Ночь накануне - Андрей Кивинов

— Пилот… Гражданская авиация. Вот, прилетел.

Из двери убежища выглянула официантка, пошарила глазами и, увидев Юлю, позвала ее к станку, мол, заканчивается посуда.

— Сейчас, — отозвалась та.

— У вас что, нет посудомоечной машины?

— Есть, но у нее цикл мойки большой — два часа. Не справляется. Руками быстрее. Я в перчатках мою, но все равно кожа на руках сохнет. Приходится кремом мазать.

Смешной разговор. Про посудомоечную машину. За три часа до…

— Ты каждую ночь здесь?

— Нет, два через два. Но я и в выходные по ночам почти не сплю. Привычка. Днем отсыпаюсь. Ты ведь тоже не спишь?

— По-разному… Слушай, а эта… Кристина… Подружка твоя, что ли?

— Нет… Просто знакомая. Она профессиональная танцовщица из мюзик-холла, у нас подрабатывает. Понравилась?

— Да, ничего…

— Юр… прости, пожалуйста.

Заладила… Основатель простит.

Он молча кивнул. Как говорил один его знакомый — вся жизнь состоит из обломов. И даже рождение — тоже облом. Потому что рано или поздно придется умереть.

А сегодня двойной облом. Что не может не огорчать.

— А как ты меня нашел? — наконец вспомнила Юля. — Я же не писала, что…

— Понимаешь, час назад я болтал в одном чате. Вдруг появился посетитель и заявил, что он Бог. Сказал, будто утром наступит конец света, но у нас есть шанс доказать ему, что человечество имеет право на существование. Можно отправиться в любое место и время, чтобы найти смысл жизни. Но затем вернуться и доложить. Появилась дверь, я зашел в нее и оказался здесь.

— То есть… ты… хотел спросить совета у меня? — нисколько не удивившись, спросила Юля.

— Нет. Просто захотел встретиться… Живьем.

Она опустила глаза, словно стесняясь. Конечно. Нехорошо обманывать.

— А ты гораздо симпатичней того, что на фотографии, — неожиданно сказала она, подняв голову. — Правда.

«Зато ты не гораздо».

— Я тебя таким примерно и представляла. А почему ты не мог поставить настоящую фотку?

— Потому что я жулик. Знакомлюсь с женщинами в Интернете, окручиваю, а затем прошу прислать мне денег на билет. Билет с Камчатки до Москвы стоит под тысячу долларов. Невелик навар, но если знакомых много… А у меня их много.

— Ты и меня хотел окрутить?

— Да.

— И почему не окрутил?

— Передумал…

Юля немного помолчала, затем негромко спросила:

— Я совсем не в твоем вкусе, да?

Признание Пилота она истолковала по-своему. По-женски.

Он повнимательнее посмотрел на нее:

— Ну не то чтобы…

— Но не Кристина, — подсказала она.

— Типа того.

Он решил, что лучше не притворяться. Какой смысл?

— Да, — вздохнула Юля, — она красивая… Очень красивая.

Сверкнула молния, осветив шпиль Петропавловки. Забарабанили первые капли, пока еще не бронебойные.

— Знаешь, я в Париже под дождь попала. Прямо на набережной Сены. В деловом районе. Забрела, пока гуляла. И, как назло, вокруг ни одной кафешки, чтобы переждать, ни магазина. Одни офисы. И зонтика не было. Иду, мокну. Вдруг меня догоняет парень. Немного похож на молодого Джо Дассена… И раскрывает надо мной зонт. Причем только надо мной. Сам под него не вставал, держал на вытянутой руке и мок. Так мы и шли, пока дождь не кончился. Потом что-то сказал и убежал. Знаешь, чего мне больше всего тогда хотелось?…

— Ну?

— Чтобы дождь не кончался… — Она повернула ладонь к небу. — А сейчас, чтобы он не начинался…

— Почему?

— Потому что это хороший повод уйти… Разве не так?

Пилот посмотрел на небо. Грозовая туча радовала размерами. Да, повод отличный. Но почему-то, словно им управлял кто-то другой, он покачал головой:

— А тебе не хочется, чтобы я уходил?… Не волнуйся, я могу остаться. Время еще есть.

И, словно проверяя искренность намерений, кто-то сверху включил воду на полную мощь.

Но они остались на ящиках. А Юля продолжала рассказ о Париже. В этом что-то было. Ночь, гроза, пивные ящики, Париж.

— Гляди заболеешь, — прервал ее Пилот, почувствовав озноб.

— Какая разница? Ведь твой бог сказал, что утро не наступит.

— А если он передумает?

— Простуда не смертельная болезнь. «Террафлю», «колдрекс», «Для нос», наконец. Аптека рядом. И потом… С чего ему передумывать? Ты разве доказал, что мы достойны жизни? Ты нашел смысл?

— Пока нет… А что бы ты ему ответила?

— Не знаю… Может, рассказала бы про нашу соседку. Она детский врач. Ей девяносто три. Что в таком возрасте надо человеку? Наверное, уже ничего. А она каждое утро ходит в свою поликлинику, чтобы лечить совершенно незнакомых детей. И завтра собирается пойти. У нее есть деньги, ей не нужно зарабатывать, но она ходит… А может… Ничего бы не отвечала… Потому что это полнейшая глупость. Искать смысл жизни вместо того, чтобы жить. Дурак твой бог.

Из подсобки второй раз высунулась официантка:

— Юль, ну кончай болтать! Посуды нет!

— Сама помой, не развалишься! — ответил за Юлю Пилот.

— Мне за это не платят!

Нет, с ним явно что-то не то. Вписывается за особу, которая его, по большому счету, провела. Вместо того чтобы сказать ей пару ласковых или просто уйти. А он сидит тут, мокнет под дождем, разговоры разговаривает. Может, она гипнозом владеет?

— Я пойду, — она поднялась с ящика, — за меня действительно никто не вымоет — они и так там зашиваются, самое горячее время. Видимо, сейчас в этом мой смысл.

— Погоди… Ты это, Юль… Извини…

— За что? Все равно я ни на что не надеялась… Я же знаю, что вам всем надо.

Последнее предложение было сказано без малейшего упрека или усмешки. А с какой-то искренней заботой и сочувствием в голосе.

— Улетай… Мне было интересно с тобой переписываться. Пока, Юра. Вернее, прощай. — Отойдя на несколько шагов, она остановилась, обернулась и грустно улыбнулась. — Передавай своему богу привет. И попроси, чтобы он не убивал нас… Даже если вы ничего не сможете доказать.

Она скрылась за дверью. Пилот остался на ящике.

Что-то замкнуло внутри. И даже выйди сейчас Кристина и предложи бархатные ласки, он бы, наверное, отказался. Что, что с ним произошло?

Первый раз живьем увидел то, что всегда оставалось за кадром? Или просто жалко стало?…

Погоди, а за что, собственно, ее жалеть? Она что, рассчитывала, что он подхватит ее на руки, признается в любви и увезет на бригантине с алыми парусами? Ага, сейчас, побежал… Нечего чужие фотографии ставить, коль своя не глянец. Так что, девочка, никаких обид… Мой посудку и радуйся, что по шее не схлопотала за подобные фокусы.

Приободренный этой мыслью, Пилот вскочил с ящика и устремился назад, в «Убежище». На стойке ждал недопитый стакан, а вокруг женщины, жаждущие любви. Жаль, олимпийка промокла. Придется остаться в футболке. Но в данном заведении это не грех.