Том 1. Стихотворения - Алексей Толстой

Вихорь-конь

В диком месте в лесу…Из соломы был низкий построен шалаш.Частым хворостом вход осторожно покрыт,Мертвый конь на траве перед входом лежит.И чтоб гладных волков конь из лесу привлек,Притаясь в шалаше, ожидает стрелок.

Вот уж месяц с небес на чернеющий лесСмотрит, длинные тени рисуя древес,И туман над землей тихо всходит седой,Под воздушной скрывает он лес пеленой.Ни куста, ни листа не шатнет ветерок,В шалаше притаясь, молча смотрит стрелок,Терпеливо он ждет, месяц тихо плывет,И как будто бы времени слышен полет.

Чу! Не шорох ли вдруг по кустам пробежал?Отчего близ коня старый пень задрожал?Что-то там забелело, туман не туман,В чаще что-то шумит, будто дальний буран,И внезапно стрелка странный холод потряс,В шуме листьев сухих дивный слышит он глас:«Вихорь-конь мой, вставай, я уж боле не пень,Вихорь-конь, торопися, Иванов уж день!»И как озера плеск и как полымя треск,Между пний и кустов словно угольев блеск,Что-то ближе спешит, и хрустит, и трещит,И от тысячи ног вся земля дребезжит.«Встань, мой конь, я не пень, брось, мой конь, свою лень!Конь, проворней, проворней, в лесу дребедень!»Страшен чудный был голос, конь мертвый вскочил,Кто-то прыг на него, конь копытом забил,Поднялся на дыбы, задрожал, захрапелИ как вихорь сквозь бор с седоком полетел,И за ним между пнев, и кустов, и бугровПолетела, шумя, стая гладных волков.

Долго видел стрелок, как чудесным огнемИх мелькали глаза в буераке лесномИ как далей и далей в чернеющий лесИх неистовый бег, углубляясь, исчез.И опять воцарилась кругом тишина,Мирно сумрачный лес освещает луна,Расстилаясь туман над сырою землей,Под таинственной чащу сокрыл пеленой.И, о виденном диве мечтая, стрелокДо зари в шалаше просидел, одинок.И едва на востоке заря занялась,Слышен топот в лесу, и внимает он глас:«Конь, недолго уж нам по кустам и буграмОстается бежать, не догнать нас волкам!»И как озера плеск и как полымя треск,Между пнев и кустов, словно угольев блеск,И шумит, и спешит, и хрустит, и трещит,И от тысячи ног вся земля дребезжит.«Конь, не долго бежать, нас волкам не догнать.Сладко будешь, мой конь, на траве отдыхать!»И, весь пеной покрыт, конь летит и пыхтит,И за ним по пятам волчья стая бежит.Вот на хуторе дальнем петух прокричал,Вихорь-конь добежал, без дыханья упал,Седока не видать, унялась дребедень,И в тумане по-прежнему виден лишь пень.У стрелка ж голова закружилась, и онПал на землю, и слуха и зренья лишен.И тогда он очнулся, как полдень уж был,И чернеющий лес он покинуть спешил.

Телескоп

(баллада)

Умен и учен монах Артамон,И оптик, и физик, и врач он,Но вот уж три года бежит его сон,Три года покой им утрачен.Глаза его впалы, ужасен их вид,И как-то он странно на братий глядит.

Вот братья по кельям пошли толковать:«С ума, знать, сошел наш ученый!Не может он есть, не может он спать,Всю ночь он стоит пред иконой.Ужели (господь, отпусти ему грех!)Он сделаться хочет святее нас всех?»

И вот до игумена толки дошли,Игумен был строгого нрава:Отца Гавриила моли не моли, —Ты грешен, с тобой и расправа!«Монах, — говорит он, — сейчас мне открой,Что твой отравляет так долго покой?»

И инок в ответ: «Отец Гавриил,Твоей покоряюсь я воле.Три года я страшную тайну хранил,Нет силы хранить ее доле!Хоть тяжко мне будет, но так уж и быть,Я стану открыто при всех говорить.

Я чаю, то знаете все вы, друзья,Что, сидя один в своей келье,Давно занимался механикой яИ разные варивал зелья,Что силою дивных стекол и зеркалВ сосуды я солнца лучи собирал.

К несчастью, я раз, недостойный холоп,В угодность познаний кумиру,Затеял составить большой телескоп,Всему в удивление миру.Двух братьев себе попросил я помочь,И стали работать мы целую ночь.

И множество так мы ночей провели,Вперед подвигалося дело,Я лил, и точил, и железо пилил,Работа не шла, а кипела.Так, махина наша, честнейший отец,Поспела, но, ах, не на добрый конец.

Чтоб видеть, как силен мой дивный снаряд,Трубу я направил на гору,Где башни и стены, белеясь, стоят,Простому чуть зримые взору.Обитель святой Анастасии там.И что же моим показалось очам?

С трудом по утесам крутым на конеВзбирается витязь усталом,Он в тяжких доспехах, в железной броне,Шелом с опущенным забралом,И, стоя с поникшей главой у ворот,Отшельница юная витязя ждет.

И зрел я (хоть слышать речей их не мог),Как обнял свою он подругу,И ясно мне было, что шепчет упрекОна запоздалому другу.Но вместо ответа железным перстомНа наш указал он отшельнице дом.

И кудри вилися его по плечам,Он поднял забрало стальное,И ясно узрел я на лбу его шрам,Добытый средь грозного боя.Взирая ж на грешницу, думал я, ах,Зачем я не витязь, а только монах!

В ту пору дни на три с мощами к больнымТы, честный отец, отлучился,Отсутствием я ободренный твоимВо храме три дня не молился,Но до ночи самой на гору смотрел,Где с юной отшельницей витязь сидел.

Помощников двух я своих подозвал,Мы сменивать стали друг друга.Такого, каким я в то время сгорал,Не знал никогда я недуга.Когда ж возвратился ты в наш монастырь,По-прежнему начал читать я псалтырь.

Но все мне отшельницы чудился лик,Я чувствовал сердца терзанье,Товарищей двух ты тогда же расстригЗа малое к службе вниманье,И я себе той же судьбы ожидал,Но, знать, я смущенье удачней скрывал.

И вот уж три года, лишь только взойдетНа небо дневное светило,Из церкви меня к телескопу влечетКакая-то страшная сила.Увы, уж ничто не поможет мне ныне,Одно лишь осталось: спасаться в пустыне».

Так рек Артамон, и торжественно ждетВ молчанье глубоком собранье,Какому игумен его обречетВ пример для других наказанью.Но, брови нахмурив, игумен молчит,Он то на монаха, то в землю глядит.

Вдруг снял он клобук, и рассеченный лобСобранью всему показался.«Хорош твой, монах, — он сказал, — телескоп,Я в вражии сети попался!Отныне игуменом будет другой,Я ж должен в пустыне спасаться с тобой».

Прости

Ты помнишь ли вечер, когда мы с тобойШли молча чрез лес одинокой тропой,И солнышко нам, готовясь уйти,Сквозь ветви шептало: «Прости, прости!»

Нам весело было, не слышали мы,Как ветер шумел, предвестник зимы,Как листья хрустели на нашем путиИ лето шептало: «Прости, прости!»

Зима пролетела, в весенних цветахПрирода, красуясь, пестреет, но, ах,Далеко, далеко я должен идти,Подруга, надолго прости, прости!

Ты плачешь? Утешься! Мы встретимся там,Где радость и счастье готовятся нам,Судьба нам позволит друг друга найти,Тогда, когда жизни мы скажем «прости!»

Молитва стрелков

Великий Губертус, могучий стрелок,К тебе мы прибегнуть дерзнули!К тебе мы взываем, чтоб нам ты помогИ к цели направил бы пули!Тебя и отцы призывали и деды,Губертус, Губертус, податель победы!

Пусть дерзкий безбожник волшебный свинецВ дремучем лесу растопляет,Ужасен безбожнику будет конец,Нас счастье его не прельщает:Он в трепете вечном и в страхе живет,Покуда час смерти его не пробьет.

Пусть Гакельберг ночью шумит и трубитИ грозно над бором несется,Охотника доброго он не страшит,Виновный пред ним лишь трясется,И слышит, чуть жив, над главою своейЛай псов, и взыванья, и ржанье коней.

Пусть яростный вепрь иль сердитый медведьЛихого стрелка одолеет,Уж если ему суждено умереть,Он с верой погибнуть умеет.Чья верой душа в провиденье полна,Тому не бывает погибель страшна.

Великий Губертус, могучий стрелок,К тебе мы прибегнуть дерзнули!К тебе мы взываем, чтоб нам ты помогИ к цели направил бы пули!Тебя кто забудет на помощь призвать,Какого успеха тому ожидать!

«Я верю в чистую любовь…»