Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный

Однако эти правленые страницы не идут ни в какое сравнение с теми, что в начале «Тихого Дона» с зачеркнутыми абзацами, густой правкой, записями на полях. Единственная пометка, встречающаяся на 73 странице, – «Нов. стр.», то есть новая строка, относится к словам: «Встает же хлеб, потравленный скотиной». Перед ними Шолохов поставил также большой корректорский знак начала абзаца. В целом же глава подверглась минимальной правке, и можно сказать, что текст 21 главы рукописи относится к тексту беловика один к одному.

Заключительные главы, начиная с 22 (XXI), посвящаются свадьбе.

«За невестою в поезжанье нарядили четыре пароконных подводы: две мелеховских, две выпрошенных на свадьбу у соседей. Наряженные по-праздничному люди толпились во дворе возле бричек». Этот текст начинает 70 страницу. Уточнение – чьи лошади – позднее автор убрал…

Романист чувствовал себя как рыба в воде, в родной стихии. Он описывал то, что видел с ранних лет множество раз, что запомнил с детства в мельчайших подробностях. Прав историк С.Н. Семанов, автор уже упоминавшейся монографии ««Тихий Дон» – литература и история», когда утверждает: «Кропотливая работа автора «Тихого Дона» над сбором исторического материала безусловна и очевидна, однако объяснение беспримерного по глубине историзма шолоховского романа-эпопеи следует искать в биографии писателя» (выделено мной. – Л.К.).

Поезжанье, скачку на лошадях к невесте, состязание в остроумии свашки и дружка, обряд выкупа невесты, праздничный обед у ее родителей – все это и многие другие слагаемые свадебного ритуала, яркого театрализованного народного действа, писатель знал так, что ему мог бы позавидовать любой этнограф Дона.

«Когда выходили из-за стола, кто-то, дыша взваром и сытой окисью пшеничного хлеба, нагнулся над ними, всыпал за голенище сапога горсть пшена. Всю обратную дорогу пшено терло ногу, тугой ожерелок рубахи душил горло, и Григорий с холодной отчаянной злобой шептал про себя короткие и длинные ругательства» – это последние фразы рукописной главы, похожие и не похожие на последние строчки, публикуемые теперь. Точно также, редактируя, переписывая роман позднее, изменил, уточнил, дополнил, сократил писатель и многое другое.

Обозначив в середине 73 страницы новую главу – 23, Шолохов продолжал картину свадьбы, но теперь она описывается в доме Мелеховых. И вот именно здесь в рукописи происходят два важных изменения, которые потребуют от автора правки во всех предыдущих написанных к тому времени главах.

Во-первых, Мелеховых из станицы переселяют в хутор.

Во-вторых, отец Григория Мелехова отныне называется Пантелеем Прокофьевичем.

«Передохнувшие у Коршуновых во дворе лошади, добирая до хутора, шли из последних сил (Коршуновы, как видим, еще не стали однохуторянами Мелеховых, иначе бы передохнувшим лошадям не было бы так трудно домчаться от них к дому жениха. – Л.К.). На ременных шлеях, стекая, клубилась пена, дышали с короткими хрипами. Подвыпившие кучера гнали безжалостно. Солнце свернуло с полудня – прискакали в хутор.

Пантелей Прокофьевич, блистая чернью выложенной серебром бороды, держал икону божьей матери. Ильинична стояла рядом, и каменно застыли тонкие ее губы. Григорий с Натальей подошли под благословение, засыпанные винным хмелем и зернами пшеницы». Итак, местожительство Мелеховых определено: хутор. Однако название еще не найдено!

Перечитывая эпизод – венчание Григория в церкви, где «мельтешились Дуняшкины глаза, чьи-то как будто знакомые и незнакомые лица», Шолохов на полях 74 страницы принимает решение: «Упомянуть про Степана». Но так и не упомянул о нем ни в этой главе, ни в последующей… Аксинью, однако, упомянул…

Заканчивая картину венчания и вместе с ней всю главу, Шолохов намеревался поставить последнюю точку и первой части.

«…Держа в своей руке шершавую крупную руку Натальи, Григорий вышел на паперть. Кто-то нахлобучил ему на голову картуз. Пахнуло в легкие полынным теплым ветерком с юга, из захолодавшей степи влагой шагавшей из-за Дона ночи. Где-то за бугром сине вилась молния, находил дождь, а за белой оградой, сливаясь с гулом голосов, зазывно и нежно позванивали бубенцы на переступавших с ноги на ногу лошадях».

Вслед за этими строчками Шолохов ставит цифру – 24. Садится и создает короткую главу, полагая, что тем самым закончит всю первую часть «Тихого Дона». Перед ним на столе 75 страница…

В этой главе описывается первая брачная ночь молодых.

Уложился в одну страницу, перенеся на 76-ю всего четыре строки…

Вот она эта, никому пока не известная глава.

«Гуляли четыре дня. Вызванивали стекла мелеховских куреней от песенного зыка, пляса, рева. Дарья, похудевшая и желтая, прогуляв ночь, чуть свет вскакивала к печке, стряпала, гоняла качавшуюся от недосыпанья Дуняшку. У крыльца валялись перья зарезанных кур и уток, неметеный двор зеленел раскиданными объедьями сена, наскоро выдоенные коровы уходили в табун, покачивая тугими вымями. Пахло в комнатах мелеховских куреней перегорелой водкой, табаком, спертым человечьим духом.

Григорий в первую ночь проснулся на заре. В ставенную щель сукровицей сочился окровяненный зарею свет. На подушке, разметав косы, спала Наталья. Руки закинуты выше головы, подмышками в впадинах рыжие («наивные» зачеркнуто. – Л.К.) курчавые волоски. Ноги под одеялом скрещены крепко-накрепко («как с вечера» зачеркнуто. – Л. К.), изредка стонает.

Григорий вспомнил, как просила она не трогать ее, сыпала, захлебываясь, скороговоркой жалкие, тусклые слова, плакала; и отчего-то искрой на ветру угасла радость.

Не было прежнего самодовольства, как раньше, когда силком овладевал где-нибудь на гумне или в леваде облюбованной и заманенной туда девкой. Вспомнилось: в прошлом году на молотьбе приглянулась ему поденная работница девка. Манил ехать в степь за хлебом.

– Поедем («Фрося» зачеркнуто. – Л.К.), Нюрушка.

– Не поеду с тобой.

– А што?

– Безобразишь дюже…

– Не буду, ей-богу!

– Отвяжись, а то отцу докажу.

Подстерег, когда спала в амбаре одна, пришел. Нюрка вскочила, забилась в угол. Тронул рукой – завизжала хрипло и дико. Сбил с ног подножкой, побаловался и ушел. Испортил девку почином. С той поры стали ходить к ней хуторские ребята, друг другу рассказывали, смеялись. Подговорил Гришка Митьку Коршунова как-то вечером, увели за гумно Нюрку, избили и завязали над головой подол юбки. Ходила девка до зари, душилась в крике, каталась по земле и вновь вставала, шла, натыкалась на гуменные плетни, падая в канавы… Развязал ее ехавший с мельницы старик. Хуторские все глаза Нюрке просмеяли. Пускай, мол, подошлет Нюркина мать сватов. Смеялся Гришка над тогдашней своей проделкой, а теперь вспомнил («доверчивые» зачеркнуто. – Л.К.) ласковые на выкате Нюркины глаза и заворочался на кровати, до боли хлестнутый стыдом».

Затем поставил автор, как ему тогда казалось, последнюю точку в первой части «Тихого Дона». Это подтверждают авторские слова ниже:

«Часть вторая

1.»

Но дальше писать не стал. Страница, не в пример другим, чистая.

Вернемся к 24 главе, так и не ставшей последней, более того, вообще исключенной из романа. Михаил Шолохов размышлял, как с ней поступить, внизу на полях главы сделал пометку: «Перенести?». Но куда – так и не решил.

На этой же 76 странице, вверху, на полях, есть еще одна шолоховская запись карандашом: «Дать гульбу, «баклановцев», параллель – молодежь и рассказ деда Гришаки».

Даты на 76 странице, где заканчивалась первоначально первая часть «Тихого Дона», нет. Но мы можем утверждать, что закончена она была в первой половине декабря 1926 года. За 20 дней ноября автор написал свыше 50 страниц. Никакие внешние обстоятельства от рабочего стола тогда его не отрывали, в полной тайне от литературного мира сочинял он роман, создавая по нескольку страниц в день.

Тогда же, в ноябре, появились первые главы второй части «Тихого Дона».

В декабре 1926 года и в январе-феврале 1927 Михаил Шолохов сочинял вторую часть «Тихого Дона». После этого в марте приступает к редактированию первой и второй части, их переработке.

В процессе этой работы он и исполнил данное самому себе поручение: «Дать гульбу, «баклановцев», параллель – молодежь и рассказ деда Гришаки».

Что это случилось именно в марте, доказывает еще одна авторская дата, которую сохранила «Вставная глава к гл. 24».

Так озаглавил писатель шесть страниц рукописи с первоначальной нумерацией 77–82.

Вот ее начало:

«Коршуновы прикатили на щегольской в узорах бричке уже после того, как молодых привели из церкви. Протрезвевший Петро часто выбегал за ворота, вглядывался вдоль улицы, но серая дорога, промороженная игольчатыми зарослями колючек, не стонала немым гулом под тяжестью лошадиных копыт и бричек на железных ходах. Улица была безлюдна и скучна. Петро проводил взгляд за Дон. Там приметно желтел лес и вызревший махорчатый камыш устало гнулся над озерной осокой…».