Верность Отчизне - Иван Кожедуб

Ком подкатил у меня к горлу. Я еле сдерживал рыдания. Но, несмотря на все свое горе, невольно подумал о том, что летчикам в новом составе надо было как следует договориться на земле, быть осмотрительнее в сложной обстановке.

Товарищи — молодые, веселые — стояли перед глазами как живые.

Я немедленно покинул санчасть, наотрез отказавшись от лечения, и возвратился в полк. Брызгалова задержали в санчасти еще на несколько дней.

…На стоянке нет трех самолетов, нет трех наших отважных боевых друзей. Долг эскадрильи теперь — меньшими силами выполнять любую задачу командования.

Севернее Ясс

С самолета видно было, как по дорогам к линии фронта движется и движется вражеская техника. Снова подтянув резервы, фашистское командование попыталось еще раз нанести контрудар по войскам севернее Ясс. На этом направлении и находился наш аэродром. Опять разгорелись ожесточенные бои на земле и в воздухе. Фашисты вновь стали действовать большими группами самолетов, эшелонированно по высоте. Стараясь добиться успеха, стремились наносить по нашим войскам массированные удары с воздуха. На отражение налетов иногда вылетало по нескольку десятков истребителей из нашего авиакорпуса. Но иногда сил было недостаточно, и к нам с Первого Украинского фронта была брошена авиадивизия дважды Героя Советского Союза гвардии полковника Покрышкина. Она расположилась на аэродроме севернее нашего. Не раз нам пришлось вести совместные бои по отражению больших групп врага.

Однажды у нас приземлилась группа истребителей. И скоро по аэродрому пронеслось:

— Покрышкин! Покрышкин!

Издали я видел, как летчики вылезали из самолетов. Вот и Пскрышкин. Я сразу узнал его по портрету. Он снял шлемофон, закурил. К нему подошли Ольховский, Семенов. Все о чем-то оживленно разговаривали.

Вот он какой — замечательный боевой летчик, испытанный авиационный командир! Понравились мне его выправка, быстрые, уверенные движения. Он сразу внушал уважение. Хотелось пожать ему руку, сказать, с каким вниманием мы, и я в частности, следили за воздушными боями на Кубани, за сообщениями о победах, одержанных им и его товарищами, как тщательно изучали их приемы. Вдруг вспомнилось одно из сообщений Совинформбюро о том, как Покрышкин — тогда капитан — на большой высоте заметил четыре немецких истребителя, вступил с ними в бой и сбил три вражеских самолета. Это было в апреле прошлого года. Думал ли я тогда, что увижу его и даже смогу подойти к нему, пожать руку? Впрочем, подойти я не решался. Мешало то же чувство, которое не позволило в Борисоглебске подойти к Герою Советского Союза Макарову, чей портрет я носил в планшете.

А пока я раздумывал и колебался, Покрышкин подал команду и его летчики быстро разошлись по самолетам. Группа поднялась в воздух. Самолеты построились в боевой порядок и взяли курс на свой аэродром.

Когда я подошел к командиру нашего полка, он сказал, что в районе их аэродрома была гроза и летчики переждали ее у нас.

Я следил за самолетом Покрышкина и думал о его мастерстве, о том, что многому, очень многому можно поучиться у него и его бывалых летчиков — не только личным, но и групповым боям.

…Наш полк получил пополнение, перебазировался к югу, в район Биволари, еще ближе к наземным войскам. «ИЛы» остались в Табэра. Тепло простились мы со штурмовиками и, как водится, повторяли:

— Еще вместе повоюем!

«Страху не поддаваться! Вырваться!»

На рассвете, наспех позавтракав, я уже у своего самолета, Погода ясная, но по небу плывут небольшие разорванные облака. Виктор Иванов, как всегда, хлопочет у машины.

— Все в порядке, товарищ командир! Мотор работает отлично, — докладывает он, поглаживая крыло самолета. — Каждый винтик ощупал. — И добавляет с довольной улыбкой: — Хороший аппарат, товарищ командир!

В то утро я повел большую группу самолетов, в которую входила и эскадрилья Амелина, на прикрытие наземных войск. Над линией фронта встретили около двадцати «Фокке-Вульфов-190». Они пытались связать нас боем. Теперь наверняка появятся пикирующие бомбардировщики. Принимаю решение дать короткий, решительный бой с «фоккерами», используя преимущество в высоте. Атакуем. Но противник боя не принимает и уходит к Яссам. Может быть, у него кончается горючее, а может, это уловка. Слышу по радио:

— Ястребы, ястребы, будьте внимательны! С юга, со стороны солнца, приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков.

И я тут же увидел: около тридцати «Юнкерсов-87» под прикрытием «мессершмиттов» направляются к линии фронта со стороны Ясс. К ним присоединяются и «фоккеры», собравшиеся группой. Путь противнику надо преградить немедленно.

Всей группой отходим на территорию, занятую немцами. Оказываемся сзади и выше бомбардировщиков. Их хвост остался неприкрытым, так как истребители выдвинулись вперед. На скорости со стороны солнца атакуем «юнкерсов». Не успеваю переносить огонь с одного самолета на другой: некогда следить, сбил ли, нет ли. Но вот вижу — один «юнкерс» горит. Его зажег Амелин. Немцы, стараясь облегчить самолеты, стали бросать бомбы на свои же войска. А к Лене сзади снизу уже заходит четверка «мессершмиттов».

Передаю по радио:

— Леня, сзади «мессы»!

Несусь им наперерез. Противник отворачивает. Но успел открыть огонь: самолет Амелина пошел на снижение. Да, так и есть, его подбили… Он передает:

— Выхожу из боя.

Приказываю ведомому прикрыть Амелина, а остальным летчикам — отбивать врага короткими атаками.

Немецкие самолеты начали уклоняться от боя — уходить в южном направлении. Не выдержали нашего натиска. Группу мы прогнали. Ведя бой с истребителями, я напряженно наблюдал за воздушными подходами с юга. И недаром: там появилась новая группа «юнкерсов» под прикрытием «мессермиттов». Тоже самолетов тридцать. Они приближались к линии фронта.

Принимаю решение: частью сил нанести удар по бомбардировщикам, а частью — атаковать истребители. Во главе ударной группы на скорости врезаюсь в бомбардировщики.

Началась воздушная «карусель». Нам удалось расстроить боевой порядок «юнкерсов». Но еще несколько наших самолетов получили повреждения и тоже покинули район боя. Противник, очевидно, по радио вызвал подмогу. Смотрю и глазам не верю: наших самолетов нет. Одни лишь вражеские, и их очень много: вокруг мелькают черные кресты.

Решаю набрать высоту в стороне. Направляюсь к небольшому облаку. Стрелка высотомера показывала 4000 метров. Не успел как следует осмотреться — снова раздалась команда с земли. Слышу голос командира корпуса:

— Ястребы, ястребы, приближается третья группа бомбардировщиков противника! Приказываю сбить ведущего!

Понятно: только так сорвешь налет! Сбить ведущего не просто. Но приказ надо всегда выполнять немедленно, а сейчас тем более. Передаю по радио:

— Понял вас. Иду в атаку.

Решаю атаковать в лоб. Сзади подойти к «юнкерсам» трудно: выше них сзади «мессершмитты».

Внимательно осматриваюсь: главное, чтобы враг не зашел в хвост. Лечу навстречу противнику, маскируясь небольшим облаком. Ведущий — впереди группы. Вижу его отчетливо. Со снижением иду на одну высоту. Бомбардировщики молчат. Отлично знаю уловки противника. Конечно, фашисты уже давно приметили надписи на бортах моего самолета. Выжидают. Но вот мы на одной высоте. Открывать огонь еще рано. Зато мимо меня вдруг полетели десятки трасс. Немцы не выдержали и открыли ураганный огонь.

А мне открывать огонь еще рано. Еще несколько секунд. Раз, два, три — и вот дистанция подходящая, В перекрестье прицела уже четко вижу ведущего. Бью в упор. Впритирку проношусь над ним — он словно нырнул под меня. Теперь надо на встречных курсах проскочить сквозь боевой порядок врага и сразу, с разворотом на 180 градусов, в свое расположение.

Сквозь строй «юнкерсов» я проскочил чудом — ни с одним не столкнулся. Разворачиваюсь на 180 градусов. Беру курс к своим. И тут мимо меня пронеслись «фокке-вульфы». Вот они начали снижаться. Стремительно разворачиваются. Один пристроился к хвосту моего самолета метрах в пятидесяти. Пара прикрывает его сзади. А еще дальше их целый рой — хвост кометы из истребителей. Вот когда они решили взять реванш!

Мне стало страшно: сейчас в упор расстреляют. Передаю по радио:

— Веду бой один. Прошу помощи.

— Крепись! Сейчас наши подойдут, — слышу взволнованный голос Борового.

Напрягаю всю свою волю. Приказываю себе: «Страху не поддаваться! Вырваться!»

Рокот мотора подбадривает. Самообладание ко мне вернулось. Стремительно маневрирую. Проделываю каскад фигур высшего пилотажа. А тем временем ведущий вражеской тройки яростно обстреливает мой самолет.

Теперь все зависит от моего морального состояния, от физической силы и умения пилотировать. Очевидно, силы противника на исходе. Мне тоже приходится нелегко. Но я еще могу продержаться.