Исчезнувший - Джеффри Дивер

— Сегодня, леди и джентльмены, — начал Бальзак, — я с удовольствием представляю вам одну из моих лучших учениц. Кара занимается у меня уже больше года. Сейчас она покажет вам самые невероятные иллюзии. Одни из них — мое изобретение, другие — ее. Не удивляйтесь, — Бальзак устремил на Райма демонический взгляд, — и не возмущайтесь тем, что сегодня увидите. А теперь, леди и джентльмены, перед вами… Кара.

Райм решил провести этот час как ученый. Он с удовольствием будет разгадывать механизм ее иллюзий, подмечать, как она делает трюки, как прячет в руке карты и монеты, куда девает костюмы для иллюзионной трансформации. Пока Кара на несколько очков опережала его в этой игре под названием «Улови движение», о которой, несомненно, даже не подозревала.

На сцену вышла молодая женщина в черном облегающем трико с аппликацией на груди в виде полумесяца и в блестящей накидке, напоминающей полупрозрачную римскую тогу. Райм не считал Кару ни привлекательной, ни сексуальной, однако сейчас, в облегающей одежде, она выглядела весьма чувственно. У нее была походка танцовщицы — плавная и гибкая. Наступила длинная пауза: Кара не спеша оглядывала аудиторию. Казалось, будто она старается заглянуть в глаза каждому. Напряжение в зале нарастало.

— Превращение, — наконец сказала она театральным тоном. — Превращение… Как оно пленяет нас. Когда-то алхимики превращали в золото свинец и олово… — Кара подняла вверх серебряную монету, сжала ее в кулаке, а когда мгновением позже разжала кулак, на свет появилась золотая монета, которую она подбросила в воздух и та обернулась ливнем золотистых конфетти.

Публика ответила аплодисментами и шепотом удовольствия.

— Превращение… Ночь… — освещение в зале внезапно погасло, но спустя несколько секунд зажглось вновь, — превращается в день. — Теперь на Каре была уже другая одежда — того же покроя, но только золотистая, с аппликацией на груди в форме звезды. Быстрота, с которой совершилось переодевание, невольно вызвала у Райма смех. — Жизнь, — в руке Кары появилась красная роза, — сменяется смертью… — Она обхватила розу руками, и та превратилась в засохший желтый цветок. — И опять сменяется жизнью. — Мертвый стебелек внезапно сменился букетом живых цветов, и Кара вручила его одной из зрительниц. Райм услышал, как та с удивлением шепчет:

«Они настоящие!»

Опустив руки, Кара вновь оглядела аудиторию. Лицо ее было серьезным.

— Есть одна книга, — звучным голосом сказала она, — которая написана тысячи лет назад римским писателем Овидием. Эта книга называется «Метаморфозы». От слова «метаморфозис» — когда гусеница превращается… — Кара раскрыла ладонь, и оттуда вылетела бабочка, сразу же скрывшаяся за сценой.

В свое время Райм четыре года учил латынь, и ему приходилось переводить Овидия. Помнится, это было тринадцать или четырнадцать коротких мифов, изложенных в поэтической форме. С чего это Кара вдруг вспомнила о них? Читать лекцию о классической литературе перед аудиторией, состоящей из мам-адвокатесс и их деток, думающих только о своих «нинтендо» и музыкальных центрах, — это, пожалуй, чревато (правда, легкий облегающий костюм Кары явно привлекает внимание всех подростков).

— «Метаморфозы», — продолжала между тем Кара, — это книга о превращениях. О том, как люди превращаются в других людей, в животных, в деревья, в неодушевленные предметы. Одни рассказы Овидия трагичны, другие увлекательны, но все они имеют между собой нечто общее. — Выдержав паузу, она громко произнесла: — Это магия! — и исчезла в облаке светящегося дыма.

В течение следующих сорока минут Кара очаровывала аудиторию серией иллюзий и манипуляций — все они были тематически связаны с той или иной поэмой из «Метаморфоз» Овидия. Райм вскоре отказался от попыток уловить движения ее рук. Конечно, он был увлечен драматизмом ее историй, но даже когда криминалисту удавалось избавиться от чар и следить за движениями рук Кары, он не мог понять ее метод. После долгих оваций и вызова на бис, когда Кара превращалась в пожилую женщину, а затем в молодую («молодой становится старым… старый — молодым»), она наконец покинула сцену. Через пять минут Кара, в джинсах и белой блузке, вышла в зал, чтобы поздороваться с друзьями.

Продавец бальзаковского магазина выставил на стол кувшин с вином, булочки, кофе и прохладительные напитки.

— А скотча нет? — спросил Райм, окинув взглядом скромное угощение.

— Простите, нет, сэр, — ответил бородатый молодой человек.

Сакс, уже державшая в руках бокал с вином, приветственно кивнула присоединившейся к ним Каре.

— Как здорово! — воскликнула та. — Я и не думала вас здесь увидеть.

— Ну что сказать? — улыбнулась Сакс. — Это просто фантастика.

— Великолепно, — подтвердил Райм, поглядывая в сторону бара. — Может, там где-нибудь есть виски, а, Том?

— А характер вы можете менять? — поинтересовался Том. Взяв два бокала шардонне, он опустил в один соломинку и подал Райму. — Или это, Линкольн, или вообще ничего.

— Мне понравилась концовка молодость — старость, — сделав глоток, сказал Райм. — Этого я не ожидал. Боялся, что в конце вы сами превратитесь в бабочку.

— Такое не исключено. Со мной можно ожидать чего угодно. Помните, мы говорили о ловкости ума?

— Кара, — сказала Сакс, — ты обязательно должна устроиться в «Сирк фантастик».

Та только засмеялась.

Как показалось Райму, она не хотела касаться этой темы.

— Я иду по графику. Здесь не должно быть спешки. Многие допускают ошибку, пытаясь слишком быстро вырваться вперед.

— Давайте пойдем куда-нибудь поедим, — предложил Том. — А то я просто умираю от голода. Джейнин, вы тоже пойдете с нами.

Толстушка ответила, что будет очень рада, и предложила одно место возле Джефферсон-маркет на углу Шестой и Десятой.

Кара, однако, отказалась, сославшись на то, что должна поработать над теми номерами, которые не удались ей во время выступления.

— Да ты с ума сошла, девушка! — нахмурилась Джейнин. — Это тебе-то нужно еще поработать?

— Всего пару часов. Друг мистера Бальзака устраивает вечером частное представление, поэтому мэтр рано закроет магазин, чтобы посмотреть его. — Обменявшись номерами телефонов и пообещав не терять связь, Кара и Сакс обнялись. Райм еще раз поблагодарил Кару.

— Без вас мы бы его не поймали.

— Мы еще приедем к вам в Лас-Вегас, — засмеялся Том.

Райм направил свою коляску к выходу из магазина. Посмотрев налево, он увидел, что Бальзак наблюдает за ним. Затем иллюзионист повернулся к подошедшей к нему Каре, и с ним та держалась совсем по-другому — робко и застенчиво.

Метаморфозы, подумал Райм, глядя, как Бальзак закрывает дверь, изолируя от обычного мира волшебника и его ученицу.

Глава 35

— Повторяю: если вам нужен адвокат, вы получите его.

— Я понимаю, — пробормотал Эрик Вейр.

Сейчас они находились в кабинете Селлитто — небольшой комнате, украшенной, как написал бы в рапорте сам детектив, «фотографией младенца, фотографией мальчика, женской фотографией, картиной с изображением какого-то озера и мертвым растением».

В этом кабинете Селлитто допросил уже сотни подозреваемых. Единственное различие между ними и Эриком Вейром состояло в том, что убийца был прикован двумя парами наручников к стоящему перед столом серому стулу, а за его спиной находился вооруженный патрульный.

— Вам это понятно?

— Я уже сказал: да, — объявил Вейр.

Допрос начался.

В отличие от Райма, специализировавшегося на вещественных доказательствах, детектив первого класса Лон Селлитто был универсальным копом — детективом в полном смысле слова. Он «выявлял» правду, используя ресурсы Нью-Йоркского управления полиции и сопредельных служб, собственную хватку и знание законов улицы. Быть копом — это лучшее в мире занятие, говаривал Селлитто. Эта работа заставляет вас превращаться в актера, политика, шахматного игрока, а иногда — в гангстера или громилу.

Одной из самых привлекательных сторон работы было то, что она давала возможность вести допрос, заставляя подозреваемых сознаться в совершенном преступлении, называть имена сообщников, сообщать местонахождение добычи или тела жертвы.

На сей раз, однако, с самого начала стало ясно, что этот преступник не собирается ни о чем рассказывать.

— Итак, Эрик, что вы знаете об «Ассамблее патриотов»?

— Ничего. Я только читал о них, — ответил Вейр, пытаясь почесать нос о плечо. — Не могли бы вы хоть на минуту снять с меня наручники?

— Нет. Так вы только читали об этой «Ассамблее»?

— Верно.

— Где?

— Кажется, в журнале «Тайм».

— Вы же образованный человек, у вас хорошая речь. Не думаю, что вы разделяете их философию.