Сто тайных чувств - Эми Тан

Спускаясь в ущелье, я то и дело поднимаю голову, наблюдая за тем, как сгущаются сумерки. Какие-то темные птицы порхают в воздухе, словно мотыльки. Они то падают, то снова взмывают вверх, издавая резкие, высокие звуки насмерть перепуганных существ. Это летучие мыши! Они, должно быть, с наступлением сумерек вылетели из пещеры охотиться на насекомых. Я видела летучих мышей всего один раз, в Мехико, официанты называли их марипосас, бабочки. Вероятно, чтобы не пугать туристов. Я не боялась их тогда, не боюсь и сейчас. Это вестники надежды, словно голубь, прилетевший в Ноев ковчег с оливковой ветвью. Спасение близко. Саймон близко. Может, летучие мыши вылетели потому, что он забрался в их логово и потревожил их сон?

Я иду по извилистой неровной тропинке, пытаясь понять, откуда взялись летучие мыши и куда они возвращаются. Поскользнувшись на камне, я чувствую резкую боль в лодыжке. Доковыляв до ближайшего валуна, я сажусь на него и начинаю звать Саймона, думая, что мой крик разнесется по всему ущелью. Но впадины в ущелье моментально поглощают его.

По крайней мере, мне теперь не холодно. Здесь практически нет ветра. Воздух тяжелый, неподвижный, спертый. Это странно. Разве ветер не должен дуть здесь сильнее? Что там было написано в брошюре, которую мы с Саймоном оформляли, о мере J, против манхэттенизации? Там было написано об эффекте Бернулли,[33] когда лес небоскребов создает воздушные туннели, и в результате чем меньше пространство для потока воздуха, тем выше скорость воздушного потока и, соответственно, ниже давление. Или наоборот, тем выше давление?

Я смотрю на облака, плывущие по небу. Там-то наверняка дует ветер. И чем дольше я на них смотрю, тем неустойчивей делается земля под ногами. Горы, деревья, валуны вдруг вырастают до невероятных размеров, становясь раз в десять больше, чем были минуту назад. Я поднимаюсь и снова иду, глядя под ноги. И, хотя склон выглядит достаточно пологим, мне кажется, будто я преодолеваю крутой подъем. Какая-то сила тянет меня назад. Может, это одно из тех мест на земле, где не действуют законы притяжения и плотности тел, объема и скорости? Я хватаюсь за камни и карабкаюсь наверх с таким трудом, что еще чуть-чуть, и у меня в голове лопнет кровеносный сосуд.

И тут у меня перехватывает дыхание. Я стою на гребне горы. Подо мной — пропасть. Земля внезапно обрушилась, словно суфле на тарелке, образовав гигантскую раковину. И до самых гор на другой стороне пропасти раскинулась пустошь, утыканная, словно подушка для булавок, каменными образованиями, которые я уже видела — памятниками, монументами, или как они там называются. Они похожи на окаменевший лес сожженных деревьев или на сад сталагмитов из древней пещеры. Может, здесь упал метеорит? Долина Теней Смерти, вот как называется это место.

Я приближаюсь к одному из образований и огибаю его, как собака, потом еще раз, пытаясь понять, какой оно несет в себе смысл. Как бы то ни было, оно не случайно здесь появилось. Кто-то нарочно приволок сюда эти камни, поставив их так, что кажется, они вот-вот упадут. Но почему они не падают? Огромные валуны громоздятся на острых шпилях, балансируют на крошечных камушках, словно железные опилки, прилипшие к магниту. Все это напоминает выставку современного искусства, где изображения лампочек и вешалок для шляп специально расставлены как попало. Камень, венчающий одну из груд, похож на деформированный шар для боулинга с отверстиями, словно пустые глазницы и рот, застывший в немом крике. Прямо как тот тип на картине Эдварда Мунка.[34] Другие камни тоже смахивают на людей. Кто сотворил их? Когда? Для чего? Неудивительно, что Саймон так хотел спуститься сюда. Он вернулся, чтобы исследовать это ущелье. Я иду дальше, и эти странные образования начинают все больше напоминать развалины Помпей, Хиросимы, Апокалипсиса. Меня окружает полчище известковых статуй — полчище тел, восставших из отвердевших останков древних морских существ.

В нос ударяет затхлый сырой запах. Я озираюсь вокруг в поисках следов разложения. Где-то я уже встречала этот запах. Но где? Когда? А может, это инстинкт, сродни тому, как звери знают, что дым исходит от огня, а огонь — это опасность? Этот запах засел в моем подсознании. Это эмоциональный остаток животного страха и беспричинной тоски.

Я торопливо огибаю другую груду камней, но задеваю плечом выступающий камень. Груда обрушивается, и я вскрикиваю. С ужасом разглядываю поваленные камни. Чье волшебство я разрушила? У меня тяжелое чувство, будто я развеяла какие-то чары и эти камни вот-вот начнут раскачиваться и заговорят. Где туннель? Камней вроде стало больше. Они что, уже успели размножиться? Теперь мне придется блуждать по лабиринту, не разбирая пути. А что сделал бы Саймон, окажись он на моем месте? Каждый раз, стоило мне хоть на секунду усомниться в собственных силах, он всегда был тут как тут, убеждая меня пробежать еще полмили, дойти до следующего холма, доплыть до буйка. И были времена, когда я верила ему и была благодарна за то, что он верит в меня.

Я слышу, как он уговаривает меня: «Давай, герлскаут, шевели попой». Я ищу каменную стену и туннель, чтобы как-то сориентироваться. Но все как в тумане. Перед глазами мелькают смутные тени. А потом я вспоминаю случаи, когда я послушалась его, но у меня ничего не получилось. Как орала на него, когда, едва надев ролики, тут же упала на мягкое место. Как ревела, потому что рюкзак у меня был тяжеленный.

Совершенно обессилев, я сажусь на землю и начинаю хныкать. К чертовой матери все это, я вызываю такси. Ну и дура! Неужели я и вправду поверила, что могу поднять руку, остановить машину и уехать? Все, на что я способна в случае опасности — заплатить по счетчику, сколько потребуется? Почему бы тогда не лимузин? Я схожу с ума, это факт!

«Саймон! Кван!» — кричу я и, слыша панику в собственном голосе, начинаю паниковать еще больше. Я пытаюсь идти быстрее, но мое тело словно налилось свинцом. Я натыкаюсь на одну из статуй, камни, обрушившись, ранят мне плечо. И в ту же секунду весь ужас, копившийся внутри, вырывается наружу, и я начинаю рыдать как дитя. Я не могу идти, не могу думать. Опускаюсь на землю и обхватываю себя руками. Я заблудилась! Они тоже заблудились! Мы все стали пленниками этой жуткой долины. Мы все здесь умрем, и наши тела сгниют, а потом окаменеют, превратятся в безликие статуи. Пронзительные голоса вторят моим рыданиям. Это песни пещер — песни печали и разочарований.

Я затыкаю уши, закрываю глаза, силясь избавиться от этого наваждения. Ты можешь остановить это, говорю себе. Я изо всех сил пытаюсь поверить в следующее: когда в моей голове лопнет туго натянутая струна, я освобожусь от страхов, и моя душа, покинув тело, легко воспарит в небеса. Вот, значит, как становятся психопатами — просто рвут струны, и все… Я словно в одном из занудных шведских фильмов, герои которого замедленно реагируют на очевидную иронию. И вдруг начинаю хохотать как помешанная: до чего я, должно быть, смешна! Как глупо умирать здесь! И Саймон никогда не узнает, как я разнервничалась. Он был прав. Я истеричка!

Кто-то хватает меня за плечи, и я ору не своим голосом. Это всего лишь Кван. Она очень встревожена.

— Что такое? С кем ты говорить?

— Господи! — Я вскакиваю на ноги. — Я заблудилась. Думала, ты тоже… — я лепечу нечто невразумительное, шмыгая носом и прерывисто дыша, — где мы, а? Мы потерялись?

— Нет-нет-нет, — отвечает Кван.

Я замечаю, что она держит под мышкой деревянный ящичек, похожий на старинную шкатулку для украшений.

— Что это?

— Шкатулка. — Протянув мне свободную руку, Кван помогает мне подняться. Ноги у меня стали ватными.

— Вижу, что шкатулка!

— Вон туда, — она показывает локтем. Она еще ни слова не сказала о Саймоне. Она так непривычно серьезна, даже слегка задумчива. У меня внутри все сжимается в предчувствии плохих новостей.

— А ты видела…

Кван молча обрывает меня, едва качнув головой. Я облегченно вздыхаю, а потом я испытываю разочарование. Интересно, какие чувства нахлынут на меня в следующую минуту. Наш путь лежит мимо странных статуй.

— Откуда у тебя эта шкатулка?

— Нашла.

— Неужели? — взрываюсь я. — А я-то думала, ты купила ее в «Мэйсис»!

— Это моя шкатулка, я спрятать ее много лет назад. Уже говорить тебе. Давно хотеть тебе показать.

— Извини. Я слегка не в себе. А что внутри?

— Мы подняться туда, открыть и посмотреть.

Мы идем молча. Страх отступает по мере того, как пейзаж становится более приветливым. Свежий ветер дует в лицо. Еще недавно с меня градом катил пот, а теперь я замерзаю. Дорога все такая же ухабистая и неровная, но я больше не чувствую необычно сильного притяжения. Я ругаю себя за то, что позволила себе столь нелепые мысли. У меня был приступ паники, только и всего. Меня испугали камни.