Герои Гражданской войны - Теодор Гладков

Что ж, урок пошел впрок. Так рождалась тактика борьбы с танками, оправдавшая себя не раз много лет спустя на полях Великой Отечественной войны.

Каховка выстояла. Руки Врангеля были связаны. Мечту прорваться на север пришлось оставить. Фактически он снова оказался закупоренным в «крымскую бутылку». Каховка стала легендой. О ней до сих пор поют песни. Потому что…

«…Каховка — это изумительное сочетание выдержки, хладнокровия и спокойствия со страстной отвагой и героизмом отдельных людей и целых частей…

Где-то около Черненьки есть братская могила. В ней — бойцы целого полка Латышской дивизии. Они умерли так, как умирают герои.

Погиб смелый ударник гражданской войны питерский пролетарий Солодухин, начдив-15. Окруженный белыми, он сделал все, что мог сделать настоящий боец-революционер: он во главе кучки войск бросился в последнюю атаку.

Погиб храбрый командир латышского полка Лацис — большевик-пролетарий, перешедший с комиссарской работы на командную.

Сложили свои головы тысячи замечательных бойцов пролетарской революции, отстаивая Каховку как ворота для дальнейших побед Красной Армии.

Слава им, погибшим за дело рабочего класса!»

Для успешного осуществления плана командования под Каховкой требовался не просто талантливый военачальник. Это должен был быть человек несгибаемой воли, выдержки и упорства, человек, который бы беспредельно верил в своих бойцов и в которого так же беспредельно верили и они. Это значит, что для этого нужен был человек, в которого беспредельно бы верила партия. Именно такого человека она имела в лице двадцатипятилетнего солдата Роберта Эйдемана.

Отсюда, с Каховки, пошли потом на Перекоп красные полки на окончательный разгром Врангеля…

Перевалило к осени жаркое на Украине лето. Неспокойное то было лето. То и дело из-за кордона налетали банды.

Сам черт не разберет, под каким хозяином они ходили. Обманывать было некого — для селян они стали просто грабителями. Не верил в их правду никто. Верили лишь в правду ленинскую.

Заметался по степям и лесам сам гуляй-польский «батька» — Нестор Махно.

Горстка не горстка, но были у «батьки» под рукой еще верные клинки, хотя и понимал, что игру с ними уже не выиграешь. Ни дня, ни ночи спокойной. От одной погони уйдешь, другая навалится. Раньше фронты спасали — порой не до Махно было красным. Нет теперь фронтов, кроме внутреннего — его, Махно, и других бандюг помельче.

— С Махно — покончить.

Так приказал Фрунзе, командующий войсками

Украины и Крыма. Непосредственное руководство операциями поручено Роберту Эйдеману.

…Как ни неистовствовала махновщина, судьба ее была уже решена. Революция вынесла ей смертный приговор и поручила привести его в исполнение красным войскам Украины, руководимым Фрунзе и Эйдеманом.

Долго гонялись за бандой червонные казаки корпуса Виталия Примакова. Что ни день — рубка, отчаянная, насмерть. Наконец схлестнулись в решающем жестоком бою под Беседовкой и Грилевкой на Полтавщине махновцы и червонные казаки из бригады Петра Григорьева. В решающий момент боя сам Махно вылетел с тачанками — разметали картечью. И снова атака. Конница сшиблась с конницей. И в строю червонных казаков — Роберт Эйдеман. Много бандитских голов посекли в тот день. Не пощадили никого. Лишь сам Махно, окруженный кучкой приближенных, вырвался из смертельного кольца, чтобы найти смерть на скамье парижского бульвара. Проломил патлатую атаманскую голову бутылкой бывший дружок…

Обозы, пулеметы, снаряжение — все досталось червонным казакам. Черное махновское знамя сам сдернул с пробитого пулей древка Роберт Петрович Эйдеман…

За Махно следом вырубили и другие банды.

И только тогда окончилась для сына народного учителя из Леясциеме гражданская война. Рожденный писать стихи, он встретил пору зрелости красным генералом.

Потому что:

…Когда б я жил одной душой поэта…Но я живу большой судьбой бойца,Идущего в гражданскую войнуНа Украине, Волге, на Дону…*

Потом была работа, упорная, беззаветная, целеустремленная — по строительству Советских Вооруженных Сил. Он возвращается туда же, где начался его боевой путь красного командира, на этот раз — командующим Сибирским военным округом. Возвращается в Москву и семь лет подряд руководит кузницей кадров советских командиров — Военной академией имени М. В. Фрунзе. И пять лет руководит работой Центрального Совета Осоавиахима. Роберт Петрович Эйдеман — член ВЦИК нескольких созывов и ЦИК СССР, член Реввоенсовета СССР. Одновременно— главный редактор «Советской военной энциклопедии», редактор журнала «Война и революция», автор многих работ на военные и военно-исторические темы. По-прежнему пишет стихи, повести, рассказы, очерки Участвует в работе первого писательского съезда страны. Он член правления Союза советских писателей и председатель его Литсекции.

«…Все же — не хочу я умереть в кровати.

Я хочу еще участвовать в тех боях, которые, без сомнения, еще предстоят нам, пока красное знамя не расцветет победою над всем миром…

Замечательное наше время, мой друг!..

Как коротка, слишком коротка была до сих пор человеческая жизнь!

С криком приходил человек в этот мир, чтобы уже с молоком матери всосать болезни и смерть. Одни умирали с голоду, другие от беспутства, и в конце концов все так или иначе страдали от неорганизованной, несправедливой жизни. При социализме человек будет жить долго, счастливо, и когда, наконец, его сердце устанет от долгих, мудрых и светлых лет, он расстанется с жизнью с таким же удовлетворением, с каким мы в годы войны, поев досыта, отодвигали в сторону пустые котелки.

При мысли обо всем этом мне всегда становится тепло и хорошо…»*

9 мая 1945 года, в День Победы, Роберту Эйдеману исполнилось бы 50 лет.

Но его не стало в тридцать седьмом.

ТЕОДОР ГЛАДКОВ

ВАСИЛИЙ ЧАПАЕВ

Казарменный двор 138-го запасного пехотного полка был полон народу. Послушать видного оратора хотелось всем — не каждый же день залетает к солдатам такая важная птица.

Оратор — правый эсер — уже больше часа агитировал за войну до победного конца, за доверие Временному правительству. Говорил складно, гладко — слово к слову, как кирпичики, клал. Солдаты слушали молча: с трудом перемалывали красивую речь эсера. Наконец стало невмоготу.

— Хватит! Кончай! — понеслось над толпой.

— Ча-а-паева хо-тим!

Оратор продолжал говорить, его не слушали. Криками заставили убраться. На его место поднялся невысокий, щуплый на вид, однако стройный, подтянутый фельдфебель. Заговорил не громко, но резко, со злостью.