Вторая гробница - Филипп Ванденберг

– Вы не замужем?

– Была еще год назад. Как это водится в наших кругах, четыре года назад, когда мне было двадцать, я вышла замуж за лорда Коллингема. Никто меня не спрашивал, хочу ли я этого, люблю ли я лорда. Мне полагалось рассматривать этот брак как оказанную честь. Что же до чести, то вскоре она обернулась полным позором потому что его светлость, несмотря на то что он владел роскошным поместьем, имел одну пагубную страсть,– лорд Коллингем был пьяницей. Правда, об этом никто не знал. Он был из тех, кто без рюмки не может решиться ни на какое действие. Я не хотела рожать слабоумного ребенка, поэтому отказывала ему. Я поставила мужу ультиматум: я или абсент. Четыре дня он не пил ни капли, а на пятый прыгнул под приезжающий поезд на вокзале «Виктория».

После словесного потока леди наступило долгое молчание. Говард не отважился сказать хотя бы слово, но затем, чтобы как-то скрасить свое смущение, произнес:

– Мне очень жаль, леди Коллингем.

– О, вам не стоит меня жалеть, – холодно ответила леди. – Ну, теперь вы рассказывайте свою историю, мистер Картер!

После того как леди Коллингем без каких-либо условий и оговорок открылась Говарду, все его опасения исчезли. Ему было жаль эту женщину. Несмотря на то что их прошлое вряд ли имело смысл сравнивать, Говарду показалось, что они были даже похожи в своем одиночестве. Разве эта леди не отправилась в Египет по той же причине, что и он? Разве ей не хотелось забыть свое прошлое?

Итак, Говард Картер начал описывать свою жизнь в Сваффхеме и свою любовь к Саре Джонс, на которую леди Коллингем так была похожа. А когда Говард рассказывал о прощании на вокзале, которое состоялось почти три года назад, он смущенно смотрел на верхушки пальм, потому что не хотел, чтобы леди видела, что он едва не плачет.

– Должно быть, вы очень любили ее, – произнесла леди Коллингем после того, как Говард закончил историю.

Картер горько улыбнулся.

– Возможно, это глупо, но я до сих пор люблю ее, пусть даже она вышла замуж за другого.

– Я, признаться, в чем-то завидую вам, мистер Картер. Ведь за вашим несчастьем стоят сильные, глубокие чувства, а где есть чувства, там есть и страдания. Но страдания не длятся вечно, когда-нибудь вы взглянете на них со стороны и рассмеетесь. Мне же в жизни не повезло – не довелось пережить нечто подобное…

У Говарда возникло ощущение, что прекрасная леди охотится за ним, бередя его душу или вызывая к себе сострадание. Не то чтобы ему это было неприятно – Говарда лишь удивляло, что леди Коллингем излила душу именно ему. Разве, кроме него, не нашлось бы более представительных мужчин, которые могли бы сделать предложение, мужчин знатного происхождения и презентабельной внешности?

Если бы пару дней назад ему задали вопрос, смог бы он себя видеть в жизни с другой женщиной, кроме Сары Джонс, он бы ответил однозначным отказом. Сейчас Говард задумался: «А не может ли это быть именно она?» Он будто очнулся от сна, который совершенно отличался от реальности, и ужаснулся. Картер вскочил, намереваясь попрощаться.

– Надеюсь, я вам еще не сильно наскучил, – выдавил он, – позвольте мне откланяться.

– А у вас сегодня нет свободного времени, чтобы составить мне компанию на утренней прогулке?

– К сожалению, нет, миледи. Меня неожиданно приняли на работу, я буду откапывать вместе с доктором Навиллем храм в Дейр-эль-Бахри. Может быть, в другой раз. Вы здесь надолго?

– А стоит ли мне надолго остаться? – Леди Коллингем протянула Говарду руку и не отпускала его ладонь дольше, чем полагалось во время обычного прощания.

Говард почувствовал, как покраснел, но потом собрал все свое мужество и ответил:

– Я бы охотно увиделся с вами еще, леди Элизабет.

Она смотрела на него, и у Говарда было такое чувство, будто он смотрит в глаза Саре. Его странным образом тянуло к этой женщине.

Глава 16

Монотонное пение рабочих разносилось по каменистой долине в Дейр-эль-Бахри и очень действовало европейцу на нервы. Оно начиналось в шесть часов утра и заканчивалось около полудня, когда работы приостанавливались. Навилль утверждал, что работа движется быстрее, если феллахи поют. Более четырех сотен батраков выстраивались в бесконечную цепочку с корзинами, сплетенными из ивовых прутьев. Они наполняли их на верхней террасе храма Хатшепсут и высыпали в ржавую вагонетку на узкоколейке. Навилль приказал проложить железную дорогу до деревни, и среди рабочих считалось почетным исполнять роль локомотива. Несмотря на все странности археолога – а сюда входили общая утренняя и вечерняя молитвы, как в школе, – Говард Картер понимал Навилля все лучше и лучше. Он был предоставлен самому себе и, приступив к своим обязанностям, копировал самые важные рельефы и настенные рисунки. В отличие от своего неудачливого предшественника Говард не удовлетворился изображением в масштабе 1:1, он выполнял рисунки и в других масштабах, а также раскрашивал их акварельными красками. Результаты его работы привели Навилля в восторг.

Помимо этого Картер находил время, чтобы смотреть, как Навилль ведет раскопки. Юноша сразу отметил, что он отличается от Питри не только своим характером, но и манерой ведения работ. Питри всегда ставил задачу вырвать у земли новые тайны. Навилль же, напротив, довольствовался найденным и прикидывал, какие новые научные выводы можно сделать. Навилль мог целыми днями рассматривать крошечную деталь, углубившись в какие-то мелкие иероглифы. А Питри всегда искал новые предметы и был недоволен, если день прошел без новых находок. Навилль же воспринимал новые находки как своего рода помеху его работе. Он видел свою задачу не в обретении чего-то нового, а в сохранении уже найденного. Этим он отличался и от Картера.

Однажды вечером Говард стоял, запрокинув голову, у подножия храма в скале. Он изучал отвесные охряные стены, которые в разное время суток выглядели по-иному. Было тихо. Но иногда тишину взрывал звук падающих камней, которые откалывались от скал и с шумом бились о насыпь – так происходило тысячи лет.

В это время выступы на скалистой стене отбрасывали темные тени в виде гримас или каких-то сказочных существ. Они были огромными – размером с пятиэтажный дом. Взгляд Говарда блуждал от одного места на стене к другому, снизу вверх. Каждая щель, каждый изгиб, каждый выступ вызывали у него интерес и пробуждали фантазию.

Навилль, уже некоторое время наблюдавший за Говардом, сейчас подошел к нему со спины.

– Мне кажется, я знаю, что вы ищете, мистер Картер. Но, если позволите, я дам вам совет: оставьте это!

Говард обернулся.

– С тех пор как я тут работаю, меня не покидает одна мысль: не могла ли. царица Хатшепсут приказать построить где-нибудь в этих утесах свою гробницу? Это было бы вполне логично, вы не находите?

– Я тоже об этом думал, – ответил Навилль с улыбкой, – И из чего же вы сделали такой вывод, что позволило вам прийти к подобной мысли? Может, вы нашли какое-то указание?

– Нет. – Говард по-прежнему смотрел вверх. – Неужели моя идея столь абсурдна?

– Абсурдна? Ни в коей мере. Вся археология строится на цепочке абсурдных предположений и событий. И этот храм – прямое тому доказательство. Конечно, я не могу запретить вам осмотреть всю стену в поисках тайного входа в гробницу, но поверьте мне, Картер, это так же опасно, как и бессмысленно.

– Можно было бы спуститься вниз на канате и обстучать стену на предмет скрытых полостей.

– И вы думаете, что эта идея вам первому пришла в голову? Более двадцати лет назад братья Абд-эр-Рассул таким образом нашли величайший на сегодняшний день археологический клад.

– Здесь, в этой скале? – недоверчиво вскрикнул Картер.

– Нет, там, на скальном выступе, – Навилль указал рукой, – в двенадцати метрах над землей Ахмед, старший из трех братьев наткнулся на дыру в скале, заложенную камнями. Ее невозможно было увидеть ни отсюда, снизу, ни сверху. Ахмед обнаружил ее, когда спускался по канату. После того как он убрал камни, которыми был заложен вход, его глазам открылся потайной лаз, заворачивающий влево и ведущий вглубь скалы на семьдесят метров, к гробнице. В этой камере лежали мумии сорока фараонов. Среди них были Рамзесы, Сети и Тутмос III, на каждом была табличка с именем.

– Бог мой! – благоговейно произнес Картер.

– Целый год, – продолжал Навилль, – братья скрывали свою находку. Потом они решили заработать на этом деньги. Они рассказали о своем открытии консулу Мустафе Ага Айяту, самому крупному спекулянту антиквариатом в Верхнем Египте. С его помощью братья годами продавали посмертные дары, золотые украшения и кольца, которые срывали с пальцев царских мумий.

Картера так впечатлил рассказ Навилля, что у него просто не было слов. Прищурившись, Говард вновь взглянул на скалу, где происходили все эти события.

– Я одного не могу понять, – сказал он, – как все эти мумии попали в одну гробницу, если каждый должен быть похоронен с большими почестями в отдельной, собственной?