Очертание тьмы - Сергей Малицкий

В ворота, от которых почему-то воняло тиной и какой-то тухлятиной, Клоксу пришлось стучать долго. Ему даже показалось, что он слышит стон, тяжелое дыхание и даже чуть слышное рычание за ними. Впрочем, в последнем не было ничего удивительного, собаки в замке имелись. Даже в Тимпале герцог Диус был известен любовью к охоте с собаками. Доходили слухи, что случалось ему затравливать собаками бродяг, но судью Священного Двора никак нельзя было спутать с бродягой. И все же герцогу следовало бы настроить слуг на добросовестное служение; или же надо таран подгонять к воротам?

Тарана у Клокса не было, зато упрямства хватало, и он продолжал бы стучать до вечера – не возвращаться же в цитадель, – но из бойницы, локтях в тридцати над дверью, показалась голова заспанного стражника, и недовольный голос осведомился, какого демона нужно кому-то у дверей, которыми никто не пользуется?

– Судья Священного Двора Вседержателя требует аудиенции у герцога Диуса! – крикнул срывающимся от раздражения голосом Клокс. – У меня к нему безотлагательное дело!

– Ишь ты… – удивленно протянул голос. – Требует… Безотлагательное… Нет герцога в замке. Он на охоте! Вернется только после полудня.

– Полдень уже! – снова ударил ногой в ворота Клокс. – Я подожду! Открывай!

– Никак нельзя… – пробормотала голова, но перед тем, как скрыться, посоветовала: – Нет здесь хода, а если перебраться по уступочке к главным воротам, то там будет и ход, и почтение, и все остальное.

Клокс посмотрел влево и понял, о какой уступочке говорила голова. Сложенный из массивных глыб известняка фундамент замка обрывался на высоте полдюжины локтей над речным обрывом и, переходя в серую стену, оставлял косой выступ шириной меньше локтя, огибая им и башню, и последующую за ней стену. Идти по нему можно было только боком, прижавшись спиной или животом к стене.

Клокс оглянулся. Мост за спиной безмятежно горбатил узкую спину, но возвращаться не хотелось. И не из‑за недоуменного взгляда стражника и необходимости стучать в дверь, заставляя оборачиваться народ со всей площади, а из‑за самого себя. Теперь уже Клоксу не хотелось затягивать завершение этого дела, его следовало ускорить изо всех сил. Ускорить и завершить. Поэтому он перебрался через ограждение, встал на выступ, прижался спиной к согретому осенним солнцем камню и медленно двинулся к главным воротам, сожалея лишь о том времени, когда он сам еще бегал по улицам босиком и счел бы подобное приключение счастьем. Путь оказался нелегким. Места для ног хватало, но уступ имел небольшой скос наружу, вдобавок кое-где в основании стены зияли обломы, отчего пару раз Клоксу удавалось найти опору только для пяток и из‑за чего он начинал цепляться пальцами за стену, выискивая щели и выступы. Так что, добравшись до главных ворот, он взмок как после дня тяжкой работы. Тем более что только у главных ворот Клокс понял, что никакого другого способа спуститься вниз, кроме как прыгнуть с высоты в полтора человеческих роста, у него нет. Каким-то чудом судье удалось повернуться, вторым чудом – оказаться на этом же выступе на коленях, но третьего чуда не случилось, и, обдирая не только те же колени, локти и пальцы, но и подбородок, он почти упал со стены, сполз на животе по шершавым камням уж точно.

«Дурак, – подумал Клокс, поднимаясь и ощупывая себя. – Какой же дурак. Судьей захотел стать? Ты и защитником был никудышным, а уж судьей… А ведь мог остаться ключником при Священном Дворе. Наверное, уже и женушку заимел бы, и детишек. Не захотел. Ну что же, расхлебывай. Недолго осталось. Если удастся уломать герцога – завтра же домой, завтра».

Раздражение чуть спало, когда, отряхнувшись, Клокс вышел к главным воротам. Они не только оказались открыты, но и, к удовлетворению Клокса, его ожидал там худой человек в котто из дорогой ткани, явно кто-то из вельмож Диуса. У него были впалые щеки, пронзительный взгляд, платок, который закутывал его шею под самый подбородок, и тяжелый, обитый медью посох в руке. На какое-то мгновение Клоксу показалось, что незнакомец околдовывает его, прощупывает чарами, но это ощущение тут же исчезло. Вместо колдовства незнакомец низко поклонился и, радостно улыбаясь, подхватил Клокса под руку и повел внутрь замка, щебеча как весенняя птаха:

– Великая честь, судья Клокс, великая честь. Не только для меня, скромного служителя королевского дома Сиуина, помощника его высочества герцога Диуса, но и для самого герцога. Мое имя – Нэмхэйд, дорогой судья. Запомните его, я буду рад служить вам. Как вы знаете, полагаю, герцог Диус сейчас на охоте. Но он должен скоро вернуться и обязательно примет вас. Но пока он еще не вернулся, позвольте мне позаботиться о вас. Надеюсь, вы не откажетесь от кувшинчика лучшего вина, сладостей, копченого мяса и замечательного фионского сыра? Знаете, у каждого королевства есть повод для гордости, и если он заключается в отличном сыре, то сырный повод ничем не хуже любого другого. Вот возьмите тот же Снокис. Где вы еще сможете приобрести речную рыбу столь изумительной засолки?

Нэмхэйд продолжал говорить еще что-то, но Клокс его не слушал. Он вертел головой и уже по прежней привычке, оставшейся с его службы при судье Эгриче защитником, отмечал, что замок, верно из‑за чрезмерной толщины стен и основательности башни, – невелик размером. Во внутреннем дворе и полсотни лошадей не поместишь, не то что дракона, который уж точно не сможет взлететь из этакого колодца, и на башню рассчитывать тоже не приходится, потому как хоть и нет на ней шпиля, но и она истончается на верхотуре до размеров дозорной вышки, а все входы в ней рассчитаны только для человека, и, значит, опять остается вопрос, где же прячется этот дракон, раздери его демон. Или же улетел он? Нет его уже? След простыл?

– Вот, – вел судью уже по лестнице Нэмхэйд. – Вот. Сюда. Сюда. Не обессудьте за крутизну ступеней и узость ходов. Однако крепость – это крепость, а не дворец. Отсюда и неудобство. Но ничего страшного. Зато смотрите, какое угощение! Вот сюда, садитесь. Ешьте, пейте. Как только появится герцог, тут же все и разрешим. Все вопросы. Все вопросы. Без исключения.

Нэмхэйд уже ушел, а его голос словно продолжал разноситься под темными сводами. И как будто легкий звон остался в голове. Все-таки старость давала о себе знать. И сердце покалывало. Клокс огляделся. Непостижимым образом он уже сидел на мягкой скамье, перед которой стоял заставленный яствами низенький столик. Чуть дальше высилось резное кресло, более всего напоминающее трон, но больше в сумрачном, не слишком хорошо освещенном падающими через узкие окна лучами света помещении ничего не было. Кое-где висели снокские круглые щиты, в дальнем углу в просмоленной бочке торчали алебарды, и все. Только две двери темнели в противоположных углах – слева, через которую Нэмхэйд завел Клокса, и справа. Между ними сияли осенним солнцем три высоких и узких окна, а за спиной… Клокс оглянулся. За спиной ничего не было, кроме деревянного щита, прибитого к стене, на котором углем было начерчено что-то вроде огромного колеса.