеся на поляне, знали, что он не подлинный житель горной страны.

— Крепко свяжите его, — сказал Симон. — Я думаю, Ингвальд, мы нашли то, что искали. — Он подошел к лошади, которая принесла псевдофальконера в их лагерь. Шкура животного блестела от пота, клочья пены свисали с удил: лошадь, должно быть, выдержала изнурительную гонку. Глаза у нее были дикие. Но когда Симон потянулся к узде, она не сделала попытки бежать и стояла с опущенной головой: крупная дрожь пробежала по всему ее телу.

Сокол оставался спокойным, не взмахивал крыльями, не нацеливался на Симона клювом. Симон снял птицу с насеста и в ту же минуту понял, что держит не живое существо.

Держа птицу в руке, он обернулся к Ингвальду.

— Ингвальд, отправьте Латора и Карна, — он назвал двух лучших разведчиков своего отряда, — пусть едут в Соколиное Гнездо. Мы должны знать, как далеко проникла зараза. Если они увидят, что там все нормально, то пусть предупредят. А в доказательство пусть возьмут вот это, — он наклонился и подобрал птичий шлем. — Я думаю, это подлинная работа фальконеров, — он подошел к связанному человеку, на этот раз лежавшего неподвижно, но глядевшего на него с бешеной ненавистью. — Но я не могу поверить в то, что это один из них.

— А его мы с собой не возьмем? — спросил Карн, — или птицу?

— Нет, их пока нужно держать в безопасности.

— Пещера у водопада, капитан, — это заговорил Уолдис, юноша из дома Ингвальда, ушедший в горы вместе с хозяином. — Один часовой у входа может стеречь его, и никто кроме нас не будет знать.

— Хорошо. Присмотрите за этим, Ингвальд.

— А вы капитан?

— Я хочу посмотреть на его след. Возможно, он прибыл из горного Гнезда. Если это так, то чем быстрее мы узнаем, тем лучше.

— Я так не думаю, капитан. Если даже он из Гнезда, то приехал не прямым путем. Мы находимся к западу от крепости, а он появился со стороны моря. Санту, — обратился он к одному из тех, кто связывал пленника, — займите пост на этой тропе и пришлите к нам Калуфа, который первым окликнул его.

Симон надел седло на свою лошадь и добавил лишнюю сумку с продуктами. Сверху он положил поддельного сокола. Пока он не мог сказать, было ли это еще одно летающее устройство. Он закончил собираться, когда подбежал Калуф.

— Вы уверены, что он подъехал с запада? — спросил у него Симон.

— Поклянусь в этом на камне Энгиса, если хотите, капитан. Сокольничьи не держатся у моря, хотя временами служат моряками. Я не знал, что они патрулируют морской берег. Но он появился как раз между двумя скалами, откуда дорога ведет к той бухточке, которую мы обнаружили пять дней назад. А двигался он так, словно хорошо знал дорогу.

Симон встревожился. Бухточка — их недавнее открытие — давала надежду на установление лучших связей с севером. Здесь не было рифов и мелей, которые сопровождали береговую линию, и Симон собирался использовать здесь небольшие суда, переправляя на север беглецов и привозя взамен продовольствие и оружие для охраны границы. Если бухточка в руках врага, он должен знать об этом немедленно.

Когда он ехал в сопровождении Калуфа и еще нескольких солдат, мозг Симона работал в двух направлениях. Он отмечал детали местности, которую позже можно будет использовать в наступательных и оборонительных действиях. Но под этими внешними, под текущими мыслями о безопасности, пище и убежище, он думал и о другом.

Когда-то в тюрьме, у него была возможность исследовать самого себя. И он углубился в такие отдаленные области души, которые никогда не открывались свету.

Страх он понимал. Но это было приходящее чувство, которое обычно побуждало его к действию. Некогда он поверил, что за воротами Пертониуса он станет свободным человеком. Пока это не так. Ингвальд говорил об одержимых злым духом, но что, если человек не владеет собой?

Симон как бы раздвоился. Он постоянно следил за собой, как за посторонним человеком. Чужак — люди чувствовали это в нем. Может, это еще одна странность этого мира, такая же, как загадка Колдера? Симон чувствовал, что находится на грани какого-то открытия.

Но вот эти мысли были оставлены, когда он увидел ветвь дерева, изогнутую горной бурей, лишенную листьев. Она черной линией выделялась на фоне неба, а то, что свисало с нее в петле, было еще чернее.