Желтые небеса - Антон Орлов

Морщась, Мартин попытался выпрямиться и оценить обстановку. Натужно урчат моторы, мир за лобовым стеклом неподвижен и перекошен. Наклон – почти сорок пять градусов. Канава все-таки взяла свое.

Глава 19

– Вы меня сами спровоцировали! – угрюмая, с ног до головы перемазанная грязью Мадина всем весом навалилась на лопату, вдавливая лезвие в вязкую неподатливую почву. – Никогда бы не подумала, что вы способны ударить женщину! У меня только-только прошли келмацкие синяки, и тут вы меня бьете как последний келмак. Скула опять распухла, я ужасно выгляжу…

– Если б олигархи узнали, кто вы такая, вы бы сейчас выглядели еще хуже, – утешил ее Мартин.

Такой же грязный, он тоже копал, ни на секунду не останавливаясь для передышки. У него дело спорилось быстрее.

– Жаль, видеокамеры нет, – проворчал он. – Я бы снялся на память с багровым ухом.

– Хотите высудить у меня компенсацию? – сердито прищурилась Мадина.

– Да нет. Я же сказал – на память. Мне не каждый день случается получать по уху от непримиримых противников насилия.

– Это из-за вас я отступила от своих принципов. – Мадина вздохнула, со стоном нажимая на лопату. – С кем поведешься… Я первый и единственный раз в жизни ударила человека, и спровоцировали меня вы!

– У меня не было выбора. Как спасатель, я должен вытащить вас с Кадма живьем, это моя работа.

– А я не могла иначе, это вы понимаете? Раньше я обличала денорских олигархов на митингах, в сети, в телеинтервью, но никогда не встречалась с ними лицом к лицу. Вчера мне представилась возможность бросить в их кровожадные морды все, что я думаю, и тут вклинились вы. Спасатель! – она передразнила его интонацию. – Вы же такой крутой, неужели вы их испугались?

– Я один, а их много. И у каждого из них боевая подготовка на том же уровне, как у меня. Это, во-первых. А во-вторых, я с ними не ссорился.

– Да вы просто-напросто конформист! – Мадина презрительно тряхнула головой.

– Живой конформист, – буркнул Мартин.

Некоторое время они трудились молча, остервенело вонзая лопаты в землю и швыряя в канаву осклизлые комья. Как будто соревновались. Потом Мадина выпрямилась, убрала за ухо упавшую на лоб мокрую прядь, глянула на свои ладони и прошептала:

– Ну вот, кровавые мозоли… Выкапываем машину лопатами, как первобытные люди! Неужели другого способа нет? Сотимара, что делают в Чадоре, если машина вот так застряла? – она повернулась к фаянийцу.

Сотимару, как больного, от земляных работ освободили. Он сидел возле гребня, примостившись на каменном выступе. Вчера вечером и сегодня утром ему давали отвар из ивьяпа, сыпь после этого почти исчезла, температура понизилась до тридцати семи. Его немного знобило, он зябко кутался в легкий шелковый плащ.

– Запрягают кулума, показывают ему кусок сахара, и он вытаскивает машину из кювета, – откликнулся Сотимара. – На всех наших автомобилях приделаны по бокам специальные скобы для упряжи.

– Гениально! – оценил Мартин. – Жаль, у нас нет кулума…

С неба, затянутого от края до края творожистой облачной массой, опять начало капать. Дождь зарядил с вечера, из-за чего почва раскисла, и бронекар увяз еще глубже. В Чернаре ночью творилось что-то неладное: с юга доносились странные завывания и треск, земля несколько раз содрогнулась. Мартин предположил, что эти явления как-то связаны с Х-объектом, на который наткнулись они с Мадиной.

– Не руки, а сплошной волдырь, – она измученно оперлась о лопату.

– Я же советовал вам надеть перчатки.

– В Келму ваши советы!

Мартин не стал огрызаться. Близились сумерки, он хотел освободить бронекар до наступления темноты. Сейчас машину подпирал домкрат. Три сдвоенных левых колеса стояли на свежей насыпи, четвертое, переднее, все еще висело над пустотой. По ту сторону канавы, на расчищенном от воронкообразных растений участке, Мартин раз за разом вгонял лопату в землю, и насыпь росла. Землю пронизывали корни, в ней шевелились составленные из блестящих сегментов личинки, недовольные переселением. Еще чуть-чуть – и можно будет убирать домкрат.

– Паад! – позвал Сотимара. – Паад! Ее что-то слишком долго нет!

– Кого нет?

– Госпожи Милаус.

– Какого черта?

– Боюсь, это я виноват. Она присела отдохнуть рядом со мной, а я случайно расстроил ее разговором, и она ушла за скалу, – придерживая у горла складки плаща, фаяниец компульсивно моргал. Похоже, у него опять подскочила температура. – Я не знал, что эта вполне пристойная тема будет ей неприятна.

– Какая еще тема?

– Реинкарнация. Мне пришло в голову, что «видения смерти» – это картины наших прежних смертей, и в магических снах мы видим эпизоды из наших прошлых жизней. Я сказал ей об этом. Госпожа Милаус вдруг заволновалась, расплакалась и начала ругаться… как она обычно ругается, сказала, что все это ерунда, что она в это не верит, потом вскочила и ушла. Я не хотел ее расстроить…

– Ясно, – воткнув лопату в землю, процедил Мартин.

Копая, он машинально фиксировал окружающие звуки – на предмет опасности, – но к их разговору не прислушивался. Он был до мозга костей реалист, мистика его не интересовала.

– Сотимара, идите в машину. Не беспокойтесь, я найду ее. Дверцу я запру. Если что, вы сможете открыть изнутри, но лучше не открывайте. Чтоб еще и вас искать не пришлось… Если появятся дикари, наплюйте на них – в бронекаре вы как в крепости. Если появятся другие инопланетяне, скажите им, что вы вместе с Паадом. Это если я задержусь… И выпейте свой отвар.

Забросив лопаты в кабину, он захлопнул дверцу. Оружие при нем – меч, гранаты, пистолет в кобуре. Обогнув скалу, Мартин огляделся. На раскисшей земле отпечатались следы келмацких сапожек с подковами на каблучках, но дальше, среди высокой намокшей травы, они терялись. Ага, вот здесь кто-то прошел, трава примята… Высматривая малейшие зацепки, Мартин двигался по следу; внезапно каменные гребни впереди расступились, и открылось ничем не загроможденное пространство – лиловато-зеленая равнина, рассеченная поперек широкой бурой полосой, плавно заворачивающей на север. Купеческий тракт. Оказывается, до него гораздо ближе, чем Мартин предполагал. На севере, у горизонта, еле намечались какие-то полупрозрачные контуры. Это уже Канамор, почти невидимый из-за дождя и тумана. А Мадины нигде нет.

– Мадина! – выйдя на равнину, во всю глотку заорал Мартин.

Дождь поглотил эхо.

– Мадина!

– Я здесь! – донеслось откуда-то сбоку, из-за гребней.

Почему-то Мадина ответила по-чадорийски, а не на импере… Непонятно. Он замер, определяя направление, потом вытащил пистолет и двинулся в ту сторону.

Гребни кое-где смыкались друг с другом – каменный лабиринт с несметным множеством тупиков. Мартин перемещался бесшумно, держа палец на спусковом крючке. Вокруг тихо шелестел теплый дождь.

– Я здесь!

Определенно, ее голос. Совсем близко. Он начал огибать серый с кварцевыми прожилками гребень, похожий на задремавшего кулума.

– Стой!

Другой голос, мужской. Он прозвучал сверху. Мартин отпрыгнул в сторону.

– Стой! – новый окрик по-чадорийски. – Не шевелись или мы убьем твою женщину! Брось оружие! Эй, сука, скажи ему!

– Мартин, они меня убьют! – крикнула Мадина. – А-а…

– Мой парень перережет ей глотку, – сообщил мужской голос. – Стой на месте, оружие на землю!

Говорили сверху. С гребня. Мартин не спешил выполнять требование. Мадина опять сдавленно закричала.

– Иди налево, к серому камню, или мы ее прирежем! Наверх не смотри!

Мартин не спеша двинулся в указанном направлении. Что-то шлепнулось на землю у его ног, в ноздри ударил густой обжигающий аромат. Наркотическая бомба. А он без респиратора… От брошенного в голову камня он все-таки успел уклониться, но наркотик уже подействовал, его реакция замедлилась, и второй камень попал в цель.

Он оценивал обстановку, глядя из-под еле приоткрытых век: деревянная комната, освещенная тусклой масляной лампой, за дверным проемом – еще одна комната, смежная, там свет поярче. Маленькие окошки-бойницы затянуты грязной марлей, снаружи – чернота. Пока он был в отключке, наступила ночь. В соседней комнате звучала чадорийская речь: ругань, похвальба, визгливый женский смех. Там шла пьянка. Мартин лежал на замусоренном полу, на запястьях и щиколотках – стальные оковы отнюдь не кадмийского производства. Вероятно, бандиты приобрели их в Эгтемеосе. Плохо. Если б его просто связали, он бы в два счета освободился… Сапоги, безрукавка, меч и пояс с кобурой исчезли. Шорты остались на нем. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он открыл глаза пошире и осмотрелся. Чуть поодаль лежала Мадина, полностью обнаженная, руки связаны. Лица не видно. Время от времени она вздрагивала всем телом. По крайней мере живая. Пол заплеван и замусорен: объедки, обрывки газет, окровавленные бинты, треснувший стеклянный корпус для масляной лампы, какое-то застиранное тряпье. Видимо, хозяевам этой берлоги не приходило в голову, что помойку можно бы устроить и снаружи. Вдоль стен громоздились испачканные мешки, стояли штабелем грязные деревянные ящики. Склад. Мадина тихо застонала.