Тени прошлого — тени будущего - Стас Северский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Айнер…
— Смотрел ситуацию по их фоновым сигналам. Точнее — по данным электронных записей смотреть буду.
— Айнер, постойте…
— К этому их мог побудить только страх, усиленный остаточным ускорением нейропрограммы, капитан, — страх перед неточным установлением степени вины.
— Вины предателей…
— Так точно. Но с учетом длительных и жестких ускорений и последующих ошибок программы, неточности при разборе не исключены, капитан.
— Хотите сказать, что им виднее…
— Именно. Остаточные эффекты действия ускорителей были ослаблены сержантом и полностью истреблены мной — просто и без осложнений. А затруднений не возникло оттого, что сделано это было способом, неприменимым при допросах DIS — и не доводящим до осложнений при этих допросах. Что исключает более жесткие и определенные — необратимые — шаги следователей DIS.
— Айнер, мы не обсуждаем страховку и риски.
— По сигналу фоны почти чисты — серьезных нарушений работы нейросистем нет. Не требуется ни перезапуск нейросистемы, ни применение прямого контроля над разумом.
— Это ничего не изменит.
Айнер резко сдернул проницательный взгляд с нас и перевел его на Норвальда — холодный и уверенный, требующий безоговорочного подчинения, взгляд офицера-S9…
— Ситуация под контролем.
Норвальд как-то с грустью покачал головой… Уже давно ясно, что на такой, особый, риск он идет с трудом, но что нередко уступает Айнеру… Норвальд думает о нашей участи со всем старанием, но понимает, что Айнер думает быстрее, хоть и опаснее. Тяжело ему руководить офицером выше него по уровню — знать об этом, подчиняться ему на свой страх и риск и нести ответ, хоть и формальный… Что Айнеру тут не место — ясно каждому. Этот человек, несмотря на производственный брак, уготован великим делам — ему здесь и пространство, и время тесно. Угодили мы с Лесовским черт знает куда, и, на кого надежду возложить, совсем не понимаем… А этот чертов день, будто и не окончен, — только начат… Мы голодны и обгорели… А Сорг еще поливает, никак не останавливаемой, кровью пол.
— Айнер, где Норглан?
— Он здесь.
— Был в сговоре?
— По данным первого допроса — не был. Бежал к Анлагену — воевать. Приперло ему. Был остановлен соратниками на границе части. Утверждает, что по собственной воле на месте остался. Следы насилия указывают обратное. Точнее, он был подвергнут переменному переключению мыслей и действий. Точно нарушение будет определено при расследовании — рассмотрении отчетной памяти всех застигнутых на месте произошедшего конфликта.
— Не так плохо… Он нам еще нужен, Айнер. Думаю, его следует придержать — к службе он пока еще годен, если стимуляторы не колоть.
Лейтенант закурил… Он скривил рот (скорей всего от мыслей о бессонной ночи) и окинул нас строгим взглядом, обещающим нам не просто бессонную, но и скверную, холодную — просто зубодробильную — ночь. Норвальд, похоже, полностью погружен в тяжкие думы, и на нас вовсе не смотрит. Размышляет он долго и решает осторожно. Он не зол — мы с Лесовским уже убедились, что в нем вообще злобы нет…
— Да, капитан, стимуляторы повинны… Они ускорители жизни. Ускоряют и разрушительные процессы, если они запущены. Будем считать, что мы заглянули в будущее…
— Посмотрим, можно ли его изменить.
— Не думаю. Приостановить — да, изменить — нет.
— Слишком мал фрагмент увиденного.
— По этому фрагменту можно определить общий принцип и построить на нем целую систему. И конструкции на таких заключениях могут быть довольно прочными. Но перестроить их, пусть с опорой на факты, очень сложно.
— Вижу, вы разработали новый метод… Что ж, можете его применить. Займитесь этим, Айнер.
— Так точно.
— Рядовой на наблюдении?
— Да. Теперь он, как и остальные, еще и под полной ответственностью командира первого взвода — и за совершенные, и за дальнейшие действия под препаратами ускорения.
— И это вами предусмотрено…
— Не мной — командиром первого взвода…
— Он поступил разумно…
— А то как же. За его проступки ответ держу я.
— Частично. Заботу о штрафном бойце высшей категории он вам облегчил.
Нор опустил глаза… и я тоже, когда они оба обернулись ко мне… Я только с натяжкой предположить могу, что с Нором делали и к чему будут готовить меня…
— Айнер, составьте Боргу подробный отчет. И главе третьего отдела службы безопасности — у вас это хорошо получается…
Лейтенант напряженно кивнул головой…
— Сделаю.
— Где Унхай?
— Карцер ищет. Сейчас будет.
— Проблемы здесь с этим… Но ничего. Оставьте всех под замком, как сможете, — до выяснений. Им ничего уже не изменить. На пост DIS не докладывайте ничего, кроме доложенного мне сейчас. Остальным займетесь позже.
— Понял.
— Распоряжайтесь, Айнер… А Стикк… Ко мне его, как свободен будет.
— Так точно. Стикк! Берешь ответственность — берешь и бойца! «Спутник» с тобой пойдет! Остальные пойдут со мной! D40-709 замкнет!
Норвальд допустил к нам врача и поспешно повернул к сектору системных управлений… Грубо прошитые скобами раны перестали кровоточить. Доктор ушел, как только наскоро очистил и высушил наши ожоги — остались только чудовищные рубцы. Айнер затушил окурок в лужице жидкой крови…
— Ну что, давайте мне память… Герф, а ты что стоишь?..
— Я…
— Туго соображаешь! Сдай отчетную память!
Ничего. Это еще ничего… Я и правда соображаю сейчас туго… Как раз из-за этого Айнер не сильно пошатнул мою изначальную уверенность в том, что до высшей меры дело не дойдет. Знаю, что он на это способен, но не так — не с того, что его замыкает. Он по справедливости решит…
Нор под арестом. Он сгинул, ведомый Стикком, зажатый в спину холодным взглядом машины, — сгинул на переходе, где-то посреди покореженных лестниц, спускающих обломанные ступени глубоко под землю… Темная пустая дверь пожрала сначала Айнера, потом и каждого из нас… Соргу кровотечение вроде остановили, но грубо — и раны скоро открылись… Кровь хлещет ему на глаза из-под железных скоб, прошивших его бровь… Мне бы тоже не хотелось видеть эти темные коридоры… Никто из нас не знает, куда они нас приведут…
Запись № 14
0000 000 00:00
11.04.205 год Новой Техно-Эры 05:40
Айнер устроил нам настоящий конец света — в прямом смысле… Подходящий карцер в этой разгромленной части они с Унхаем так и не нашли, так что нас вчетвером заперли в просторной, пустой и темной, морозилке неизвестного назначения. Ничуть здесь не лучше — разве что вместе нам спокойней как-то. У нас забрали только оружие. Но мы так привыкли к способности жечь и резать все что под руку попадет, что без холодного железа и белых лучей под рукой стали быстро падать духом…
Темнота и холод способствуют резкому осознанию силы властей… Того хуже, что при применении конкретной офицерской силы власти, нас пробирает до костей закостенелость бездейственности… Айнер хорошо знает, как нас на место — в строй — задвинуть. Сорвал с нас заряженные энергоблоками портупеи и излучатели — и никакие мы больше не всесильные, не всемогущие. Нам вроде как теперь и правоту доказать нечем… И никакое тут сопротивление не поможет. И гордость, и решимость ничего особенного тебе тут не дадут. На это слишком рассчитывать не стоит… если тебе не на чужой стороне худо пришлось. Стойкость — единственное, что действительно нужно безоружному, замерзшему, поглощенному теменью, бойцу без врага… А надменность… Надменность дух и поднимет, и опустит. Терзает нас со всех сторон клыками непримиримости. Нам признать вину почти так же сложно, как не признать…
Просто, нам осознать ошибку трудней, чем понять, что где-то мы ее допустили, — от этого мы и ершимся… А вообще наш норов противовесом оснащен. Так он и работает — поднимет нас кто-то или что-то не по заслуге выше должного, наша гордость без посторонней помощи обратно в строй нас поставит. И иное условие ничего не изменит — опустить нас ниже заслуженного — наша гордость тоже никому и ничему не позволит. Всегда ставит нас туда, где нам стоять следует. Так должно быть… если бы не сбои. Но и на них управа есть — темень, холод и… безоружность. Это офицеры придумали, чтобы дурь из нас вышибать проще было. На то нам и выдан час-другой — чтобы резко рухнуть духом об пол и потихоньку его поднимать при помощи гордости, оставленной нам как последнее оружие, до указанного ровного места — до плацдарма, до полигона, где нас снова строить и испытывать будут. В общем, зарвались мы… и получили… Но случай вниз опускает, гордый нрав — подымает наверх.
Наш единственный уцелевший прожектор то ли окончательно дохнет, то ли начинает потихоньку стабилизировать поток… Ему пуще нашего досталось — он слабо и перебойно мерцает и меркнет меж продолжением работы и отправлением на свалку… Зависает, как мы, — между жизнью и смертью.
